– Дорогая, ты сегодня какая-то стра-а-нная, – произносит он. – Ну рассказывай.
– Фил, ничего особенного, просто очередной роман, – я таинственно улыбаюсь.
– Опа, – удивляется он, – ты же вроде только вот страдала, аки мученица…
– Ммм… стерлось и быльем поросло. Я познакомилась с таким мачо, что даже не знаю, как и рассказать.
– Солнце мое, мачо все дурно пахнут, от них разит потом, и они еще редко моются. Ты про это?
Я расхохоталась.
– Нет, про другое. Только не удивляйся. Он садист. В прямом смысле слова. Занимается БДСМ-ными практиками. Я у него интервью брала, как у известного психолога.
– Мать, ты с какого дуба рухнула? Тебя кто-то головочкой об стенку приложил? – Фил смотрит на меня с беспокойством.
– Головочка у меня своя дурная, ты же знаешь, – отшучиваюсь я.
– Ой, вот только не надо мне тут ля-ля… Ты, наоборот, всегда такая правильная, мамашка и кормилица в одном лице, а тут понесло… Не боишься, что он что-нибудь не то сотворит?
– Пока не творил. Посмотрим.
– Он привязывает тебя и бьет кнутом?
– Фил, угомонись, все в порядке. Лучше расскажи, что у тебя.
– Угомонись-угомонись… Смотри какая… Ну ладно. Слу-ушай, я тут чувствовал себя дурак дураком. Короче, был у меня приятель, мы потом расстались и тут случайно встретились в клубе. Угар-мугар, виски-шмиски… Поехали к нему, я его чпокнул, все хорошо, все довольны. Утром расстались. Понятное дело, на работу, туда-сюда… Звоню ему через день, трубку не берет. Видел же, скотина, звонок. Мог бы перезвонить. Выдерживаю паузу. Не звонит. Я в шоке. А у него день рождения был вчера. Думаю, ну ладно. Позвоню-поздравлю, подарочек передам, духи, там, какие… Подходит к телефону. Я ему: «Дорогой, с днем рождения, всех благ, бла-бла, давай увидимся». Он мне отвечает: «Извини, не могу, работы много, даже сейчас поеду на деловую встречу». А я слышу, он там с кем-то ржет. Ну, попрощались, типа, и я стою как оплеванный и чувствую себя использованным. Я что, мальчик на одну ночь? Козел. Короче, давай выпьем. «За нас, умниц и красавиц!»
– Ох, Фил, сочувствую. Мне кажется, что козлов гораздо больше, увы.
– Смотри, вот я. И внешне так себе очень даже ничего, и работаю, на шее ни у кого не сижу, а вот поди ты…
– Фил, но у тебя же был Сержик. Любил тебя, хозяйственный такой, практически ручной, а ты им помыкал, как хотел, а потом и вовсе прогнал.
– Да, знаю, скотина я, что поделаешь…
– Вот и не гунди. Найдется еще, как ты говорил, любимая задница?
– Волосатая задница.
– Вот-вот…
– Устал я. Хочется тихой семейной жизни.
– Фил, какой семейной жизни? Посмотри на себя: ты чуть ли не каждую ночь в клубе! Тебя постоянно на приключения тянет.
– Кто бы говорил! На себя посмотри, мазохистка! Я тебе тут пробничков принес из новой коллекции духов, развлекайся.
– Ох, Фил, спасибо. Балуешь ты меня!
– Милая, ну кто-то же должен это делать! Короче, я бы на твоем месте поостерегся. Ты бы хоть поспрашивала кого о нем. Нарвешься потом, не дай бог.
– Не волнуйся. Если меня что-то будет напрягать, разузнаю. А пока я чувствую только вкус к жизни и радость. Я счастлива, правда…
Закрываю за Филом дверь, стягиваю мешающую ткань и пытаюсь снять веревки. Они с трудом, нехотя покидают мое тело. На коже остается витой след. В промежности все зудит от того, что веревки натерли нежную плоть. Кладу туда руку и чувствую горячую пульсацию. Мне больно трогать себя там, но наслаждение нарастает, и я все яростнее потираю клитор. Перед глазами туман. Падаю на колени, прямо на голый пол, разводя колени, и содрогаюсь в оргазме. Жалею, что Максима нет рядом… Я хочу продолжить, но не так, не одна, с ним.
Если задуматься, Фил не так уж не прав. Что меня ждет рядом с Максимом? Игры, секс, наслаждение болью, а дальше? Неужели это все, что мне нужно? Да, он умен, хорошо разбирается в психологии, но есть ли между нами что-то глубинно-общее? И нужно ли это мне? Может, стоит, как обычно, сказать себе: я подумаю об этом потом, завтра, как Скарлетт О'Хара, а сейчас буду наслаждаться тем, что имею? Да, пока так… Я устала думать, переживать, беспокоиться, страдать, мне необходимо наслаждение жизнью, во всех ее проявлениях. И его дает мне Максим. Я хочу, чтобы мои нервы вибрировали от счастья и адреналина, а не от очередной трагедии или предательства.
Личный дневник Максима
Я зачем-то рассказал ей о себе. Обычно я этого не делаю, но тут захотелось с ней поделиться. Может быть, я хочу, чтобы она увидела во мне не идола, не доминанта, а обычного человека? Нет-нет, я давлю на жалость, женщины так падки на того, кого нужно пожалеть и приласкать, кто даст шанс проявить материнский инстинкт. Это очередная ловушка для глупеньких ванильных потенциальных саб. Я даю советы, опекаю, но уже не уверен в том, что те слова, которые изрекаю, хотя бы на данный момент правдивы, вернее они правдивы, но насколько применимы здесь и сейчас, в данной ситуации? Я играю с ней, как хищник с добычей, но понимаю, что начинаю хотеть большего, вернее, обычного для всех людей. И это меня пугает. Придется слишком многое изменить, перестроить, возможно, снести все до фундамента, а потом начать строить снова, не будучи уверенным в том, что это вообще возможно. Я поддаюсь ее мечтам и сказкам, начинаю верить в ее видение мира, казавшееся мне утешительной легендой для слабых духом человечишек, тешащихся иллюзией. То здание, которое возводилось мной по кирпичику, все же оказалось на поверку эфемерным и непрочным. Вполне возможно, что у моего отца это получилось лучше, хотя я не могу назвать нашу семью идеалом. Я хочу дарить ей новые вкусы, ощущения в сексе, в познании мира и себя… И я хочу искушать, чтобы привязать к себе как можно крепче, чтобы стать для нее богом, смыслом жизни, ее единственной ценностью. Мне кажется, что отсутствие ласки в детстве породило во мне изначальное нежелание иметь семью. Об этом я ей не рассказал. Меня муштровали, заставляли стремиться быть достойным членом общества и семьи, очередным эталоном, но при этом не видели во мне ребенка, нуждающегося в простом человеческом тепле родных людей. Я понял, что лучше не рассказывать о своих слабостях и неудачах и переживать их одному, наедине с собой. Тогда никто о них не узнает, не осудит, не будет укорять и читать нотации. Я стремился быть безукоризненным. Помню, когда мне исполнилось шестнадцать, отец отвел меня к знакомой шлюхе, чтобы та научила меня всем премудростям. Он тогда сказал: «Чтобы ты не опозорился в первый раз». Я тогда гордился им и тем, что он для меня сделал, оказал внимание… А сейчас я думаю о том, что он лишил меня невинности, способности к чистой, непорочной любви, очарованности первыми отношениями и неумелыми ласками. Мое сердце ожесточилось, безоговорочно приняв отцову схему поведения с дамским полом, как единственно правильную. Кажущийся масштаб его личности подавлял меня, а авторитет не вызывал никакого сомнения… Я был среднестатистическим мальчиком, не имеющим не только права голоса, но и права на самостоятельные мысли и поступки, выдрессированной цирковой собачонкой, послушно исполняющей требуемые трюки. Теперь я вырос и вижу в нем не того человека, которым он казался раньше. Он стал ниже ростом, а его потуги выглядеть сильным порой вызывают мою усмешку, тщательно скрываемую от него, но не перестающую быть. Людям кажется, что он достоин уважения, как и моя мать, но я так не считаю. Они оба носят свои маски, давно приросшие не только к коже, но и к мясу, содрать которые уже нереально. Впрочем, мои слабости не увидит никто и никогда. Ладно, у меня большие планы на дальнейшее будущее, так что, вместо того чтобы терзать клавиатуру компьютера, я лучше займусь их претворением в жизнь.
Глава 11. Вальс на кресте
Мы едем на БДСМ-вечеринку на природе «Fishing». Две его сабочки сидят на заднем сиденье автомобиля, я – спереди. Максим сказал, что ожидается феерическое действо, но о подробностях умолчал. Я пытаюсь разглядеть девочек, искоса бросая взгляды назад, но удается плохо: простоватые провинциальные личики в боевой раскраске и стройные незатейливые фигурки в обтягивающих тело ширпотребовских нарядах – все, что могу рассмотреть. Они по-бабьи шутят между собой, о чем-то перешептываются и хихикают. Я любуюсь на проплывающий мимо пейзаж и, поглощенная ощущением ревности и предвкушением странного праздника, изредка отвечаю на реплики Максима. Новые маршруты моей жизни разительно отличаются от привычного залистанного и замусоленного романа будней.
Часа два езды на машине, и мы на месте. На поляне сколочен массивный деревянный помост для представлений, расставлены прожекторы, освещающие сцену, сюда даже пригнали настоящий подъемный кран, заплатив крановщику достаточно, чтобы он остался, несмотря на уникальность грядущей задачи. Чувствуется, что все друг друга знают, только я ощущаю себя несколько скованно, потому что я им чужая. На меня изредка бросают взгляды, кто-то подходит, здоровается с Максимом, вежливо знакомится, перебрасываясь парой фраз, но вскоре отходит в сторону. Вдалеке деловито кухарят рабы, приготавливая снедь к огромным накрытым столам – размах действительно колоссальный, ведь сюда приехало человек триста! Я не ожидала!
Разноперое общество выглядит по-разному. Кто-то одет в обычные сарафаны и шорты с майками, другие щеголяют ошейниками, трикселями на браслетах и футболках, третьи форсят более продуманными нарядами, присущими сообществу. Постепенно народ подтягивается к сцене, фанфары возвещают начало шоу.
Первым номером идет «Метание ножей». Полуобнаженная саба, тоненькая девушка лет восемнадцати на вид, в красном нижнем белье и ажурных чулках становится у заготовленного заранее фанерного щита, а длинноволосый татуированный мачо в черных брюках и майке начинает азартно метать вокруг нее ножи. Те ложатся ровным слоем в миллиметре от тела, сладострастно впиваясь в дерево, и скоро вся женская фигура оказывается в контуре лезвий. Она медленно делает два шага вперед и отходит в сторону, нервно облизывая губы. Зрители взрываются аплодисментами.