— Он мертв? — ужаснулся Джошуа, ощупью пробираясь в темноте.
— Не знаю, — отрывисто ответил сэр Николас. — Бери его за ноги и помоги вынести. Вот так!
Они вынесли свою ношу в освещенный лунным светом двор и положили на булыжники. Бовалле встал на колени и, расстегнув элегантный колет француза, нащупал сердце. Там была рана с ровными краями, глубокая и не оставляющая сомнений.
— Черт побери, я перестарался, — пробормотал Бовалле. — Вот дьявольщина! Но молодой предатель пытался меня убить. Что это?
В руках у него оказался шелковый сверток, который висел на шее у покойного.
— Откройте, — дрожа, посоветовал Джошуа. — Может быть, вы узнаете его имя.
— А что это мне даст, дурак? — Но сэр Николас взял пакет и сунул за пазуху. — Мы должны закопать его, Джошуа, и поскорее. Только тихо!
— Закопать! Вашей шпагой? — осведомился Джошуа. — Вот напасть! Нет, подождите! Я вспомнил, что в сарае есть инструменты.
Часом позже, когда с мрачной работой было покончено, сэр Николас, совершенно протрезвевший, тихо вернулся в гостиницу. Он слегка хмурился. Это не к добру, и дела пошли не так, как он планировал. Но кто мог подумать, что этот молодой болван так вероломно поступит с ним? Он молча поднялся в свою комнату и сел на кровать, пока Джошуа зажигал фонарь и ставил его на сундук.
Медленно вытерев шпагу, Бовалле вложил ее в ножны. Он вынул из-за пазухи сверток и кинжалом вспорол шелк. Внутри зашуршали листы бумаги. Бовалле поднес их к свету. Пробежав первый лист, он остановился на подписи. У него вырвалось восклицание, и он придвинул фонарь поближе. Сэр Николас держал в руках письмо от Гизов к королю Филиппу, но оно было почти полностью зашифровано.
Джошуа, вертевшийся возле него, рискнул задать вопрос:
— Что это, хозяин? Там есть его имя?
Теперь Бовалле рассматривал пропуск, заполненный прекрасным почерком.
— Мне кажется, мой Джошуа, что я убил отпрыска рода Гизов.
— Господи, сохрани мою душу! — произнес Джошуа. — Это нам что-нибудь дает, хозяин? Мы можем этим воспользоваться?
— Поскольку это письма к его католическому величеству, то, по-видимому, мы можем ими воспользоваться наилучшим образом, — ответил сэр Николас, снова изучавший первый лист. — Я немного разбираюсь в шифрах, так что, полагаю… — Он оторвался от бумаг. — Эй, плут, ложись-ка ты спать!
Когда через час Джошуа проснулся, он увидел, что сэр Николас все еще сидит возле сундука и внимательно изучает бумаги. Голова его была обвязана мокрой тряпкой — не мудрено, что она болит, подумал Джошуа. Он снова закрыл глаза и задремал.
Когда слуга проснулся, было позднее утро. На большой кровати спал сэр Николас, бумаг нигде не было видно. Джошуа тихо оделся, выскользнул из комнаты и спустился вниз. Он увидел обескураженного хозяина, громогласно поносившего молодого господина, который тихо исчез ночью, не расплатившись по счету. Джошуа искусно разыграл удивление, задал подходящие к случаю вопросы и выразил праведное негодование по поводу подобного поведения, вспомнив про себя о ночных трудах.
Вскоре послышался голос сэра Николаса, призывавшего своего слугу. Джошуа помчался по лестнице с подносом, на котором был завтрак для его господина.
Сэр Николас очнулся от сна и был бодр, как будто не просидел всю ночь, разбирая шифр. Глаза у него были ясные и незатуманенные, и только влажная тряпка, брошенная на пол, свидетельствовала о ночных занятиях.
Джошуа поставил поднос и вынул свежую рубашку для сэра Николаса.
— Знаете, хозяин, внизу кутерьма из-за того самого дельца. Куда ушел тот человек? Почему он ушел? Я-то, конечно, и не подумал отвечать, но сдается мне, что нам надо бы поскорее перебраться через границу.
— Как только я покончу с завтраком, — сказал Бовалле. — Посмотри, хорошо ли закрыта дверь. А теперь, плут, послушай-ка меня. — Он выпил вина и отломил кусок ржаного хлеба. — За ночь я стал шевалье Клод де Гиз, ты меня понял?
— Да, хозяин. Я же говорил, мы сможем воспользоваться этой историей.
— Наилучшим образом. Я не могу с точностью судить обо всех бумагах, к тому же одна из них крепко запечатана. Однако я разобрал достаточно, чтобы извлечь для себя пользу. Там слишком высокие материи для тебя, но ты должен знать, что отныне я путешествую как тайный гонец от Гизов к королю Филиппу. Да, тут есть кое-что любопытное для Уолсингема! — Он потянулся за рубашкой. — Да, мошенник, это рискованное предприятие — самое рискованное из всех, в которых я участвовал!
— И похоже, оно закончится прескверно, — проворчал Джошуа. — Тайные гонцы, вот уж точно! Да, мы будем такими тайными, что больше о нас никто никогда не услышит.
— Нехорошая шутка! Но это самое безумное приключение из всех, о которых я слышал. Ты испуган? Ну что же, тебе еще не поздно повернуть назад.
Джошуа выпятил грудь.
— Хорошенькое дело! Я пойду до конца. К тому же предсказано, что я умру у себя в постели. Чего же мне бояться?
— Ну что же, — сказал сэр Николас и рассмеялся. — В таком случае вперед — и «не вешать нос!».
Глава 9
С документами на имя шевалье де Гиза он легко перебрался через границу. Из той части депеши к Филиппу, которую удалось прочесть, Бовалле узнал, что молодой француз состоит в родстве с герцогом де Гизом, и, судя по тому, что об этом упоминалось в письме, ему вряд ли доводилось раньше бывать с поручением в Испании. Бовалле прекрасно понимал, что его собственная жизнь у него в руках. Один неверный шаг, одна встреча в Мадриде с каким-нибудь французом, знавшим шевалье, — и он пропал. При этой мысли Бовалле заставил лошадь сделать караколь. Он никогда так остро не наслаждался жизнью, как теперь, когда ему угрожала опасность потерять ее. Подбросив шпагу в воздух, он ловко поймал ее. Солнце отражалось в сверкавшем лезвии. Между восемью коронами стояло имя Андреа Феррары, а под ними был девиз: «Я жалю наверняка!»
— Мои шпага и ум против всей Испании! — пропел Бовалле и стал насвистывать кэтч. Затем он задумался о той, на поиски которой отправился, и лье стали пролетать совсем незаметно.
В дороге у них было достаточно времени для размышлений, так как только через пару недель вдали показался Мадрид — белый город, расположенный на вершине, над огромным плато. К северу от него лежали горы Гвадаррама, а к югу — большая цепь, защищавшая Толедо.
Джошуа, который вел вьючную лошадь, проклинал все на свете. Много лет назад он путешествовал по Испании с Бовалле, но теперь заявлял, что забыл, какие тут ужасные дороги. Отъехав назад, он внимательно осмотрел местность.
— Одни овцы, — хмыкнул он. — Их достаточно, чтобы опустошить все вокруг. Черт побери, какой бедный край! Просто не на чем взгляд остановить. Ни хлебов, ни пахарей, ничего, кроме голых скал и пыли. Да, и еще овец — я забыл овец, хотя вам, хозяин, это покажется невероятным. Ну неужели вот это можно назвать дорогой? Да, как я посмотрю, этим испанцам есть чему поучиться у нас, англичан!
— Придержи язык, — резко сказал Бовалле. — Чтоб я больше не слышал об англичанах. Да, тут в самом деле голая земля. Интересно, как скоро смог бы отсюда добраться гонец, скажем, до границы?
— Да он бы не смог проехать по этим дорогам так, чтобы его лошадь не охромела. Это, можно сказать, средневековая земля. Вспомните о прекрасном особняке, который построил себе милорд в Элрестоне, и взгляните на эти мрачные крепости! — Он говорил об угрюмом замке, который виднелся в нескольких милях от них. Джошуа вздрогнул. — Нет, не нравится мне эта земля. Она хмурится, хозяин! Помяните мое слово — она хмурится!
Они взобрались на Гвадарраму и спустились на большое иссохшее плато. Усталые путники тащились миля за милей, пока наконец не увидели впереди Мадрид. Они въехали в город в вечерней прохладе. Джошуа дрожал на своей лошади и ругал этот сумасшедший климат:
— Днем ты поджариваешься, а когда наступает вечер, начинает дуть арктический ветер, от которого можно слечь в лихорадке.
Бовалле, помнивший прежний Мадрид, нашел, что город разросся с тех пор, как он тут был. Он проехал к гостинице «Восходящее солнце», которая располагалась в нескольких шагах от Пуэрта-дель-Соль. Не было нужды снова предупреждать Джошуа. Этот выносливый субъект перестал жаловаться, как только они стали пробираться по крутым улицам к сердцу города, и можно было не сомневаться, что он мужественно вынесет все. Бовалле не опасался, что Джошуа случайно выдаст его. Он бегло говорил на французском — правда, грубоватом — и прекрасно владел испанским. Ему не грозили оговорки из-за неспособности подобрать иностранное слово.
В гостинице сэр Николас спросил отдельную комнату и в тот вечер поужинал у себя. Прислуживал ему Джошуа.
— Поскольку французский посол наверняка не посвящен в депеши, которые я доставил, ты скажешь, Джошуа, что я путешествую для собственного удовольствия. Ты ничего не знаешь о секретных документах.
— Хозяин, что вы сделаете с этими бумагами? — с беспокойством спросил Джошуа.
Уголки рта сэра Николаса приподнялись под щегольскими усиками.
— Разумеется, передам их его католическому величеству! А как же иначе?
— Боже мой, неужели вы полезете в логово льва? — ужаснулся Джошуа.
— Мне известен только один лев, сэр, и он не в Испании! — ответил Бовалле. — Утром я отправляюсь в Алькасар. Приготовь мне пышный наряд французского покроя. — Он вынул из-за пазухи украденные документы и положил на стол. — И хорошенько зашей их в кусок шелка. — Его глаза блеснули. — Как, ты все еще трясешься? Перекрестись и помяни Иисуса. Это подойдет к твоей роли.
Оказалось, что в Алькасар не так легко проникнуть, как во дворец королевы Елизаветы. Были проволочки, множество вопросов, и у мнимого шевалье забрали документы, оставив дожидаться в мрачном зале.
Усевшись на резной стул из кипариса, он с любопытством огляделся. Вокруг было много темного мрамора и роскошной парчи, а стены украшали фламандские гобелены, изображавшие сцены мученичества разных святых. У подножия широкой лестницы стояла бронзовая статуя. На полу лежали турецкие ковры, представлявшие для англичанина странное зрелище и заглушавшие шаги. В Алькасаре царила мертвая тишина. По обе стороны огромной двери стояли лакеи с бесстрастными лицами. Время от времени по залу проходили какие-то люди, но они не произносили ни слова. Прошел придворный, разряженный в шелк и бархат; скромно одетый человек, которого Бовалле принял за секретаря; монах-доминиканец, чье лицо было скрыто капюшоном, а руки спрятаны в широких рукавах рясы; какой-то старик, с любопытством взглянувший на Бовалле; офицер караула; женщина, куда-то спешившая, — возможно, фрейлина.