Пусть лучше остаётся так. Почти полный костюм.
У нижней оконечности «Азии» ярилась буря. Тропический север «Австралоантарктиды» встретил экраноплан нежнейшими цветами восхода и полным штилем. Я шла по короткой технической набережной, волоча сумку и рюкзак. Смотрела, как внизу море облизывает зелёные камни и колышет водоросли. Экватор Земли-2 подкачал. Пальм здесь не было. И вообще растительность довольно сильно отличалась от земной. Хотя… ладно, можно считать эти зелёные торчки за кактусы без иголок.
Рыбацкий посёлок. Десять тысяч человек. Морские курорты остались на том берегу. Здесь только порт. Люди занимаются делом. И найти машину внаём — проблема.
В муниципалитет, что ли, отправиться? На чьём-то заборе я обнаружила выцветшую от солнца карту окрестностей. До питомника пятьдесят километров. Вот же глушь… впрочем, глушь всё, что не Земля, большой разницы нет. Да и на Земле — тоже кое-где глушь.
Надо обладать исключительной психической устойчивостью, чтобы здесь жить. И очень, очень любить своё дело. Здесь ведь не только мастера — биологи, врачи, лесники, другой персонал. Человек двадцать наберётся. Интересно, какие они? Я была в питомнике только однажды и почти ничего не помню. Да и маленькая была. Много раз хотела съездить посмотреть, меня бы приняли с радостью, но всё не могла выкроить время.
А потом меня казнили, и мне стало нельзя туда, где меня бы приняли с радостью…
— Янина? — ласково сказали за спиной. — Это ты?
Обернувшись, я сначала увидела звёздные глаза в лучах морщин. Только их. И потом уже — сухонькое тело, седой комелёк над затылком, блузу с кружевами. Смуглая кожа её стала почти чёрной от возраста. Старушка Кесси удивительно бодра. Она бы выглядела ещё моложавей, но слишком много её жизни съела война.
Ей семьдесят восемь лет.
Она прошла Великую войну с начала и до конца. Сначала пилотом шаттла, потом вторым пилотом на боевом корабле, потом — экстрим-оператором. Она была одной из первых. В те времена, когда доминирующей расой были ррит, а победа казалась чудом, которого может и не случиться. Это её Джеки убил восьмерых во имя любви к ней. И хранил её наручный компьютер.
После этого её оружием был Гарм.
— Ванаккам, Кесума-дэви, — сказала я.
Так вот где она поселилась. Я знала, что прославленная Кесси Джай жива, но думала, что она где-нибудь на Земле. Её военная пенсия с выплатами за все награды и ранения — неплохие деньги, она может позволить себе жить, где хочет. Кроме того, у неё внуки… Почему именно здесь?
— Здравствуй. Нам сообщили, что ты летишь, — она щурилась, улыбаясь. — Пойдём, моя машина за углом. Как раз время к завтраку будет, когда приедем…
Наверное, мастер Михаль сообщил. Он выписал мне направление. Я и не считала, что нужны ещё какие-то действия. Приеду, предъявлю, меня проинструктируют и впустят… Не первая и не последняя. Но как они узнали, что я приеду именно сегодня?
«Крыса» мчалась над джунглями. На восток. Поднимающееся солнце било в глаза, и стёкла-хамелеоны потемнели. Всё-таки пилот — это навсегда. Дух захватывало от того, как гнала седовласая Кесума. Азартно посмеиваясь. Ух! Мы летели к мысу Копья. Один из немногих географических объектов Земли-2, получивший собственное имя. Там находился питомник.
Да, точно Михаль. Я, помню, к тому времени уже взяла билет и сказала ему, какого числа по земному времени корабль придёт на Терру-без-номера. А расписание экранопланов всем известно.
Когда Кесума, миновав ворота питомника, уронила «крысу» в пике, мне едва дурно не стало. Как в её возрасте можно устраивать себе такие встряски?
— Остаётся не так много удовольствий, — ответила она на моё невольное восклицание. — Это одно из них… Я укорочу себе жизнь, если стану отказываться от того, что радует.
К завтраку мы, несмотря на дикую гонку, всё-таки опоздали. Персонал разошёлся по своим делам. И Кесума потчевала меня вкуснейшей снедью из своих ларцов, рассказывая попутно бесконечные истории из жизни, как всякая старушка…
Однажды она, со сломанной ногой и тремя рёбрами, валялась на полу базы ASD-17/1. И рритский солдат уже достал нож. Ррит добивали раненых только холодным оружием. Так требовали их кодексы. Он уже примеривался, когда Джеки сшиб его собственным весом в прыжке. И прирезал. Когтями. А потрёпанные по самое не могу космопехи успели посчитать их погибшими и собирались улетать. Она кричала в голос, потому что Джеки уже не заботился о её ранах, когда мчался по коридорам с ней на спине, надеясь успеть — и успел. И кто-то вслух пожалел о том, что они успели, потому что десантники очень сильно не любят экстрим-операторов, а раньше не любили ещё больше. Она не поняла, кто, потому что ничего не соображала от болевого шока. Тогда Джеки положил её на пол, расплющил сквернавца о стену и показал зубы. И тот обгадился. Ещё мало кто верил, что генетически модифицированные псевдоящеры для людей не опасны. Командование почти силой впихнуло экстрим-оператора в отряд. Чутьё Джеки два раза спасло солдат от неминуемой смерти, но в обратный путь они всё равно хотели отправиться без него…
И после такого Кесума не может умереть в больнице или доме престарелых. Лучше однажды лечь и уснуть где-нибудь в джунглях. Потерять сознание в «крысе» и разбиться.
Я ей позавидовала. Я-то точно не умру старой. А хочется.
— Ну как? — спросила она наконец. — Готова? Давай направление, оставим здесь. Ну их, бумажки. Потом всё подпишем, напишем, распечатаем в экземплярах и выкинем. А сейчас лучше пойдём искать мастера. Он один. Игорь, второй, на Урал к родне улетел… а Дитрих в орхидеях.
Мы действительно нашли его в орхидеях.
У побережья, подступая к самой солёной воде, тянулись к небу исполинские деревья с зеленоватой корой. Или не деревья. С тем же успехом они могли быть чем-то вроде гигантских хвощей. Подлеска почти не было, но по стволам вились в невероятном множестве и разнообразии цветущие лианы. Замысловатые, словно нарочно придуманные, яркие соцветия. Чудесное место.
За стволами шумел прибой.
Здесь нет купальщиков, поэтому нуктам разрешают плавать в море. Им это очень нравится. Оград нет — малыши всё равно не уйдут от матерей, а самки существа разумные. Кесума дружески сжала мою ладонь, шёпотом пожелала удачи и отправилась обратной дорогой.
Он вышел мне навстречу из-под ветвей, ниспадающих до земли. Я узнала сразу. Не узнать невозможно.
Мастер.
Всеобъемлющее спокойствие. Душевная гармония, глубокая и полная скрытой мощи. Нота флейты, полнозвучный органный аккорд, луч сквозь листву. Океан. Удивительная добрая безмятежность. Она не только наполняет самого мастера, но и передаётся другим. Это дар. Дар умиротворения.
На свете всего пять-семь человек мастеров.
Я улыбнулась ему. Он выглядел моим ровесником, а значит, был лет на десять старше. Крепкий мужчина выше среднего роста. Загорелый. Волосы и глаза у него были совершенно одинакового оттенка, тёмно-коричневые. Густая шевелюра до плеч и по нескольку браслетов на каждом запястье. У плеча браслет. Всё — из стальных цепей, но в сочетании с драной солдатской майкой и штанами, замызганными до самого ремня, всё равно выглядело забавно.
— Янина.
Он ответил на мою улыбку. Подошёл ближе.
— Дитрих.
Крепкая мозолистая ладонь. Он курит. Зубы желтоватые, майка пропахла крепким табаком и мужским потом.
И вдруг за его спиной из кустов с писком вынесся лихой малыш. Не больше метра в длину, вместе с хвостом. Прыжок, другой, — он летел прямо в спину Дитриху, и я вздрогнула. Маленький нукта не сообразит полностью втянуть коготки. Сейчас он играючи вцепится мастеру в плечи, и тот получит удар десятка скальпелей…
Дитрих двигался так же неторопливо, как прежде. Он закинул руки через голову, чуть отклонился назад и поймал верещащее дитя за запястья.
— Ух ты! — сказали мы в один голос. Малыш восторженно взвизгнул и повис у Дитриха на плече, быстро-быстро дыша.
— Месяц назад вылупились, — сказал мастер счастливо. — Носятся как наскипидаренные, день и ночь. Спать невозможно. У нас тут врач-ксенолог, Анжела, так позавчера один пролез в форточку и уснул у неё на подушке. Она проснулась и решила, что ей кто-то клея в постель налил. Розыгрыш. Поворачивается, а там вот такое.
Я улыбнулась. Дитрих стащил нуктенка с плеча и сунул мне. Мурашки побежали по коже. Это, конечно, не человеческий младенец, его и уронить можно, но таких крох я никогда не видела вблизи. Я присела на корточки, держа дитё на коленях, и стала щекотать под щёчками и под грудкой. Он глубоко вздохнул, замер и вдруг начал урчать — громко, как моторчик.
И разумеется, тут же меня обслюнявил.
— Ну, здравствуйте, — сказал Дитрих укоризненно, хотя я смеялась. — Всё. Вали давай к маме, слюнявый. Развёл тут, понимаешь, сырость… Идёмте, Янина. Позволите на «ты»?
— Все мы друг с другом на «ты». Разве нет?
Он поднял бровь.
— А вдруг на Земле теперь другой протокол?
Я вспомнила про Землю и тамошние поветрия. Слова Дитриха, конечно, шутка, но грустная.
— Я прилетела с Фронтира.
— Знаю.
И я ощутила внезапно, как работает дар мастера. На себе. Мне стало удивительно спокойно. Даже когда мы с Лимар лежали на синем пляже необитаемой Терры-8, а Аджи с Кингом гонялись за рыбами в тёплой прозрачной воде, мне не было настолько хорошо. Дитрих смотрел на меня, улыбаясь одними глазами.
Это не призовой самец.
Это настоящий мужчина.
— Замечательные ребята, — вдруг сказал он. — Дети Нитокрис. Она очень хорошая женщина. По правилам я не должен говорить тебе, сколько их, но если хочешь, скажу.
— Не надо, — я немного смутилась. — А… много?
— Хватает, — Дитрих подмигнул. — Им уже два года и два с половиной месяца. Мозговитые парни, аж страшно становится. Силищи — немереной.
Я знаю, мастер Дитрих. Плохих не бывает.
— Как ты себя чувствуешь?
Я ответила не сразу. Прислушалась. Прикрыла глаза.
— Всё в порядке.