[5] В архивах провайдеров записей бесед не имелось. Я тоже провел собственное небольшое расследование.
— Как же он ее нашел? — спросил я.
— Скажем, он видит ее на улице, в магазине или ресторане — ведь она была эффектной — и тащится за ней в интернет-кафе. Она отправляет письмо по электронной почте. После ее ухода он занимает ее место и снимает информацию с терминала, которым она только что пользовалась. Возможно, он просто заглянул через ее плечо и запомнил адрес… Потом он связывается с ней по Сети, возникает случайное знакомство, и она ему отвечает, пребывая в наивной уверенности, что он далеко — в другом городе или даже иной стране… тогда как все это время он разглядывает ее, сидя в противоположном углу комнаты или за соседним монитором.
Инспектор замолчал, поглаживая себя по отполированной плеши.
— Он использует интернет для сбора информации о ней, а затем начинает комбинированную сетевую и живую охоту. В один чудесный день он предстает перед ней как человек, с которым она общалась в Сети.
Стукнув в дверь, вошла секретарша. Она вручила Морелли папку и ушла, даже не взглянув в мою сторону.
Следователь достал несколько фотографий.
— Помните их?
На глянцевых снимках был изображен мощеный пол грота с меловым абрисом, которым обвели тело Софи, перед тем как увезти его с места происшествия.
Я кивнул, не понимая, к чему клонит инспектор.
Морелли подался вперед и взял одну фотографию. Эта скверная карта последнего места пребывания на земле моей дочери до сих пор вызывала во мне гнев. Фотографий тела Софи мне так и не показали.
— Примечательна поза жертвы, — сказал инспектор. — Девушка не упала, ее уложили на спину и сложили ей руки на груди. Кто-то очень хотел проявить свое почтение.
— Вы хотели сказать — раскаяние? — нахмурился я.
— Синьор Листер, мои слова могут вас слегка ошеломить. Я говорю о любви… amore. Возможно, убийца любил ее или полагал себя влюбленным. Помраченный маньяк-охотник часто ищет романтических чувств и духовного единения, не интересуясь физической близостью.
— Любовь, — спокойно повторил я, хотя внутри все клокотало. Наверное, любой отец откликнулся бы так же. — Потому-то он ее и оглушил, перед тем как задушить. Значит, вот так поступают влюбленные, инспектор? Любовь!
Я слышал, как взвился мой голос. Морелли стиснул ладони. Глубоко вздохнув, он продолжил:
— Если ухаживания подобного субъекта отвергнуты, его любовь очень быстро переходит в жестокость. Порой мгновенно.
— Хотите, чтобы я ему посочувствовал?
— Возможно, он считал, что ваша дочь отвечает ему взаимностью. На его взгляд, они бы стали «идеальной парой». Понимаете?
Сплошные догадки. На самом деле он ничего не знал.
— Исследования показывают, что жестокость гораздо вероятнее, если жертва и охотник состояли в интимных отношениях.
— Что вы хотите сказать? Они были любовниками?
— Думаю, это маловероятно.
Я порадовался, что со мной нет Лоры. Она бы ему врезала.
— Я понимаю, как вам тяжело. — Инспектор ел меня взглядом. — Если б такое случилось с моим ребенком… я бы вел себя так же.
— По-вашему, она сама напросилась?
Морелли покачал головой:
— Возможно, она неумышленно поощряла его. Может быть, флиртовала, полагая, что в Сети это безвредно и безопасно.
— Почему всегда заканчивается тем, что обвиняют жертву?
— Синьор Листер! — Инспектор вскинул руки. — Это было нелегкое дело.
В прошедшем времени. Мою дочь уже списали. Морелли все равно что признался в этом. Мы угрюмо помолчали.
— Как вы считаете, Софи знала, что ей грозит опасность? — спросил я.
Ответ был известен, но иногда лучше все же спросить.
Морелли постучал себя по подбородку собранными в щепотку пальцами.
— Полагаю… да, — раздумчиво ответил он. — Наверное, знала.
В памяти всплыл образ маленькой Софи: лет пяти-шести, она часами играла с кукольным домиком, который и сейчас стоял в ее комнате. Я уже хотел рассказать об альбоме, будто бы предрекавшем убийство, но решил не упоминать о нем, ибо показать было нечего.
Инспектор встал, давая понять, что беседа окончена.
Мы пожали руки, Морелли обещал информировать о любых новых фактах. Было ясно, что на скорую встречу он не рассчитывает. Через годы получить казенную отписку — лучшее, на что я мог надеяться. Мне предлагали смириться с тем, что убийца дочери никогда не предстанет перед судом.
Оставался еще один вопрос.
— Вы говорили с девушкой по имени Сам Меткаф — подругой Софи?
— Меткаф? — Казалось, инспектору не терпится, чтобы я ушел. Наверное, он уже думал о ланче. — Не припоминаю.
— Возможно, Софи выходила в Сеть с ее компьютера.
— Хорошо, я выясню.
— На следующей неделе она улетает в Штаты. Насовсем. Завтра я с ней увижусь. Я вас извещу, если будут новости.
— Непременно, — сказал Морелли, провожая меня к выходу. В дверях он остановился и взял меня за плечо. — Этот злодей… кто его знает, синьор Листер, ведь он мог нагрянуть с другого конца света, убить вашу дочь… и убраться восвояси.
Хотелось напомнить об иммигрантской версии, но тут я подумал: что если альбом украли? Можно ли по рисунку опознать убийцу?
— Или он еще здесь, — ответил я. — Во Флоренции.
3
За бутылкой вина мы сидели на террасе нашего отеля — бывшего монастыря, расположенного среди собственных оливковых рощ на Вьяле дей Колли. В холмах на пару градусов прохладнее, но все равно угнетающе жарко. В саду не было ни души, слышались только усыпляющее воркованье голубей и плеск воды в канавках, соединявших родники у подножия холмов с зеркальными озерцами. «Дом Аригетти» дышал чрезмерным покоем. Я бы предпочел отель в городе.
Хотелось быть ближе к людным улицам и площадям, где некогда бродила Софи. Репутация летней Флоренции как сущего ада меня не пугала. Однако Лора настояла, чтобы мы поселились вдали от саранчовых стай туристов, жары и городского шума. Она совершала паломничество иного рода. У всех свои пути воспоминаний, свои тропы бегства.
Около половины третьего Лора пошла прилечь. Накануне мы приехали поздно ночью, и она жаловалась, что плохо спала. Я заказал эспрессо, сделал пару звонков, а затем прошел в наши апартаменты — две негусто обставленные просторные комнаты с выходом на лоджию, украшенную колоннадой. Умеренная роскошь. Заглянув в спальню, я увидел, что Лора спит. Я взял из холодильника холодное пиво и с ноутбуком уселся на балконе.
Было уже почти без десяти три, в животе приятно екало от предвкушения. Под фортепьянный концерт Моцарта я вышел в интернет и проверил почту.
От Сам Меткаф ничего не было. Я понял так, что завтрашняя встреча состоится. Сам просила не упоминать ее имя, и я не собирался о ней рассказывать, но не устоял против искушения ткнуть инспектора носом: его отдел ведет расследование не столь уж тщательно, как он уверяет.
С подобной апатией я столкнулся и в Лондоне. Наша полиция угнетающе нерасторопна. После убийства Софи Скотленд-Ярд направил в помощь квестуре двух детективов. Вернувшись через месяц, они назвали свою поездку приятной тратой времени. Я подал жалобу, и дело, естественно, переслали в полицейский отдел претензий. Я же хотел лишь оспорить чиновничье мнение, что убийцу Софи никогда не найдут.
Но шло время, недели и месяцы превратились в год, и. я потихоньку впал в отупелость, которую иногда облагораживают титулом «смирение». Однако горе тащит тебя собственным путем. Боль не исчезает, но где-то прячется и до срока дремлет, а потом внезапно наваливается вновь.
Лора нашла некое утешение в религии. У меня такой возможности не было, поскольку я неверующий. Я зарылся в работу — шестнадцать часов в день, бесконечные встречи, постоянные разъезды. Намеренно не давал себе продыху. Я всегда был трудягой (Лора говорит, таким и остался), но теперь утратил интерес к сделкам и деньгам, в которых мы не нуждались. Просто работал и работал.
После встреч с Бейли и Морелли я понял: если когда-нибудь я приучусь жить со своим несчастьем (Флоренция вновь меня всколыхнула), то все равно не избавлюсь от мысли, что оказался никчемным отцом и подвел Софи.
Ровно в три часа я отстучал пароль для входа в инстант-мессенджер. Озорницы в Сети не было. Щелкнув по ее нику, я напечатал: «опаздываешь», затем стукнул по клавише ввода и перешел в диалоговое окно.
приблуда: опаздываешь
Ответа не было. Наверное, уже ушла на работу.
Я пялился в экран, покоряясь факту, что мы разминулись или же она просто забыла о встрече, когда вдруг рядом с ее именем вспыхнул смайлик, означавший «я в Сети».
озорница: сам опаздываешь… вернулась с порога приблуда: я ненадолго оз: что новенького?
пр: погоди, закурю оз: брось пр: вот тебе дым в глаза оз: чтоб тебя… убери эту дрянь пр: пара затяжек и все оз: ну гляди пр: черт… секундочку
Послышался смех. Сквозь двойные двери я глянул в спальню — Лора проснулась. Усевшись в кровати, она пультом переключала телеканалы.
На балкон жена вроде не собиралась, но я бы всегда успел щелкнуть по кнопке и свернуть диалоговое окно. Скрывать мне было нечего, но объясняться насчет Озорницы не хотелось.
пр: извини, надо идти, когда снова объявишься оз: не знаю, пожалуй, не скоро пр: звучит зловеще, я люблю наш треп оз: отвыкай, мистер пр: как это понимать?
оз: надо смотаться в столицу пр: вон как, зачем оз: повидать друга, меня не будет пару недель
Я загасил сигарету. Под звуки Моцарта я сощурился на кипарисовую аллею, меж оливковых рощ сбегавшую с холма, и представил мою собеседницу у окна ее бруклинской квартирки на другом конце света.
оз: он просто друг, женат, двое детей пр: да ладно… не сидеть же взаперти оз: эй, не то подумал пр: разве я сказал, о чем подумал, я сам буду сильно занят оз: что ж… не смею задерживать пр: удачной поездки оз: угу… пора бежать