— Ты же только что умирал?
— Встряхнулся, собрался, «старость меня дома не застанет, я в дороге, я в пути», — пропел кот, — да и заодно посмотрю твою березку, и чего там с храмом этой… Богинюшки.
Ланда покачал головой:
— Богинюшка не ошиблась, когда вас сюда затянула, я смотрю, сколько много пользы от вас нашему миру!
— Ага, он ещё и крестиком вышивать умеет и на гитаре…
— Хорош, перехвалишь!
Разбежались кто куда, мы с детками пошли к Антипе — там опять были слёзы от радости, Косик, пришедший поздравить с новорожденной, долго обнимал меня, шепнув:
— Как же мы все тряслись и переживали, весь Лиард в храмы ходил, молились за вас.
— Лиард-то здесь причём?
Он пояснил, что если б не мы, последствия были бы ужасными.
— Тогда Стёпка точно кроме енерала ещё и национальный герой.
— Мода на кошек, особенно черных, зашкаливает, — он засмеялся, — сейчас во всех странах черные котята дорого стоят, у всех отцом числится наш кот, даже в Мачоре и Рудии, где он и близко не был.
— Секс-гигант, однако!
Малышка-тезка была совсем крохотная, вся такая миниатюрная.
— Ить, Зинуша, и вам тако же надоть с Величеством народить ещё, энти у нас уже дюжеть самостоятельные. Любаву хоть сейчас замуж возьмут, и мой-от прохиндеюшко в шесть лет жениться горазд, а и захиреет род наш ведовской поди, Вирушка, Коська все ить перемешались, чисто ведовская пара только у меня! Лукерия вот, поди, найдет себе тоже не ведового, опечалисся тута.
— Антипа, может, магам стоит выяснить останется ли ваше ведовское умение у деток от родителей разных национальностей-народностей? Если да, то совсем хорошо.
— А ить и правда! Точно, с зятя не слезу!
Дома удивил Лучик. Едва зашли, побежал в игровую, принес два больших листа с нарисованными на них… моими сыночками… оба, как живые, с улыбкой смотрели на меня. Слезы побежали сами.
— Лученька! Ты ж их не видел… как же это?
— Я же тебе говорил, они мне приснились и говорили со мной, когда я… — он замялся, — когда я пищал… без тебя, а папа меня как раз на руках держал, тогда они и приснились, сказали, что любят нас и гордятся нами! А Любава их не видела… надо же братиков ей увидеть. Они такие дяденьки, а нас называли мелкие.
— Сыночек, — я расцеловала его, — ты большая умничка!
Любава долго-долго смотрела на них, печально сказала:
— Может, и мне приснятся, я же у тебя одна девочка… мамочка у них губы как твои, и Митюшка смотрит как ты, расскажи нам про них ещё.
Так и застал нас Дим, сидевших втроем на диванчике, тесно прижавшихся друг к другу.
— А чего мы печалимся?
— Нет, папа, мы взрослые, серьёзные разговоры говорим, — оба вскочили и повисли на нём.
— У меня несколько новостей, говорить?
— Да, да! — запрыгали оба.
— Нас пригласили на следующие выходные в Мачор, там у них будет Праздник Плодородия, а ещё все барсовые хотят видеть невесту Мстидара, и, конечно, Лучика, как пойдем?
— Конечно, конечно!! Ещё нас ждет тётя Саль, на побережье постоянно появляются дельфины, большие без деток, и свистят. Лучик, ты их понимаешь, надо бы их послушать. Если маме тяжело видеть море, то втроем соберемся на денёк.
— Я подумаю, но, скорее всего, нет, мне пока трудно.
— А теперь у меня есть что-то вкусненькое, и пошли чаевничать!
Долго чаевничали, удивительно, как никто не ввалился, обычно вечером кто-то да приходил.
Спать пошли с папой — расспросов про Мачор было много, я ж там не была, а папа несколько раз. Угомонились не скоро, я же сильно мандражировала, наверняка будет непростой разговор, но похоже, Зина, пришло время выбора…
Дим взял рисунки Лучика.
— Похожи?
— Да, один в один, он даже сумел хитрый взгляд Данюси углядеть.
— Расскажи мне о них, я не знал, что у тебя там были дети.
Долго сидели на веранде, разговаривали, смотрели на закат светила, вышла одна луна, вторая где-то зависла, но вот и вторая появилась. В свете двух лун деревья казались сказочными, и где-то неподалёку пела одинокая ночная птица.
— Зина, ты же знаешь про обруч? Он обычно просто парит в воздухе, не подавая, скажем, признаков жизни. Когда появляется настоящая пара для Повелителя, он начинает потихоньку раскачиваться, а потом раздается мелодичный звон, слышный очень далеко. Я сам не видел такое — Тахирон говорит, что когда обруч полностью просыпается, об этом узнает весь Лиард. Меня уже лет десять пытаются женить, планировался политический брак с наследницей Рудии, но обязательным условием всегда является принятие невесты обручем, её он не принял. Все это время он был неподвижен, потом были и конкурсы — съезжались самые красивые, я сначала выбирал кого-то, приводил к обручу, а потом стал приводить всех претенденток сразу — тишина. С недавних пор он оживился, начал раскачиваться, потом, когда ты была в коме, замер. Тахирон пообещал отрезать язык тому, кто сболтнет про это, мне не сказали… Сегодня обруч заволновался и сильно… Ты сходишь со мной к обручу? — выстрелил он. — Подожди, не отвечай сразу… Когда я увидел детей… то, что было потрясение, понятно, но было и много злости на тебя, на этих интриганов… Потом подумалось, что ты, прости, очень хитрая дама, создавашая видимость, что я не нужен тебе, но из-за детей снизойдешь. Ещё меня бесило, что возле тебя было много мужиков, в друзьях женщин совсем не наблюдалось, мыслишки всякие подозрительные лезли. Ладно, мои, но Кузема, Юллис, кмет Тильи — все говорили о тебе с восторгом!
— Хмм, это не те поклонники. Вот был местный ловелас, что меня в рыгаловку местную под оригинальным названием «Отдохни», переделанную в «Сдохни», приглашал винца отведать, в первые же дни нашей жизни в Тилье, только не сложилось, а потом котишки за сплетни обо мне его каждый день метили, и пришлось бедолаге уезжать изТильи.
— Где он сейчас?
— Где-то у Громодана, он как раз тех змеек и подкинул нам.
— Надеюсь, получил, что причитается. Так. Потом Таши меня чуть не прибил за тебя и рассказал про роды, я ошалел, начал присматриваться. Приятно удивило, что ты спокойно восприняла мое общение с детьми, бесило, что ничего не просила, и не пыталась проявить хоть какой-то интерес. Вежливая, равнодушная со мной, и такая отзывчивая и веселая со всеми остальными. Ты знаешь, что Юллис без ума от тебя?
— Пройти за короткое время путь от неизвестного подмастерья до известного швея, обычная благодарность, не более.
— Вот, ты как птица, что у вас водится, голову в песок прячет, Стёпка говорил, забыл, как называется.
— Страус.
— Именно, просто не хочешь видеть, что тебе не нужно. На торжестве Косика то, что я не равнодушен к тебе, быстрее меня поняла эта ненормальная, оказывается, с детства влюбленная в своего кумира, девица, вот тогда я до трясучки испугался!
Он как-то ловко ухватил меня за руку, мгновение — и я у него на коленях.
— Вот так ловчее, — он уткнулся мне в макушку, — был очень неприятный разговор с Эффирским Повелителем, он, кстати, положил на тебя глаз.
— Как положил, так и забрал, не люблю слащавых и масляных мужиков, мне одного бабника хватает.
— А каких ты любишь?
— Нормальных, надёжных.
— Вот тогда и понял, что давно попал и пропал, признаюсь, — он хмыкнул, — у нас целый заговор образовался, как тебя убедить, что мы должны быть вместе, что я не мыслю своей жизни без вас.
— И возглавил заговорщиков небезызвестный мне Степан? А эти все интриганы приняли посильное участие?
Дим рассмеялся:
— И ещё Лучезар с Любавой. Они перед сном постоянно спрашивают, когда же я не буду уходить, и утром можно будет меня будить и щекотать?
— Обложили со всех сторон, ну, ладно, эти все, но Арди-то, серьёзнее всех и пошел на поводу у афериста-кота! Ну, вот что с ним делать? Выкрутится, вывернется, меня во всём обвинит, достал!
— Я вашу любовь-нелюбовь долго не понимал, а когда увидел, как он дерёт монстра, а потом, очнувшись, постоянно лежит возле тебя, восхитился. Он на тебе и детях помешан просто, как и я тоже. Я сейчас, как юнец прыщавый тащусь от того, что ты рядом, и могу тебя обнимать!
— А может обруч ваш не примет меня? Дим, я очень боюсь оказаться тебе не нужной, ну, какая из меня достойная супруга для правителя, я ж не того воспитания, зачем тебе, чтобы над тобой посмеивались из-за мезальянса? — как-то жалобно получилось у меня.
— Милая, так не ты для окружения, оно для тебя. Как ты захочешь, так и будет, мне фиолетово, что и как, лишь бы ты была рядом. Я всю оставшуюся жизнь хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой, твой кот шикарное четверостишье прочитал как-то: «Как много тех, с кем можно лечь в постель, Как мало тех, с кем хочется проснуться!» Поверь мне и себе тоже, что всё у нас сложится!
Он развернул меня к себе и острожно, невесомо начал целовать щеки, глаза, уголок губ, приговаривая, — не хочу и не могу больше быть без тебя, без деток.
Я погладила его по щеке.
— А как же любовницы, фаворитки?
— Ну, если найдется такая, то пусть Стёпка раздерет мне лицо, милая моя звездочка, ведь «энтот прохиндей» половину БКС задействовал шпионить за мной ещё с тех дней, когда Лучика спасали. Я не умею сладкие речи говорить, когда увидел тебя там, в бухте… уверен был, что жизнь закончилась! Одна мысль в голове крутилась, что не успел тебе сказать, как ты мне нужна!
Теперь уже я начала его целовать и получила взамен сначала нежный поцелуй, а потом у нас, похоже, перемкнуло, как-то так, не отрываясь, добрели до спальни, я только и успела сказать:
— Дим, дети услышат!
— Я поставил полог тишины.
И всё, не помню, куда и как улетела одежда, остальное какими-то урывками. Вот я осторожно глажу шрамы, с восторгом и предвкушением дотрагиваюсь губами, до чего могу дотянуться, тут же теряюсь в вихре его рук и губ…я отдавала и получала, горела и плавилась, взлетала ввысь — всё было пропитано бесконечной нежностью и желанием раскрыться и отдать всю себя до самого донышка, каким-то шестым чувством ощущая, что это именно то, что должно быть — единение тел и душ. Потом я потерялась, казалось, что ещё вот-вот, и я перестану быть собой и стану миллионами частичек, ярких и легких… и, взлетев в поднебесье, взорвалась… и родилась вновь, как сверхновая звезда!