– Неужели? – Глаза у Изабеллы превратились в щелочки, своими чудовищными ногтями она начала отбивать ритм по моему многострадальному столу. Звучало, как похоронный марш. – А как поступить с твоим бонусом, Мэтт? Как ты отнесешься к тому, что его просто не будет?
– Что-что?
– Ты понимаешь, что бонус зависит не только от размера годовых продаж на рынке кинотеатров, но и от того, как ты решаешь задачи, поставленные перед тобой головным офисом нашей компании?
Я изобразил понимание, кивнул.
– И задача на этот год – довести сделку по покупке «Пикчербокса» до конца. Не купишь нам «Пикчербокс» – не получишь никакого бонуса. Ты – продажник, Мэтт, а не благотворитель. Давай, заверши сделку сегодня, иначе никакого бонуса тебе не видать.
Я открыл рот, но у меня перехватило дыхание, и слова замерли на моем языке. Как она меня достала! Либо я заставлю миссис Блэксток подписать контракт, либо мой дед потеряет крышу над головой. Миленько.
– Надеюсь, ты скоро перезвонишь мне с хорошими новостями.
Дом Эдны Блэксток был даже больше, чем я ожидал: пять или шесть спален в викторианском стиле, маленький садик и небольшая подъездная дорога для автомобиля. Я полагал, что у входа меня встретит дворецкий или кухарка, но ко мне вышла худощавая женщина с серыми волосами, в цветастом переднике. Причем передник ее словно перерезал пополам. Она уставилась на меня, ее бледно-голубые глаза, казалось, плавали за стеклами бифокальных очков, как рыбки в аквариуме.
– А вы, похоже, тот милый молодой человек, который должен был приехать ко мне из кинокомпании. Заходите.
– Пожалуйста, простите за беспорядок, – произнесла хозяйка по пути в кухню и, когда мы вошли, постелила на стул полотенце. – Я как раз готовила фруктовый пирог. Присаживайтесь.
Я разглядел стул, он был такой же старинный (другого слова не подберу), как сама миссис Блэксток. Я занервничал и присел на самый край.
– Итак, – начал я, кладя свой кейс на колени и открывая его, – как я уже сказал по телефону, мы готовы предложить вам сумму…
– Может, чашечку чая? Пирог? – Хозяйка подвинула ко мне тарелку с пирогом.
Живот подвело от голода, стоило мне вдохнуть запах теплого калорийного пирога. Какой же он, господи, был клевый, этот пирог: сливки, изюм и джем, орехи и вишни. Я мужественно отодвинул от себя соблазнительное блюдо и покачал головой. Принять от миссис Блэксток хоть крошку было бы верхом непрофессионализма.
– Спасибо, в другой раз. – Я отвлекся от пирога и достал папку с контрактом. Чем раньше начнем, тем быстрее закончим. – Итак, насчет контракта…
– Вы уверены, что не хотите кусочек? – Миссис Блэксток посмотрела на меня особенно проникновенно с другого конца стола. У нее на кончике носа была сахарная пудра. – Я не представляю, для кого могла бы готовить сейчас, но приготовила, и не выбрасывать же теперь это в помойку.
– Ладно, – кивнул я, быстро придвигая к себе тарелку. Если для того, чтобы завершить сделку, надо съесть пирог, то почему бы не отнестись к этому профессионально? Я ведь всего лишь хочу заполучить подпись этой старушки на нескольких листах документа и уехать. – Давайте маленький кусочек.
Я отрезал себе кусочек и попробовал. Фрукты, теплая корица и грецкие орехи овладели мной все сразу. Боже, я ликовал.
– Кинотеатр долгие годы принадлежит моей семье, – говорила миссис Блэксток, пока я жевал пирог, – когда я и Берт – это мой последний муж – унаследовали кинотеатр, у нас сразу столько планов относительно него появилось. Мы им управляли вместе и потом собирались передать детям, точнее, сыну. Мы хотели двоих, но родился только сын, Чарльз. Я говорила вам об этом по телефону?
Я покачал головой, потому что рот был набит пирогом.
– Чарльз живет в Эдинбурге. Он – повар: вероятно, любовь к приготовлению еды передалась ему по наследству. Но вот интерес к кино не передался. Он обычно любит говорить, что в его жизни и так много драм, чтобы смотреть на то, как другие их разыгрывают на киноэкране. Чарльз ужасно занятой. Повара вообще работают почти двадцать четыре часа в сутки, можете себе представить. В любом случае… – миссис Блэксток кивнула мне, предлагая угощаться еще одним куском пирога, но я покачал головой, – …в любом случае, Чарльз совсем не интересуется кино и кинотеатром заниматься не станет. Он считает, что мне следует продать бизнес.
– Понятно, – кивнул я.
– Даже мои служащие говорят о продаже кинотеатра, так что же мне делать? Продажа кинотеатра разобьет мне сердце, но, если ваша компания так профессиональна и вы действительно любите кино, как говорите, я буду только рада передать дела тем, кто хорошо позаботится о кинотеатре и вернет ему былую славу. Вы же сможете хорошо позаботиться о «Пикчербоксе», мистер Джонс?
Я видел, как миссис Блэксток отрезала новый кусок пирога. Может, если его запихнуть целиком в рот, то и отвечать на ее вопрос не придется?
– Разумеется, мы позаботимся, – соврал я, заставляя себя смотреть в глаза собеседнице.
– Превосходно, – улыбнулась она. – А что насчет команды, вы оставите моих людей?
Я нахмурился.
– Что же насчет них? – повторила миссис Блэксток. – Вы о них тоже позаботитесь?
– Ну, – я задумчиво покашлял в кулак, – реструктуризацию мы вообще-то планировали…
Она напряглась:
– Люди потеряют работу, верно?
– Ну… как я уже сказал… небольшая реструктуризация неизбежна… и в связи с тем, что развивается именно брайтонская ветвь нашей компании, скорее всего, большинство сотрудников наймут заново. Но одна позиция – менеджера кинотеатра – будет открыта для соискания и бывшим сотрудникам «Пикчербокса», которые проработали на вас более двух лет подряд. Мы устраиваем собеседование в Уэльсе в декабре, на выходных.
– Уже в декабре, так быстро…
Я кивнул.
– Если мы планируем перезапустить обновленный «Пикчербокс» уже с нового года, то все подготовительные меры надо принять уже в конце года старого. И подписать бумаги тоже.
– Всего лишь одно место для них, вот ведь неудача. – Миссис Блэксток поднесла ладони к лицу.
– Боюсь, жесткой конкуренции не избежать, – сказал я, пододвигая к ней контракт, – таков сейчас экономический климат страны в целом.
И зачем я сказал про «не избежать»? Это я понахватался из корпоративного сленга. Миссис Блэксток нервно ткнула в контракт пальцем, словно перед ней был не листок бумаги, а бомба.
– Итак, – я протянул ей шариковую ручку, – если бы вы только подписали вот здесь…
– Одну секундочку, дорогой мистер Джонс, – она накрыла сморщенной ладонью мою руку, – сначала я хочу поговорить со своей командой до того, как новость о продаже станет официально известной, ведь она будет для них шоком.
«Шок, но вряд ли для всех», – подумал я, вспоминая недавнюю встречу с Бет Принс.
– Как я сказал ранее, – руку из-под неожиданно цепкой и тяжелой ладони миссис Блэксток освободить оказалось не так просто, как я рассчитывал, но в ушах у меня все еще звучали слова миссис Бью-ниже-пояса относительно моего бонуса, – время идет, и мы можем удерживать предложенную сумму сделки лишь некоторое время, так что лучше всего, если вы подпишете контракт сего…
– Мистер Джонс, – миссис Блэксток сверлила меня жестким взглядом, – я, конечно, могу произвести впечатление параксической старухи, но «Пикчербокс» принадлежал моей семье годами, и я боролась и выигрывала множество раз и теперь тоже не собираюсь сдаваться. И прямо сейчас не готова ничего подписать. Я не позволю молодому пройдохе вроде вас положить меня на лопатки, по крайней мере до тех пор, пока я не буду к этому готова.
– Простите меня, – я изобразил ужас, – я и в мыслях не держал…
Миссис Блэксток встала и оправила фартук, выражение лица по-прежнему было непроницаемым.
– Будем на связи, – сухо промолвила владелица «Пикчербокса».
Я посмотрел на все еще не подписанный контракт, он одиноко лежал на столе. Начальница убьет меня, если я…
– Вот. – Миссис Блэксток обогнула стол и протянула мне коробку с пирогом. Черты ее лица смягчились, и голубые глаза снова горели теплым светом. – Возьмите это с собой и отдайте тому, кого любите. Возьмите, я настаиваю.
Впервые за последние двадцать минут я улыбнулся. Я совершенно точно знал, кому отдам пирог.
На всем белом свете есть лишь один человек, который вне зависимости от того, что он говорит или делает, помогает мне по жизни, помогает не сдаваться. Этот человек – старый, мудрый, его лицо напоминает грецкий орех, а еще он любит выпить чашечку какао с ложкой бренди перед сном.
– Привет, дед! – воскликнул я, как только дверь в дом № 75 на улице Мэфкинг, скрипнув, открылась и два полуслепых глаза вперились в меня.
– Мэтт! – Лицо дедушки просияло, как звезда в ночи. – Черт побери, если это только не мой любимый внук!
Вот так мой дед любил себя поставить, так обычно вел себя. Когда мы с ним видимся, он встречает меня таким приветствием, и ему смешно. Не в последнюю очередь дед радуется и потому, что я его единственный внук.
Я подождал на пороге, улыбаясь, дожидаясь второй неизменной части приветствия.
– Я уж думал, ты меня забыл. – Дед шел четко по сценарию, не отклоняясь.
– Мимо. – Это уже была моя, столь же неизменная реплика.
Я навещал деда раз в неделю, сколько я себя вообще помню. С тех пор как умерла бабушка, его жена, никто, кроме меня, сюда не приходил. Моя мама, чьим отцом и являлся дед, стремительно исчезла из нашей жизни, когда мне было девять лет. Она влюбилась в мужчину, который вел занятия по йоге у нас в городе, и последовала за ним в Испанию (в числе прочих женщин из группы, которая ходила на эти занятия). И все эти женщины из поездки вернулись, а вот мама – нет. Пару недель папа притворялся – перед нами и перед самим собой, – будто наша мама уехала в отпуск, но в конце концов я достал его вопросами о том, когда же она вернется. И тогда он мне объяснил, что мама его больше не любит, но она все еще любит меня.
– Тогда почему она и от меня тоже уехала? – удивился я.