Пока мы сидели в тусклом свете ночного клуба, пол которого был липким от пролитых на него напитков, я слушала, как Доминик рассказывает о себе, прерываясь лишь на то, чтобы страстно поцеловаться со мной.
И, конечно же, мне казалось, что вот он – самый невероятный мужчина моей жизни.
Следующие пару месяцев Дом делил со мной все: брал меня с собой в парк скейтбордистов, разрешал ездить с ним на его крутом спортивном велосипеде – так мы могли отправляться в долгие прогулки по побережью. Он дал мне почитать несколько очень стоящих книг об известных художниках граффити, но за день до моего девятнадцатого дня рождения Доминик позвонил мне и сообщил, что встретил другую. Он не назвал ее имени. «Бет, – сказал он, – ты ничего неправильного не сделала, все дело во мне, я кусок дерьма».
Так завершились мои вторые «серьезные» отношения. Вот. На самом деле пока я была сначала с Лиамом Уилкинсоном, а потом с Домиником Холлоуэйем, я любила Джоша Бэгли. Он был стихийным поэтом, предпочитал выступать перед публикой в барах. Мы познакомились в библиотеке, в полдень какого-то заурядного понедельника. Мне исполнилось двадцать два года, я исследовала одну стойку с книгами за другой, перебирая корешки, пытаясь найти сборник коротких рассказов Энни Прул (я посмотрела «Горбатую гору», снятую по одноименному рассказу писательницы, – трогательная история про любовь двух голубых ковбоев, и меня это настолько зацепило, что я хотела найти что-то еще из Прул почитать).
Или мне, например, нравился Грэм Грин (фильм по его роману «Конец главы» долгое время был среди моих фаворитов). И вот, пока я ходила между стеллажами, мне на глаза попался худощавый мужчина с дредами, болтавшимися аж до самой талии. Он стоял в самом дальнем углу библиотечного зала и поглядывал на меня, улыбаясь.
– А ты не пробовала почитать стихи? – обратился он ко мне. – Могу подсказать сборничек, который сорвет тебе крышу.
Если быть честной, то битническая поэзия Сан-Франциско, которую предложил Джош, не очень-то меня впечатлила, но его взгляд был таким теплым и обещающим, а улыбка – нежной и интеллигентной, что я сразу же согласилась прийти и послушать его выступление в Сэнкчери-кафе, маленькой обители маргинальных непризнанных музыкантов и писателей. На вечере яблоку было негде упасть, но я нашла место у столика, пришлось сидеть рядом с лесбиянками средних лет, их звали Дэн и Берн. Джош заметил меня, подойдя к микрофону, и, пока он говорил о влиянии современности на консервативные ценности (рифмовал «хуевые бомбы» со «старушкиной пломбой»), смотрел мне глаза в глаза, не отводя взгляда ни на мгновение. После того как меня бросил Доминик несколько лет назад, я сказала себе, что никогда не влюблюсь в Джоша. Но у него была такая внешность и такой певучий голос, что трудно было не поддаться обаянию на первом же свидании. Я не кидалась к телефону сразу же, стоило ему зазвонить. Не писала Джошу бесконечные эсэмэски и не пыталась проникнуть к нему в гости. Джош умел слушать меня, у него был такой редкий талант, и однажды я набралась смелости сказать ему, что хочу поехать в университет и изучать кино. А он не засмеялся, как сделали бы мои предыдущие приятели. И в итоге мои защитные барьеры стали рушиться. Когда Джош заявил, что я потрясающе выгляжу в рубашке с галстуком, я купила себе комплект, а когда признался, что его любимым ароматом был запах пачули, я купила несколько китайских ароматических палочек и зажгла их, когда Джош пришел ко мне.
Лиззи потом говорила, что в доме пахнет подмышкой старого хиппи. Да, она могла выразиться метко.
Я даже изменила прическу, сделав косички, и вплела в них бусинки. И когда Джош, разглядывая меня, воскликнул, что я похожа на нечто среднее между брюнеткой Бо Дерек и растафарианской принцессой, у меня сердце чуть не разорвалось от счастья.
Мы были вместе пять месяцев, и я призналась ему в любви. Проводили вечер, валяясь в моей постели, читая друг другу стихи при свечах, только что переспав. Джош лежал на боку с закрытыми глазами. Он закинул руки за голову, его дреды смешно разметались по моим подушкам, словно веревки. Он выглядел таким красивым, что я просто не смогла сдержаться и призналась.
– Я тебя люблю, – произнесла я и потерлась щекой о его обнаженную грудь. – Не могу до конца поверить в то, что ты мой.
Джош широко открыл глаза:
– Ну…
«Ну» – реакция на признание в любви? Это все, что он может сказать в ответ?
– Бет, – Джош повернулся ко мне, – люди не обладают друг другом, ты ведь это понимаешь?
– Конечно, понимаю. – Волна успокоения прокатилась по мне: слава богу, он всего лишь беспокоился, что я сказала эту глупость про «ты – мой». А то, что я его люблю, прошло нормально.
– Я тобой не обладаю, просто нам хорошо вместе, – добавила я.
– Отлично. – Джош снова отвернулся и стал смотреть в потолок. – А я на секунду испугался, что ты велишь мне сейчас бросить Кристал и Дог.
Кто, черт их подери, были эти Кристал и Дог? Я ждала, что Джош как-то объяснится, но он молчал.
– Кто такие Кристал и Дог? – я не выдержала и спросила сама.
– Подружки, – сказал он легко, – как ты.
– Что? Джош, я тебе не подружка, мы не друзья. Мы пять месяцев встречаемся и четыре из них – спим друг с другом.
Он пожал плечами:
– Бет, если ты хочешь, чтобы я подобрал другое слово вместо «подружки», хорошо. Скажу: любовницы.
– Любовницы?
Джош на секунду замер, потом глубоко вдохнул через нос и выдохнул через рот.
– Бет, – он сел на кровати, – я не моногамен. И я думал, это было понятно с самого начала.
Я накрылась одеялом по самый подбородок, внезапно мне стало очень некомфортно от собственной наготы в собственной же постели.
– А когда ты меня об этом предупредил? Не припоминаю.
– Ну как же, а мое стихотворение, в котором есть строчки «ты не можешь приковать меня к своему животу»?
– А я-то решила, что ты написал о безработных заводских служащих, затеявших забастовку где-нибудь в Индии…
– Нет, – Джош нахмурился, – стихотворение о том, как женщины используют свою сексуальность, чтобы обессилить мужчин. Мне показалось, оно тебе понравилось…
– Понравилось, но я его поняла иначе!
– Ясно. – Он свесил ноги с кровати и начал натягивать джинсы.
Я молча наблюдала, как он застегивает «молнию» и натягивает рубашку.
– Прости, Бет, – сказал Джош, дойдя до двери спальни, – видимо, ничего не получится, ты очень милая, не вини себя ни в чем. Дело не в тебе, дело во…
– Не смей, не смей продолжать фразу! Я знаю, чем ты ее закончишь.
– …дело не в тебе, дело во мне.
Эта адская фраза еще долго звучала в моей голове, Джош уже давно ушел, а я плакала. Когда я все же закончила лить слезы, то твердо решила, что никогда не признаюсь мужчине в своей любви первой.
Я все еще думала о Джоше, когда такси, в котором я ехала спасать Лиззи с ее неудачного свидания, затормозило возле дома на улице Кромвеля. Водитель посмотрел на меня и произнес:
– Вот дом пятьдесят пять, милашка.
Я расплатилась и стала спускаться в подвальную квартиру Натана – друга моей Лиззи. Ключ был именно там, где подруга велела мне искать его. Я открыла дверь и вошла.
– Лиззи? – Я звала, но пока никто не отзывался. – Лиз, где ты?
– В спальне возле кухни. – Она откликнулась с другой стороны квартиры. – И ты, Бет, лучше закрой глаза, когда войдешь…
Глава 6Мэтт
Если мысленно разделить меня пополам, то верхняя моя часть (ровно до брючного ремня) являла собой образец стиля и профессионализма. А вот с той частью, что начиналась от ремня и ниже, возникли проблемы: брюки с меня спадали.
Прошло уже десять часов с того момента, как Алиса устроила мне пытку в ее же ванной комнате, потом что-то кричала о том, что я еще за все заплачу сполна, но я, не дослушав, сбежал. Совру, если скажу, что не волновался (хотя бы по той простой причине, что у нее имелся дубликат ключа от моей квартиры), но были и другие хлопоты. Я пришел в офис ровно в 8.45 и застал там свою помощницу Шейлу сильно сосредоточенной.
– Мадам Бью-ниже-пояса ждет вас, – не без удовольствия сообщила она, указывая на дверь в мой кабинет. – И она не выглядит счастливой.
Я даже застонал, представляя, что меня ждет. Мадам Бью-ниже-пояса, или – как ее звали на самом деле – Изабелла Уоллбрейкер[1], главный менеджер корпорации «Аполло». Ну и на минутку – мой босс.
– Спасибо, Шейла, – произнес я, – сделаешь мне крепкий кофе? Похоже, он мне понадобится.
– Без проблем! Удачи! – добавила она, когда я уже был одной ногой в своем кабинете.
– Итак, Мэтт, – Изабелла повернулась ко мне, ее кроваво-красные ногти смотрелись на поверхности моего стола как десять ровных окровавленных когтей какого-то неведомого животного, – что новенького слышно из этой дыры «Пикчербокс»?
– Я говорил с миссис Блэксток по телефону, и она сейчас обдумывает наше предложение.
– Обдумывает? – Она изогнула идеальную бровь.
Я неуютно поежился:
– Так она мне ответила.
– А ты не считаешь, что следовало надавить, чтобы она слегка расшевелилась и не просто что-то там обдумывала?
Нет, я так не считал. Можно давить на бизнесменов или владельцев промышленной недвижимости, но миссис Блэксток – иной случай: она была пенсионеркой. И в конце концов ей было столько же лет, сколько моему деду! «Пикчербокс» вот-вот мог быть продан и нуждался в полном обновлении: следовало избавиться от старых афиш и сырости, что постоянно ощущалась в помещении. Так пахнет, наверное, в домах призрения. Но я не собирался устраивать жесткую торговлю за «Пикчербокс» со старой леди. Даже если бы я думал, что она чокнутая, раз не принимает сразу наши условия (по большому счету сумма сделки, которую мы предлагали, была смехотворной).
– Не уверен, что давление в такой ситуации – верный выход, – сказал я максимально спокойно. – Миссис Блэксток в возрасте, она не сумеет торговаться.