Второй парень улыбается Уиллу, затем подходит к нам и по очереди каждому жмет руку. Меня он внезапно обнимает, и я растерянно усмехаюсь.
– Зови меня просто Зэй.
– А меня просто Реган.
– Ну и имя! – говорит человек по имени Зэй Ди Тамико. – Язык сломаешь!
– Точно…
Мы рассаживаемся за столиком, и ребята начинают болтать о чем-то, суть чего я, как ни стараюсь, не могу уловить. То про университет, потом про работу. Про музыку и кино. Я почти сдаюсь и решаю отключиться, как вдруг Мичико – кажется, так назвал Уилл того низкого парня – восклицает:
– Опять ты за свое. Вечно сопротивляешься.
– О чем вы? – Я придвигаюсь ближе к столу. Джесси устало кладет голову мне на плечо, и я смущенно улыбаюсь.
– Нет, Мич, не отвечай, – восклицает Уилл, – прошу тебя. Ей нельзя об этом говорить.
– Почему? Да ладно тебе, красавчик! Он просто петь не хочет.
– Что? – Я широко улыбаюсь и перевожу взгляд на Гудмена. – Чего ты не хочешь?
– Ничего.
– Петь? Быть не может.
– Пытаюсь уговорить его уже который год, – сетует Мичико и закатывает глаза. Они у него, кажется, подведены темным карандашом. – Но он ни в какую. Только и делает, что открещивается. А это ведь весело, дорогой мой.
– Да, – подключается Зэй. – Чего бояться? Здесь постоянно поют какие-то невежды, а я уже устал терпеть их дребезжание. Как по пенопласту ножом.
– Кажется, у Реган пошел мыслительный процесс, – хихикает Тэмми и хлопает меня по плечу. – Ну же, котик, скажи это. Я на себя ответственность брать не буду. Он мне потом это припомнит и будет больно.
– Всем будет больно, – угрожает Уильям, сверкнув хитрыми глазами, – я не шучу. Не смей, Реган, иначе мне придется тебя убить.
– Я не боюсь тебя, Уилл.
– Зря.
– Иди на сцену и спой нам что-нибудь.
– Вы играете в слугу? – удивляется Мичико и прихлопывает в ладони. – Это ведь я его научил, помнишь, Уилл? Мы тогда ехали в автобусе со студентками из Принстона.
– Не думал, что тебя когда-то волновали студентки.
– Зато ты был в восторге.
– Ну же, – поторапливаю я, – не тяни время. Это мое задание, мистер Гудмен.
Неожиданно лицо Уильяма становится совсем другим. Он улыбается, но в глазах у него холод, впившийся в меня острым клинком. Парень резко поднимается из-за стола. Он разминает шею, а затем, крадучись, подходит ко мне.
Ребята продолжают болтать, а Уилл останавливается за моей спиной и приближается к моей щеке так близко, что я ощущаю его горячее дыхание. Оборачиваюсь. Наши лица в нескольких сантиметрах друг от друга, но в этом нет ничего приятного. Это опасно.
– Я сделаю тебе больно, – шепчет он. Я не понимаю, чем так разозлила его, но мне не страшно. Я вскидываю подбородок и ухмыляюсь.
– Попробуй.
– Я вижу, как ты на меня смотришь.
– И как я на тебя смотрю?
– Так, будто скоро ты проиграешь пари.
Он идет к сцене, а я шумно выдыхаю. Мое лицо вспыхивает и горит, желудок скручивается от неприятного ощущения, проскользнувшего по всему телу. Что он имеет в виду? Как я на него смотрю? Что за глупость!
Мне абсолютно наплевать на него. Мне нет до него никакого дела, и боль причинить он мне не в состоянии, потому что для этого нужно к человеку что-то испытывать. А я вижу в Уильяме лишь чужака, который иногда говорит умные вещи.
Нам приносят выпить, я хватаю сок прямо с подноса и залпом выпиваю половину стакана. Затем со стуком ставлю его на стол и зажмуриваюсь.
– Ты чего? – интересуется Джесси и хмурит светлые брови. – Тебе плохо?
– Естественно, ей плохо, – отвечает за меня Тэмзи Пол и помешивает трубочкой свой коктейль. Она кривит губы, но глаза на меня не поднимает. – Уилл метко бьет.
– В смысле? – Я встряхиваю волосами. – При чем тут Уилл?
– Хватит придуриваться. Только идиотка не обратит на него внимание.
– Все как раз наоборот.
– Значит, мы идиотки.
– Нет, Тэмми, это ты идиотка. А мне наплевать на Уилла.
– Думаешь? – Ее обсидиановые глаза прожигают во мне дыру размером с Коннектикут. – Не делай вид, что тебе все равно.
– Я разберусь, что мне делать.
– Я просто советую.
– Засунь свои советы…
– Тише, девчонки, – усмехается Джесси и вклинивается между нами, словно подушка безопасности, – давайте прекратим этот глупый спор, ладно?
Я отворачиваюсь от Тэмми. Мне хочется уйти, и я жалею, что не осталась в номере с Кори. Нужно было прислушаться к интуиции и запереться в своей комнате. Но нет! Я решила, что набраться впечатлений для меня важнее здравого рассудка.
– Мне нужна помощь из зала, если вы не возражаете, – со сцены говорит Уилл, и зрители аплодируют. Несколько полупьяных девиц тут же кидаются к нему, словно парень прочитал заклинание, и я закатываю глаза. Разодетые, не стоящие на ногах, они прилипают к Уильяму, хищно лыбятся, а он обнимает их, как верных подружек. – Эта песня посвящается одной девушке, к которой у меня особые чувства. Она думает, что знает меня, понимает, лезет в голову и насилует мозги. Но она ошибается.
Он смотрит мне прямо глаза, а я не свожу с него взгляда. Не знаю, что именно меня цепляет, но цепляет. Я крепко стискиваю зубы, а он кивает музыкантам, и из колонок льется знакомая мелодия группы «Нирвана». Я ухмыляюсь – эта песня так идет Уиллу, его самодовольной улыбке, пылающим глазам и решительному голосу. В этом весь Уильям Гудмен – сломленный мальчишка, который играет с людьми и радуется, когда они тоже ломаются.
«Изнасилуй меня. Изнасилуй меня, мой друг», – поет Уилл, прожигая во мне дыру. Около него вьются девушки, а он обнимает их, прижимает к себе, пока они карабкаются по его телу, как по канату.
– И конечно, он хорошо поет, – отвернувшись от сцены, улыбаюсь я. В груди у меня пылают злость и обида, и я, черт подери, понятия не имею, откуда взялись такие чувства.
– В этом мире вряд ли есть что-то такое, что не получается у этого парня, – заявляет Мичико и смотрит на меня с сожалением. – Это тебе песня его посвящается, милочка?
– Нет.
– Да, – одновременно отвечают Джесси и Тэмми.
Я пожимаю плечами и неохотно соглашаюсь:
– Возможно.
– Видимо, ты разозлила его.
– Уилл такой талантливый, что сам себя научился злить. – Я вырываю из рук Тэмзи свой стакан с соком – что он там делает? И вновь жадно пью. Кошусь на сцену, а Уилл продолжает обнимать двух незнакомок. Они потные, и глаза у них горят.
Меня тошнит.
Неожиданно он берет микрофон в руки и идет к нашему столику, оставив позади расстроенных девиц. «Презирай меня, делай это снова и снова. Опустоши меня. Изнасилуй меня, мой друг». Он оказывается передо мной. Губы его искривлены улыбкой, а смотрит он так, что мне хочется провалиться сквозь землю и больше никогда не возвращаться. Парень резко наклоняется, и между нашими лицами остается всего несколько жалких сантиметров.
– Ты почти уничтожена, – едва слышно шепчет он и касается губами моей щеки, – ты проиграла, птенчик.
Становится нечем дышать. Его горячие губы так близко, и мое сердце останавливается. Хочется оттолкнуть его, но я не могу пошевелиться. Лишь бросаю на него взгляд и тут же об этом жалею.
Я не понимаю, что сделала неправильно, чем разозлила Уилла, почему заслужила его презрение. Но мне не нужно знать ответ. Я просто в очередной раз убедилась, какие люди эгоисты и как рьяно они самоуничтожаются, обвинив в этом тех, кому они дороги.
– Тебя ждут, Уильям, – произношу я, умудрившись равнодушно улыбнуться. Подаюсь вперед и касаюсь губами его щеки. Сердце у меня рвется из груди, бьется о ребра и взвывает на неизвестном языке, но голос мой спокоен, ровен и тих. Не узнаю его и удивляюсь, но не подаю вида. – Я вижу, как ты на меня смотришь, – томно повторяю я его слова, – но ничего не будет. Ты мне не нужен. Возвращайся на сцену, там тебя утешат.
Я отталкиваю парня от себя, а затем вновь тянусь к соку. Опрокидываю содержимое и решительно поднимаюсь из-за стола.
Голова кружится, и я едва не падаю.
– Осторожно, – восклицает Джесси и поддерживает меня за руку.
Я пару раз моргаю.
Не понимаю, что такое. Картина смазывается, а музыка превращается в какофонию звуков, давящих на виски. Хочу уйти, но Уилл хватает меня за локоть, тянет на себя. Лицо у него становится совсем другим – смягчается. Или мне кажется? Колени подгибаются. Я ощущаю, как странная сила – горячая и теплая – тянется к сердцу и берет его в широченные ладони.
– Ты куда? – спрашивает он. – Что с тобой?
– Отвали, Уильям! Я хочу танцевать. А тебя ждут. Обернись. Они соскучились. – Я вырываюсь из оков и бреду туда, где танцуют. Со мной творится что-то невообразимое – приятное и пугающее одновременно.
В одну секунду ясность исчезает, и я погружаюсь в состояние полнейшей пустоты. Я должна заполнить эту пустоту, причем немедленно. Желание пить превращается в жажду. Желание есть – в голод. Желание танцевать – в желание оторваться от земли и взлететь к потолку, умчаться в небо, да, в черное небо и стать северным ветром, гоняющим по дорогам иссохшие листья. Я улыбаюсь незнакомцам, прикасаюсь к ним пальцами и вижу, как от них отскакивают искры. О да, искры! Я не схожу с ума. Краски становятся в сто раз ярче, музыка – в сто раз громче! Что за странные чувства? Грудь пылает, горит, я сейчас сойду с ума, этот пожар, он опустошает меня, он обжигает, всё болит!
Откидываю назад голову, касаюсь ладонями лица, которое внезапно намокает и становится горячим. Мне нужно найти воду и выйти на свежий воздух. Я слышу, как в соседнем зале поет Уилл. И его голос проходит сквозь меня, разлетаясь по всему телу, разбиваясь на сотни осколков. Его голос в голове, он повсюду. Я закрываю глаза, а передо мной его лицо, и запах сигарет, и дым. Он обнимает меня, я прижимаюсь к нему и откидываю назад голову. Мне нравится, что Уилл здесь, и что он там, и что я где-то, где мир взрывается на тысячи красок и звуков.
– Пойдем, – слышу я голос у моего уха, – пойдем со мной.