– Правда, птенчик. Иди сюда. – Парень ложится рядом и притягивает меня поближе. Я не сопротивляюсь. Кладу голову на его грудь и крепко зажмуриваюсь, потому что боюсь, что отец вновь появится в комнате, что он опять ударит меня или ударит Уилла. – Всё будет хорошо, слышишь? Здесь никого нет, только ты и я.
Это последнее, что я слышу, прежде чем проваливаюсь в сон.
Отец больше не приходит.
Глава 12
Я просыпаюсь от ноющей боли. Раскрываю глаза и скручиваюсь, будто в живот мне хорошенько врезали. Виски вспыхивают. Все тело горит, и мне так паршиво, что я скатываюсь с постели и несусь из комнаты. Мельком вижу, что на кровати кто-то есть. Ноги не слушаются, я чудом добираюсь до ванной комнаты и падаю рядом с унитазом.
Никогда в жизни мне не было так плохо. Все тело скручивает, а перед глазами мельтешат разноцветные точки. Я упираюсь ладонями об унитаз, громко и прерывисто дыша.
– Черт, черт! – меня качает. Я бы легла на ледяную плитку, но боюсь, что меня опять вывернет наизнанку, поэтому я крепко зажмуриваюсь. В висках пляшет пламя. Чувствую, как тошнота вновь подскакивает к горлу, но всхлипываю и выплевываю ругательство, решив, что обойтись сейчас без сквернословия – значит слицемерить.
– Можно?
– Нет! – Хриплю я, но, естественно, Уилл все равно заходит в ванную, и мне ничего не остается, кроме как почувствовать себя еще более паршиво. – Уйди, Уилл, пожалуйста!
– Ты как?
– Угадай.
– Что ты приняла вчера?
– Наверняка что-то мозговыносящее, раз сегодня мы очнулись в одной постели.
– Ты так быстро унеслась. Не думал, что ты вообще меня заметила.
Уилл протягивает мне полотенце, а я стыдливо морщусь. Поверить не могу, что мы с ним спали вместе, а сейчас я сижу, положив голову на унитаз. Что со мной? Почему это происходит? Мне становится так обидно, что злость вскипает в венах диким пожаром, и теперь я смотрю на Уилла не виновато, а разъяренно.
– Как это произошло? Я ничего не пила.
– Мне тоже интересно.
– А разве интересно, когда знаешь ответ?
– Что? – Брови парня удивленно подскакивают вверх. – Что ты имеешь в виду?
– Ты знаешь что. – Я кидаю полотенце Уильяму. – Развлекся?
– Как раз нет. Я бы развлекся, если бы не ты и не твой приступ. – Он бросает полотенце мне обратно, но я перехватываю его в дюйме от своего носа и свожу брови.
– Какой еще приступ?
– Истерический.
– Что ты несешь?
– Ты забыла про свои глюки? Забыла, как боялась, что в номер заявится твой отец?
– Что? – растерянно шепчу я и округляю глаза. Меня будто по лицу ударили. Гляжу на Уильяма и хватаю губами воздух, разрываясь между стыдом и шоком. – Я не…
– Могла, – перебивает парень и неожиданно стягивает через голову футболку. Я тупо гляжу на него, хлопаю ресницами, а он подходит к душевой кабинке.
– Ты что творишь?
– В смысле?
– Уилл, выйди отсюда!
– Но я хочу помыться. – Он расстегивает джинсы. – В чем проблема? Я тебя ведь не прогоняю. Делай свои дела, а я – свои.
– Ты шутишь? – Глаза у меня, наверно, на лоб лезут, когда он стягивает брюки. – У тебя явно какие-то проблемы, парень. Серьезные проблемы.
– Это не я сижу в обнимку с унитазом.
– Нельзя просто взять и… – Он снимает трусы, а я в ужасе отворачиваюсь. Черт меня дери! Что он делает? Я слышу, как Уильям захлопывает кабинку, и покрываюсь румянцем до кончиков пальцев. – Боже, да ты чокнутый! – Вскакиваю на ноги. – Меня сейчас снова стошнит, честное слово.
– Я настолько плох? – сквозь шум воды спрашивает парень.
– Нет, ты неотразим.
– Может, ко мне запрыгнешь, птенчик?
– Ну если ты позволишь.
– Серьезно? – Уильям приоткрывает кабинку и выглядывает наружу. Волосы у него мокрые. – Ну я позволяю.
– Очень за тебя рада, – я закатываю глаза.
Что он вообще творит? Совсем с катушек съехал.
– Я так и знал, что ты обманываешь. Ты лгунья, птенчик. – Гудмен вновь исчезает за дверцей. – Всего боишься. Даже себя боишься.
– Давай без философии. – Я морщусь, стягиваю с себя лифчик и остаюсь в футболке. Меня будто сдавливают чьи-то пальцы. Дышать невозможно. Кидаю бюстгальтер на скользкий пол и оборачиваюсь к зеркалу. – В другой раз поумничаешь.
– Как скажешь.
Я умываюсь, стараясь не смотреть в сторону душевой кабинки. Живот крутит, но мне легче. Возможно, организм понял, что есть вещи намного страшнее безумных глюков. Например, Уилл Гудмен и его желание продемонстрировать все свои достоинства.
Я завязываю волосы и выхожу из ванной, с трудом представляя, что теперь делать. Я понятия не имею, что на меня вчера нашло, и мне жутко стыдно, что Уильям слышал об отце. Что я наговорила? Что успела сделать? Надеюсь, рядом мы лежали лишь потому, что он воспитанный джентльмен и пытался успокоить меня своим присутствием. А не потому, что я рухнула ему в объятия и наговорила какой-то чепухи.
В гостиной сидит Кори. Он смотрит, как я захлопываю дверь ванной комнаты, и усмехается:
– Ты воду забыла выключить.
Я плюхаюсь рядом с другом, закрываю руками лицо, а он заботливо поглаживает меня по спине, будто бы знает, что сейчас мне хочется скинуться с крыши или чего еще похуже. Он кашляет, а я выпрямляюсь.
– Как себя чувствуешь?
– Лучше. Таблетки хорошие. А с тобой что?
– Со мной мистика, Кори. Реально мистика. Вчера я словно побывала в одном из рассказов Стивена Кинга с галлюцинациями и маньяками-преследователями.
– В смысле?
– Не знаю. Мы были в клубе, Уилл пел…
– Пел? – переспрашивает парень. – Вот это да! Я пропустил много чего интересного.
– Честно? Не помню. В голове все смешалось. Я понятия не имею, что вчера со мной происходило. Знаю лишь, что сегодня очнулась рядом с Уиллом, а потом меня вывернуло наизнанку в туалете. Классная история, не так ли?
– Не то слово, – неожиданно встревает в разговор Тэмми, выходя из своей спальни. На ней вчерашний рваный топ и юбка. Тушь размазалась, подбородок розоватый от помады. Она идет к нам, покачиваясь, а я хмуро смотрю на нее. – Тебе хотя бы весело было? Или ты умудрилась заскучать даже под кайфом?
– Что?
– Ты развлеклась?
– Тебе-то какое дело? С чего ты вообще решила, что я была под кайфом?
– Ну не знаю, – она не сводит с меня обсидиановых глаз, – одна птичка нашептала.
– Какая еще птичка?
– Нужно следить за тем, что пьешь, котик.
Я округляю глаза и недоуменно смотрю на девушку. Внезапно мне будто бы дают под дых. Перед глазами проносится момент, когда я вырвала из цепких пальцев Тэмзи стакан с соком, и грудь сдавливают колючие силки. Неужели…
Я вскакиваю. Тело у меня вспыхивает, словно новогодняя елка, и я сжимаю кулаки до такой степени, что сводит руки, пальцы, кисти.
– Ты серьезно? – едва слышно спрашиваю я. – Ты подсыпала мне что-то в сок?
Тэмми молчит и поправляет бирюзовые волосы. Сейчас она не кажется милой и невинной овечкой. Мне ее не жалко. Мне хочется ее убить.
– Ты же должна была когда-то оттянуться, – говорит она, – вот я и помогла тебе.
– Помогла мне?
– Очнись, Реган! Тебе двадцать – сколько? И ты ничего еще в жизни не попробовала. Ты умеешь расслабляться? Умеешь удовольствие получать?
– Поверить не могу.
– Вот и я не могу. – Она со свистом выдыхает и откидывает назад волосы. Все ее движения просты и обычны, словно Тэмми не сделала ничего такого, что мы должны обсудить. Она направляется в ванную.
– Я с тобой еще не закончила.
– Не благодари.
– Что? – Я хватаю девушку за локоть и резко поворачиваю к себе. – У тебя с головой всё в порядке? Ты мне какую-то хрень в сок подсыпала!
– Я знаю, что сделала! – кричит она, вырывая руку.
– Знаешь? Ну и? Считаешь, это нормально? Считаешь, ты в своем уме?
– Считаю, что сделала тебе одолжение. Только подумай, котик, столько впечатлений за одну ночь. Ты и потанцевала, и покувыркалась.
– Что ты несешь?
– Даже в душе порезвилась. Ну и как он? Тебе понравилось? Раздвигать ноги иногда полезно, это лечит от монашества и девственности.
– Боже, Тэмзи! – Кори подскакивает к нам. – Ты в своем уме?
– Что? Пусть ответит.
– Я не собираюсь тебе отвечать! Мне наплевать на твою любовь к Уиллу, наплевать на то, что ты не будешь ему нужна, даже если в очередной раз с крыши бросишься. И мне насрать на это. Мне насрать на твои проблемы.
– Рада это слышать.
– Но если ты еще раз подсыплешь мне какую-то дрянь…
– То что? – Она вплотную приближается ко мне и кривит обветренные губы. Они у нее светло-розовые, потрескавшиеся, будто бы Тэмми болеет или нуждается в дозе. – Что ты сделаешь? Ничего. Ты только говоришь. Ты обложка с пустотой внутри. Ты говоришь и говоришь, а о жизни знаешь столько же, сколько я о смерти. Притом что ты живешь, а я уже умирала. Ты вдохновлена праведностью, не куришь, не пьешь – монахиня. Только жизнь другая, солнышко. Люди – кретины, желающие сделать тебе больно.
– Заткнись, Тэмми, – рычит Кори, – если ты рот не закроешь, я…
– Что? Позовешь Уилла? О да! Только он и сможет что-то сделать, потому что вы – два недоразумения, застрявших в собственных предрассудках. Я сделала то, что захотела, и я славно повеселилась, котик! – Она смотрит мне в глаза и усмехается. – А ты никогда так не сможешь. Ты никогда не поступишь по своей воле, только по совести. И мне тебя жаль. Как много ты теряешь! Жизнь не только хорошая штука. Вся красота жизни в ее плохой стороне. А вы – святоши. Меня тошнит от вас. От вашего лицемерия. Я хотя бы говорю то, что думаю. А вы боитесь даже собственных мыслей.
– Что здесь происходит? – неожиданно раздается голос Уилла. Он стоит на пороге ванной комнаты и прижимает полотенце к волосам. – Всё нормально?
Мы молчим. Я тяжело дышу, смотрю на девушку, а она продолжает кривить губы, не обращая внимания на то, что воздух раскалился и искрится над нашими головами. Становится так тихо, что звенит в ушах. Это гнетущая, омерзительная тишина, которая в свое время сводила с ума пленников и лишала их рассудка. Наконец Тэмми усмехается и приближается ко мне, облизывая г