Хотя возможно. Как в этой книге.
Я иду на работу. Кори прав, времени у меня еще много. Но я всегда выхожу раньше, чтобы пройтись, подышать воздухом. Это вошло у меня в привычку лишь сейчас, когда я поняла, что в жизни только от тебя зависит, от чего получать удовольствие. Можно гонять по неизвестным дорогам, а можно бродить по давно знакомым.
Удовольствие будет одним и тем же, если тебе нравится то, что ты делаешь.
Я невольно сворачиваю с намеченного пути. Мне вдруг кажется, что сегодня тот день, когда я должна сделать всё, чего от себя не ожидаю. Бывает, ты скидываешь самое сложное на последний момент. Сейчас наступает этот последний момент. И я иду в больницу, стараясь не обдумывать свое решение.
Я спрашиваю на регистрации, в какой палате лежит Натан Баумгартен, и меня провожает к нему неразговорчивая медсестра. Не думала, что бывают такие. Она указывает на дверь, но я не шевелюсь. Трудно перешагнуть через порог, когда понимаешь, что перешагнуть придется через себя. Что там говорила мама? Я на него совсем не похожа. А еще что она сказала? Что ему дали месяц. Прошло уже две недели с того момента.
Я набираю полную грудь воздуха и открываю дверь. Она скрипит, трется о старый пол. Не знаю, как себя вести. Просто прохожу в палату, выпрямляюсь и забываю о злости. К чему она, если принесет только новую боль и разочарование.
Отец лежит на узкой койке. Вокруг стоят еще кровати, но там пусто. Никого. Лишь он и его мысли. Да, здесь запросто можно свихнуться.
Делаю шаг вперед.
– Привет, – здороваюсь сиплым голосом. Папа удивленно открывает глаза. Из носа у него торчит какой-то провод. Лицо сероватое, как обычно. Разве что теперь оно еще сильнее осунулось.
– Ты? – хрипит он. – Ты здесь?
– Да.
– Что тебе нужно? – Отец отворачивается. Я вижу, как дрожит его подбородок, и еще мне кажется, что ему стыдно. Впервые он говорит со мной, не выпив несколько банок пива, не проведя ночь за барной стойкой. Он всё понимает, и ему от этого плохо. – Я не настроен болтать.
– Я не болтать пришла.
– А зачем тогда?
– Проверить, как ты.
– Проверить, как я? – Он вновь смотрит на меня, а у меня всё сжимается. Глаза у отца покрываются пеленой, мутнеют. Он беззащитно стискивает в пальцах простыню, а я сразу же вспоминаю, как он стискивал этими же пальцами мои запястья. – Уходи.
– Хорошо. – Я вытираю ладонью слезы, срываюсь с места и хочу убежать, но меня останавливает его голос.
– Подожди. Реган. Стой!
Застываю перед дверью. Я сгибаюсь как от удара. Больно делают только те, кого мы любим, кто нам дорог. Этот человек вопреки всему, что между нами было, дорог мне. Я ненавижу себя за эти мысли, я хочу его ненавидеть.
А у меня не получается.
– Мэндис сказала, ты уезжаешь.
– Да. – Слезы бегут по моим щекам.
– Куда?
– В Провиденс. – Я оборачиваюсь и встречаюсь с отцом взглядом. – Буду работать в редакции. Писать чушь какую-то.
– Хорошо. Да, это хорошо.
– А с тобой что?
Отец не отвечает. Пожимает плечами, отворачивается, а я неожиданно отчетливо ощущаю, что отца у меня скоро не будет. И надеяться, что он исправится, я больше не смогу. Складываю руки на груди и плачу, потому что внутри у меня все горит и рушится. Разбивается на безобразные осколки.
– Ты… ты прости меня, Реган, – внезапно говорит он, глядя в окно. А я сгибаюсь пополам и закрываю ладонями лицо. – Я плохим отцом был.
Из горла вырывается всхлип. Я качаю головой из стороны в сторону, ничего не понимая, не осознавая. Мы прощаемся, но зачем? Я уйду, а он всё еще будет здесь, да?
– Ты исправишься, – шепчу я, выпрямляясь. – Люди исправляются.
– Я не успею.
Подбородок у него трясется. По грубому лицу катятся слезы. И он хочет стереть их, но не может поднять руку. Он то сжимает, то разжимает пальцы.
– Умирая, думаешь о том, что сделал. А я ничего не помню. – Папа смотрит на меня. – Ничего! Ты плакала, наверное.
– Наверное.
– Ты даже сейчас плачешь. Я вам с Мэндис жизнь испортил. Но вы прорветесь. Ты сделаешь всё, я уверен.
– Сделаю. – Я решительно киваю и подхожу к отцу. Невольно беру его шершавую руку. Пальцы у него холодные. – Принести одеяло?
Отец открывает рот, судорожно выдыхает и испускает всхлип. Он все же поднимает свободную руку и тянется к моему лицу. Закрываю глаза, когда она касается моей щеки.
– Ты так и не дождалась меня, Реган, – шепчет он.
– Дождалась, – отвечаю я, – ты ведь здесь.
Накрываю ладонью его пальцы и улыбаюсь. Впервые я улыбаюсь рядом с ним.
Я ухожу из больницы за пять минут до начала смены. Глаза у меня до сих пор пылают, но на душе гораздо легче. Всё можно исправить. Но ты сам должен захотеть этого. И захотеть вовремя.
Отец разрушил мою жизнь. Я всегда надеялась, что однажды он изменится, и он изменился. Поздно, но всё же. Я никогда не забуду того, что он сделал со мной и мамой. Я ведь неидеальна, память не сотрется просто так. Но еще я буду знать, что он раскаивался. Что он осознал свои ошибки. Легче ли от этого мне? Сложный вопрос.
История моей семьи неправильная. Она сложная и грустная. Но она заставляет меня верить в то, что люди меняются, когда любят, ждут и надеются. Во время перерыва я иду домой и нахожу книгу Кэтрин Стокетт «Прислуга».
Я люблю перечитывать ее. Эта книга придает мне уверенности, что и я добьюсь всего, чего захочу. Главное – первый шаг, а потом пусть не становится легче, но отступать некуда, если мечты действительно важные.
Я отдаю книгу Хелен Гудмен. Прошу передать ее Уиллу, когда он у них появится. Я знаю, что это глупо. Но я должна быть честной, а осталось лишь одно признать: я тоже проиграла пари.
Эпилог
Я работаю в редакции уже полгода.
Провиденс – красивый город. Каждую субботу я выхожу на улицу ближе к вечеру и гуляю по переулкам, открывая для себя новые места.
Быть внимательной к мелочам я научилась в той поездке. Не могу сидеть дома, когда знаю, что за окном непокоренные парки, музеи, улицы. Постоянно засиживаюсь допоздна у Брауновского университета. Наблюдаю за студентами и записываю себе что-то – профессиональная привычка. Я теперь все мысли заношу в блокнот. Это, кстати, очень даже полезно. Взбесит меня какая-то карга, что возмущается в автобусе, и я ей посвящаю целых две страницы.
Там есть глава про отца. Он умер четыре месяца назад. Я приезжала в Янгстаун, но не смогла и на пару часов остаться в городе. Слишком много плохих воспоминаний. Мне теперь в Провиденсе спокойнее. Возможно, здесь мой дом.
Сегодня заветная суббота. Я уже обошла центральный парк и теперь хочу пройтись до Капитолия штата Род-Айленд. Говорят, это очень красивое здание. По крайней мере, так говорит моя знакомая из редакции, а она в Провиденсе живет всю жизнь.
Покупаю горячий сэндвич и иду по широкой улице. Люди несутся куда-то, а я медленно переставляю ноги, наслаждаясь моментом. Вспоминаю, как бродила по Нью-Йорку. Нужно обязательно туда вернуться, тем более Бенни написывает каждый день.
Улыбаюсь, откусываю бутерброд и внезапно сталкиваюсь с кем-то. Сэндвич валится из моих пальцев, разваливается на асфальте, соус попадает на мои новые балетки, и я расстроенно смотрю на пятно. Черт возьми!
– Простите, я заплачу, – говорит парень.
– За балетки?
– А за них тоже надо платить?
– Ну вообще-то…
Я выпрямляюсь, перевожу взгляд на незнакомца и едва не валюсь так же, как и сэндвич. Хлопаю ресницами. Парень тоже удивленно смотрит на меня. Нет! Нет! Такое не случается в нашем мире. Быть не может.
– Реган? – удивляется Уильям Гудмен, и я пропускаю удар по сердцу. Сильный, меткий удар. – Что ты здесь делаешь?
– Что ты здесь делаешь? – интересуюсь я. Я просто не верю! Уильям стоит прямо передо мной. На нем длинное пальто, синяя рубашка. Волосы стали короче, и щетины на подбородке нет. Парень совсем на себя не похож, и если бы он проходил мимо, я бы его даже не узнала.
– Совпадение.
– Я не верю в совпадения.
Мне становится не по себе. Прошлое безжалостно наваливается на плечи, а еще этот отвратительный запах мелиссы. Я шумно выдыхаю и поправляю волосы.
– Мне идти нужно.
– Мне тоже. – Уилл криво улыбается. Как прежде. Я вспоминаю, как солнце рвалось через стеклянные окна, как палило и с ума сводило. – Кори говорил про Бостон.
– Я проходила там собеседование.
– Тогда почему остановилась на Провиденсе?
– Это интервью?
– Я просто давно тебя не видел.
– И у нас были причины не видеться. – Я стискиваю зубы. – Или ты забыл?
– Ты все такая же невыносимая, – смеется он.
Возмущенно вскидываю брови.
– Оскорблять меня будешь?
– Я вообще-то пошутил. Получил твою книгу.
– Серьезно? – Сглатываю комок, вставший в горле. Полгода прошло, а я до сих пор не могу нормально дышать, когда дело касается этого человека.
– Интересная.
– Твоя тоже.
– Ты прочитала?
– Да.
Мы смотрим друг другу в глаза, а что сказать? Не знаем. Я отворачиваюсь, а Уильям со свистом выдыхает. Наверное, ему так же нелегко, как и мне.
– Послушай, я рад тебя видеть, – наконец произносит он и пристально глядит на меня. – Ты никуда из моей жизни не пропадала, несмотря на то что мы не виделись столько месяцев.
– Это плохо.
– Считаешь? – Он достает пачку сигарет и закуривает, а я горько усмехаюсь: Уилл все тот же. Мне вдруг становится обидно. – Что такое?
– Ничего. – Я отворачиваюсь.
– Да ладно тебе, я всё и так понял. Врать ты не научилась. А я не могу избавиться от этой привычки, как ни стараюсь. – Он выдыхает дым в сторону. – Но я стараюсь.
– Старайся лучше.
– Знаешь, а мы ведь могли бы…
– Нет. Уилл, мы ничего не можем.
– Ты даже не дослушала, что я хотел сказать.
– Какая разница? – спрашиваю я, а он улыбается.
– Ты не изменилась совсем.
– Ты тоже.
– Я слышал, твой отец умер. Приезжал в Янгстаун, но тебя не застал.