. Еще раз. Она повторила эти слова дважды. Хорошее лицо. Она стояла передо мной и просила меня позаботиться о ее сыне, потому что какое-то злобное существо искало жертву, и она не хотела, чтобы этой жертвой стал ее мальчик. Перед моими глазами вспыхнул мысленный образ: Хуанка засовывает зубы этого ублюдка Криса себе в карман, с рукояти пистолета капает густая кровь. Зубы все еще лежат там… Может быть, рядом с пальцем маленького чуда.
«Я даже собственную дочь не мог защитить, сеньора».
Я кивнул.
Мать Хуанки еще раз поблагодарила меня и ушла. Ее шлепанцы почти не отрывались от пола, их ритмичное шарканье казалось почему-то слишком громким в тихом доме.
Через несколько секунд после ее исчезновения из комнаты мы услышали, как закрылась ее дверь.
– Она принимает много таблеток, – сказал Хуанка. – Она через минуту выключится. У нее плохо со слухом, а потому мы ее не разбудим, что бы мы тут ни делали.
Раздался звук сливаемой воды в унитазе, и дверь туалета открылась. Свет из ванной пролился в комнату, образовав неправильный треугольник на полу. Брайан стоял в дверях стряхивал воду с рук. Потом отер их о свои джинсы.
– Ну и какие у нас планы? Жрать что-то хочется, – сказал Брайан.
– Ya estás otra vez con la pinche comida[216]. Послушай меня, чувак! Еда будет после.
– Окей, извини.
– Мы должны взять кое-что… назовем это специальным оружием.
Хуанка завел руки за спину и вытащил пистолет, подержал его за ствол и протянул мне.
– У меня есть еще – один на мне, другой в моей комнате. Ты возьмешь этот. Тот самый, что в машине лежал. Ты с ним нормально смотрелся. Возьми его и храни. Мы скоро спустимся в туннели. Там он может понадобиться.
Я взял пистолет, убедился, что он стоит на предохранителе, засунул сзади за ремень джинсов.
– В туннели? – спросил Брайан.
– Да, мы скоро спустимся, – сказал Хуанка Брайану. – И мне нужно, чтобы ты был осторожен и смотрел в оба. Больше ничего.
– А почему? – спросил Брайан.
Хуанка глубоко вздохнул, потом выдохнул воздух с таким раздражением, что я вспомнил всех учителей, какие у меня были.
– Потому что существует вероятность, что мы будем там не одни.
Глава 16
В ванной я долго не задержался, а когда открыл дверь, чтобы вернуться в комнату, мое внимание привлекли фотографии на противоположной стене. Два портрета коричневатого цвета над всеми другими. Это явно были родители Маргариты. Под ними пространство стены было занято фотографиями с дней рождений, людей за столом. Обнаружить на них Хуанку не составляло труда. Его глаза не изменились. Без своих татуировок он выглядел невинным мальчиком не от мира сего. Увидел я и несколько школьных фотографий, а еще две, снятые совсем недавно. На фотографии у конца стены он был таким, как сегодня. Он стоял рядом с ухмыляющимся человеком с яркими глазами. С другой стороны от человека стояла красивая блондинка с тонкими чертами лица и в желтом платье. Она была выше обоих мужчин. Я услышал, что Брайан и Хуанка разговаривают о чем-то, и отошел от стены, мои заботы сразу же снова хлынули мне в голову.
Мысль о других людях в туннеле беспокоила. В туннеле нет места, куда можно было бы убежать или спрятаться.
Когда я вернулся, Хуанка и Брайан сидели на диване. Когда они шевелились, их задницы извлекали из синтетического покрывала визгливые звуки.
– Так ты хочешь сказать, что там есть дикие животные? – Бледное лицо Брайана и его опухшие глаза наводили на мысль, что он опять принял дозу.
Хуанка вздохнул.
– Ты просто гляди в оба, huevо́n[217]. Как только мы выйдем из дома, я хочу, чтобы вы оба были готовы ко… ко всему. Вы меня понимаете?
– А как животные попадают в туннель? – спросил я.
– Они не животные, – сказал Хуанка. – Они… твари, ясно? Они живут там. Их можно найти во многих туннелях. Они приходят и уходят. Они тонкие, они прорывают маленькие ходы. Что для нас, что для них вся граница – это кусок сыра. Если они голодны, то могут прыгнуть на нас или что-нибудь такое. Мы некоторое время не пользовались этими туннелями, и потому я хочу, чтобы вы двое были готовы к чему угодно, вам ясно?
По лицу Брайана я видел, что все, сказанное Хуанкой, вызывает у него неприятие, но напряжение между ними и тон Хуанки не позволяли ему возражать.
– Ну а теперь заканчиваем эту хрень и идем к Дону Васкесу. Так?
Брайан посмотрел на меня. Глаза у него покраснели, как если бы он плакал или принял дозу льда. Как бы то ни было, мне не хватало сил разбираться с ним сейчас.
Хуанка вывел нас из комнаты в кухню, положил руки на стол со столешницей из черного гранита и посмотрел на нас, словно ожидая нашей реакции.
– Ну, так где же этот туннель, Хуанка? – спросил я.
– Ты на нем стоишь.
Глава 17
– Марио, ну-ка, помоги мне, – сказал Хуанка, напирая на стол.
– Вход в туннели на твоей кухне? – спросил Брайан.
– Да, он всегда был здесь. Типа семейное, вы меня понимаете.
– И как ты оказался в этом деле, Хуанка? – спросил я, помогая ему сдвигать стол. Он, казалось, был готов немного приоткрыться, а я хотел как можно больше узнать о его прошлом. Я не доверял ему. Мысли о фотографиях из конверта все время возвращались ко мне. Как и его предупреждение из гриль-бара.
– Mi familia es de Ciudad Juárez[218]. Там я родился и вырос. Мой отец работал по эту сторону границы и присылал домой деньги. Он собирал лаймы, апельсины, арбузы, огурцы – чего только он не собирал. Иногда ему не платили, а когда он начинал протестовать, эти говнюки говорили, что напустят на него la migra[219].
Он устал работать за гроши на плантациях и устроился перевозить наркоту для местного дилера в Эль-Пасо. Se convirtiо́ en mula[220]. Это занятие приносило больше доходов, чем сбор фруктов под палящим солнцем, и он теперь присылал нам деньги регулярно. Моя мать ненавидела то, чем он занимается, но дела наши пошли лучше. Мы купили хорошую обувь. Даже для дома кое-что купили. Не замечать всякое говно просто, когда у тебя полон желудок, вы меня понимаете. А потом его убили.
Брайан перестал расхаживать по комнате туда-сюда, он оперся о стол и слушал. Я делал то же самое, стоял там как идиот. Хуанка смотрел на нас и продолжал:
– Я все еще был pinche escuincle[221]. На следующий день моя мать собрала все деньги, которые ей удалось накопить, и заплатила одному coyote[222], чтобы доставил нас в Эль-Пасо. Это было непохоже на то, что ты видишь в кино, – эмигрантов, набитых, как сардины, в кузов грузовика или еще какую дрянь. Моя мать знала кое-кого. Эти люди провели нас сюда по туннелю. После нашего переезда нас посетили некоторые старые друзья отца. Они пересекали границу туда-сюда так, будто ее и не было. У них были связи. Были эти туннели. Я и оглянуться не успел, как у нас появился маленький дом на улице, называемой Бродвей, как знаменитая улица в Нью-Йорке. Мы стали marionetas в чужой игре. В кухне был фальшивый пол, закрывающий вход в туннель с кухни, как и здесь, и две комнаты в доме были набиты сумками с землей – они стояли там с тех времен, когда туннель только копали. Прикрытие было хорошее – приятная дама с тремя детишками. Никто ничего не подозревал. Она выглядела как любая другая мексиканская мать в Эль-Пасо. С соседями она была мила. Ходила в церковь. Люди были уверены, что она зарабатывает на жизнь поденщиной – моет полы в чужих домах или что-то в этом роде.
Образ прекрасной пожилой дамы, уже сложившийся в моей голове, стал рушиться.
Хуанка глубоко вздохнул. Я подумал, может быть, эта история выдумана, чтобы создать впечатление, что он знает, о чем говорит. Его глаза словно остекленели, приобрели выражение, которое появляется у некоторых людей, когда их тела остаются в настоящем, а мысли возвращаются назад во времени. Он прошелся руками по бедрам и продолжил рассказ:
– Мой брат Гильермо начал помогать людям, он привозил товар и сбывал его. Он был совсем мальчишкой, всего на четыре года старше меня, но он знал, что он мужчина в доме. Он хотел заработать деньги, чтобы мы выбрались оттуда. Вы знаете, как это бывает – дети бедняков всегда хотят лучшего. Он был таким, как все. Хотел иметь большой дом с бассейном, чтобы наша мама могла не работать, а оставаться дома. Он знал, что улица – самый быстрый способ заработать деньги, и думал, что успеет выйти из игры, пока не погрязнет слишком глубоко, но он не успел – облажался, прежде чем сбылись его мечты.
Хуанка тоже перестал возиться со столом. Он стоял, уперев одну ногу подошвой в стену и, рассказывая нам свою историю, не сводил с нас глаз.
– Я не знаю, что пошло не так, но они лажанулись. Однажды ночью он отправился за товаром и больше не появился. Его кости, может быть, где-то там. А может, и нет. Многие картели сотрудничают с мясниками, вы меня понимаете. Это такие ребята, которые растворяют тела так, что от них не остается ничего. Может быть, Гильермо так и закончил жизнь в какой-нибудь яме.
Хуанка замолчал на минуту, когда он делал глотательные движения, маленький шарик перекатывался у него в горле. Я подумал о матери Хуанки, о том, как она попросила меня позаботиться о ее мальчике, вспомнил ее последние слова, обращенные к нему. «Si te pierdo a ti ya no me queda nada en esta vida. – Если я потеряю тебя, у меня в этой жизни не останется ничего».
– Но ты спрашивал про меня, а не про него? – прохрипел Хуанка. – Так вот, в шестнадцать лет я уже занимался поставками в Эль-Пасо. Я работал на Баррио Ацтеко. – Он поднял руку и постучал указательным пальцем по буквам у него на подбородке. – В те дни они были королями Эль-Пасо. В 2008-м мы заключили una alianza con La Línea, los duros del Cartel de Juárez