– Agárrenla bien[261], – сказал Дон Васкес безмятежным голосом.
Раулито подошел к женщине и обхватил пальцами обеих рук ее левый бицепс. Секунду спустя то же самое сделал Брайан с другой стороны. Вдвоем они оттащили женщину назад.
Ее тело извивалось, ноги лягались. На ее лице появилась маска ярости. Когда черные дыры, где должны были быть ее глаза, остановились на мне, что-то холодное сжало мою шею сзади.
Дон Васкес подошел к женщине и ухватил ее трясущуюся голову.
– Глория, – сказал он. Женщина продолжала трястись. Дон Васкес сжал ее голову, мышцы на его предплечьях напряглись под его кожей цвета охры, вены рыскали под тонкой кожей на тыльной стороне его ладоней.
– Gloria, escúchame[262].
Слова Дона Васкеса не доходили до нее. Она снова открыла рот, ее нижняя челюсть увеличилась в размерах, как у змеи. В глубине ее рта толстый лиловый обрубок языка вибрировал в беззвучном крике. Я повернул голову. На улице за забором черная фигура под фонарем понемногу твердела. Судя по стоявшим поблизости от нее машинам, ее рост составлял около четырех футов. Ее чернильная чистота, казалось, впитывала свет.
Изо рта Глории вырвался звук, похожий на влажное, мокротное рычание раненого животного. И этот звук вернул меня к ситуации передо мной. Гортанный звук длился некоторое время, его характер в моих ушах не соответствовал форме ее рта. Это несоответствие показалось мне похожим на то, что иногда случается в дублированном фильме.
Дон Васкес в какой-то момент вытащил пистолет, массивную штуковину с коротким стволом. Он прижал ствол ко лбу Глории.
– Ya cо́rtale, pendeja. Te necesito aquí, Gloria. Un favorcito más y te mando de vuelta a tu recámara[263].
Глория снова зашипела, но теперь этот звук походил на звук чего-то сдувающегося, взрыв воздуха вследствие недержания ветра. Другие звуки, которые я только что слышал, смолкли.
Вена на шее Брайана пульсировала от напряжения – он продолжал удерживать Глорию. Им обоим приходилось напрягаться. Логично было видеть ее в таком состоянии: тело, представляющее собой массу крепких мышц и ярости, отсутствие зубов, обрубленные руки. Глория не была человеком. Если Дону Васкесу требовались два человека, чтобы контролировать ее, не имеющую ни зубов, ни пальцев, то я мог только догадываться, что она была в состоянии сделать, имея десять пальцев с ногтями – или когтями – в конце каждого.
Не отводя пистолета от ее головы, Дон Васкес залез в передний карман своей гуайаберы и извлек из него палец, завернутый в платок.
– Así me gusta, tranquilita. Ahora escúchame bien. Estos muchachos, – он стволом пистолета показал на Брайана, на меня, потом на Хуанку, – necesitan protecciо́n. Aquí tengo un pedazo de El Milagrito. Te lo voy a dar para que hagas lo que tienes que hacer[264].
В какой-то момент я перестал верить в свои предположения или делать попытки догадаться, что последует дальше, но меня все же застали врасплох действия Дона Васкеса, который развернул платок, взял палец и осторожно положил его в рот Глории.
В тот момент, когда Глория закрыла рот, ее глазницы приобрели странную светимость – они испускали слабый розоватый свет, который напомнил мне странную рыбу, живущую на дне океана и генерирующую свет. Ее тело начало биться в конвульсиях.
– Эй, какого хрена? – сказал Брайан, который перестал поддерживать Глорию и сделал шаг назад; его голос прозвучал на несколько октав выше обычного.
– Agárrala, pendejo[265], – сказал Раулито.
– Ее ноги, мужик, – сказал Брайан, игнорируя приказ, – посмотри на ее гребаные ноги!
Глория не левитировала, но подушечки ее пальцев, которые оказались белее, чем я предполагал, и были покрыты тоненькими синими венами, не касались земли, ее пальцы гладили землю без всяких усилий, словно кто-то удерживал ее тело в воздухе. Мои мысли вернулись к парковке у бара, когда я увидел моего мертвого соседа, плавающего в воздухе у моей машины, его лицо сделалось…
– Хватай ее. Немедленно. Мы должны контролировать ее действия.
Голос Дона Васкеса, его непререкаемость, быстро возымели действие на Брайана. Он вцепился в ее руку, его губы беззвучно произнесли какое-то слово – я не разобрал какое.
Пока Глория дергалась, я услышал рокот двигателя у нас за спинами. Свет фар выхватил нас из темноты, но машина быстро свернула. Черный F-150[266] объехал бассейн, остановился, а потом сдал задом в нашу сторону.
Бурный рвотный звук заставил меня повернуться.
То, что вышло изо рта Глории, когда она его открыла, напоминало не столько рвоту, сколько затвердевший дым. Он был густым и имел цвет между белым и серым. Он не падал, как жидкость, он висел перед ее лицом так, как плавает жидкость в условиях нулевой гравитации. Он выливался из ее рта и образовывал кругловатые формы в воздухе.
Когда последний из этих плавающих шариков вырвался изо рта Глории, ее тело съежилось. Казалось, это застало врасплох Брайана и Раулито, потому что руки их дернулись и подхватили ее, чтобы не дать ей упасть. Секунду спустя серый шар, который плавал перед ее лицом, упал на землю, словно каким-то образом преобразовался в жидкость, он растекся у ног Глории, образовал небольшую желатиновую лужицу.
Никаких признаков пальца не обнаружилось.
Глава 22
Мануэль опустился на колени рядом с мертвецом. Он вставил большой палец в разверстую рану и расширил ее еще больше. Потом засунул руку в брюшную полость, покопался там немного и вонзил туда нож. Его рука с ножом дважды совершила этот удар.
– Да он уже мертв по уши, – сказал Брайан. – Что еще ты можешь с ним сделать? И вообще, что это за херня тут происходит?
Мануэль сместил свои руки чуть в сторону и еще раз загнал нож в брюшную полость мертвеца. Его руки погрузились в разверстую плоть. В правой руке оставался нож. В левой он держал что-то округлое и розовое, к чему было прикреплено что-то более светлое. Он поднял это второе, показывая Дону Васкесу. На одном конце этой штуковины была трубка. Это был желудок мертвеца.
– А теперь…
Брайан отбежал на четыре-пять футов, наклонился, и его вырвало. Он упер руки в колени, у него случилось еще несколько позывов, но без рвоты.
Дон Васкес смотрел на него несколько мгновений, потом продолжил:
– Он готов.
Мануэль развернулся и бросил желудок в крокодилий бассейн. Желудок упал в воду, подняв брызги. За этим последовала буря, вода взорвалась по-настоящему, струи взметнулись в верх. Динозавры из Луизианы наслаждались последней закуской, их смыкающиеся челюсти творили симфонию смерти.
– Pо́nganlo en la caja[267], – сказал Дон Васкес.
Дверь за нами закрылась с хлопком.
– Aquí le traje la jaulita pa’l amigo, jefe[268].
У грузового отсека пикапа стояла женщина. Роста в ней было не больше пяти футов, но при этом она была такой же коренастой, как мужчина, которого мы видели у дверей. Голова у нее была выбрита с правой стороны, и все ее длинные волосы ниспадали на левую сторону, укрывали плечо, как и у первой барменши, которую мы здесь видели. На ней были джинсы в обтяжку и футболка без рукавов, позволявшая демонстрировать ее мощные бицепсы. Татуировки на ее руках были плохо различимы в тусклом свете, но ее коллекция напомнила мне о коллекции Хуанки.
В кузове пикапа лежал металлический контейнер из тех, что используют для перевозки крупных инструментов.
– Хуанка, помоги Мануэлю и Родольфо, – сказал Дон Васкес.
Хуанка взял мужчину за руки, Мануэль ухватил ноги. Они подняли его. Его желудок отсутствовал, ожирелая плоть свалилась в пустую дыру нижней части его торса. Они принесли тело, идя той странной походкой, какой ходят люди, когда несут что-то тяжелое и громоздкое. Они забросили тело на платформу пикапа, потом забрались туда сами и снова подняли тело. Когда они подтащили тело к контейнеру, женщина в черном сняла крышку, и труп с громким стуком упал внутрь.
Она с грохотом опустила крышку, заперла ее задвижкой, вставила дужку навесного замка в отверстие крышки, совпадающее с отверстием контейнера, надела корпус замка на торчащие концы дужки и заперла.
Женщина сказала Хуанке, что ключи в замке зажигания.
Пока мужчины разговаривали, подошел Брайан. Вид у него был больной, и он не оставлял попыток отплеваться от привкуса рвотной горечи во рту. Узелок между его бровями был мокрым от пота, а кожа – бледнее обычного. Покрылись синевой мешки под его глазами, которые слезились и покраснели после рвоты.
– Ты в порядке, Би?
– Нет, старик, я не в порядке. Это… что бы потом ни случилось, полная херня. Нужно нам уматывать отсюда. Вот прямо сейчас. Прошу тебя.
Словно почувствовав неладное, Хуанка подошел к машине, завел двигатель и включил кондиционер – и все это не садясь в машину.
К нам подошел Дон Васкес. Хуанка встал рядом с ним.
– Твой брат гордился бы тобой. Ты уж позаботься, чтобы они увидели Родольфо.
Хуанка опустил голову. Дон Васкес обратился к нам, его большие, дедовские усы скривились в улыбке.
– Тебе первому, – сказал он Хуанке.
Дон Васкес отошел на несколько шагов назад, остановился рядом с лужицей того, что натекло изо рта Глории. Хуанка подошел к нему и встал рядом. Дон Васкес наклонился, окунул большой палец в лужицу, выпрямился, потом поднял руку и провел большим пальцем по лбу Хуанки. Тот закрыл глаза. Дон Васкес нагнулся еще раз.
– Твоя очередь, Марио.
Я не знал, что это за жидкость, но видел, как она вытекала изо рта Глории, и знал, что мне ничуть не хочется, чтобы она оказалась близ моего лица. Но, несмотря на мое нежелание, я подошел к нему. Серая жидкость оказалась холоднее, чем я предполагал. А потом я начал падать назад. Мои руки взлетели вверх. Мои глаза сами по себе закрылись. Что-то холодное стало расширяться в центре моей груди, одновременно опустошая все, что было внутри меня, и наполняя меня.