– А вот и очаг! Долюшка, похоже, нас с тобой ждали, вон и угощенье приготовили! – Домовёнок засмеялся и закинул в рот горсть сушёных ягод.
Сверчок в ответ весело прострекотал.
Причмокнув от удовольствия, Ом вынул из сумки сухую дощечку с ямками, заточенную с одного конца палочку, вытянул из тюфяка немного соломы и принялся добывать огонь. Вставленная в углубление палочка бойко крутилась в его руках, не прошло и получаса, как переливающаяся на солнце солома вспыхнула пылким огоньком.
Домовёнок уложил в печку поленья, собрал с пола деревянную стружку, подкинул огоньку, хорошенько подул. Дрова занялись. Выпустив из клетки сверчка, Ом достал из сумки кленовый листочек, подложил опилок в пустую обувную коробку и опустил туда спящих божьих коровок. Захлопнув окошко, чтобы не озябнуть, домовёнок свернулся калачиком на тюфяке и сладко задремал…
Гости
Проснулся Ом, когда стемнело. Очаг погас, на чердаке стало очень зябко. Под потолком что-то сердито шелестело, словно нашёптывало: «Ишь ты, с крыши – кыш!» Изо всех щелей тянуло пронизывающим, уныло завывающим сквозняком. По кровле гулко хлестали ветви деревьев, в окне метались вспышки молний. Казалось, всё вокруг ходит ходуном. Домовёнок достал из-за буфета Долюшку и, подсвечивая им, словно фонариком, спустился вниз. Взглянув в окно, Ом увидел, что на улице страшная гроза. Деревья гнулись и скрипели, будто норовили проломить стены. Дождь хлестал как из ведра. Вздыбив шерсть, обезумевший кот носился по дому. Мыши попрятались и где-то жалобно попискивали. Тени струились по полу и, казалось, норовили схватить Ома за пятки. Сверчок и тот поджал золотые усики. Ому стало холодно и страшно. Он отыскал среди хлама дырявый клетчатый плед, завернулся в него и, дрожа всем телом, забился в дальний уголок.
Вдруг кто-то громко постучал в дверь.
– Может, не открывать? – спросил Ом сверчка.
Тот встревоженно стрекотнул.
Казалось, от стука дверь сейчас слетит с петель.
– Твоя правда, Долюшка, – первому гостю не отопру, житья мне не будет! – Ом поднялся и на цыпочках направился к двери.
Кот перестал носиться и пошёл следом за домовым. Отомкнув дверь, Ом выглянул наружу. На пороге, мокрый и дрожащий, стоял Репей:
– Громушка, пусти погреться… Сил нет как холодно!
Ом на мгновение задумался. Если дед Мухомор прознает про то, что он пустил на порог дворового, – ни за что не простит. Выселит, на раз выселит…
– Проходи, Репеюшка, погрейся! – Ом распахнул дверь и впустил гостя в дом, заботливо накинул ему на плечи плед. – Вдвоём веселее.
Кот, не проявивший интереса к домовому, с дворовым повёл себя на удивление гостеприимно: замурлыкал и принялся тереться о его грязные штаны. Гость к таким ласкам отнёсся с подозрением.
– Хм, Студень, и ты здесь? – проворчал Репейка. – Опять какую-нибудь пакость замышляешь?
Студень вкрадчиво промурлыкал:
– Ну к чему нам ссориться, Репейка? Ведь ты к нам в гости пожаловал. Вместо бранных слов лучше бы сметанки для старого приятеля припас.
Ом почесал кота за ушком:
– Верно говоришь, усатый! Лучше худой мир, чем добрая ссора! Пойдёмте-ка лучше наверх, растопим ваши давние обиды в чашечке горячего чая.
Репейка просиял, но по дороге на чердак всё-таки шепнул Ому на ушко:
– Помяни моё слово, натерпишься ты с этим студенистым!
Ом только улыбнулся: он хорошо знал, что все дворовые на дух не переносят белых котов. Но что уж тут поделаешь? Не перекрашивать же толстопузого. Хотя… Ему бы очень пошли рыжие полоски.
Ом и Студень угостили гостя как положено. Раздули затухающие угли и развели в печке огонь, вскипятили в пузатом чайнике травяной чай, накололи орехов. Под звуки бушующей за окном грозы до самого рассвета вели они дружеские беседы. К утру буря стихла. Дождь перестал. Студень и Репей заснули в обнимку на полосатом тюфяке, а Ом вышел на крыльцо и отправился осматривать свои владения.
Ну и наделала дел ночная гроза! Вывернула с корнем старую осину, повалила наземь забор, даже сорвала жестяной лист с кровли. Но что самое страшное, повредила вывеску. Первая, самая большая буква «Д» отвалилась и разбилась вдребезги об асфальт. Теперь над окнами красовалась перекошенная надпись: «ом быта». Ом чуть было не заплакал, но, немного подумав, развеселился. Ведь дом признал в нём хозяина, раз сам решил взять его скромное имя – Ом. Домовёнок закатал рукава рубахи, поднялся на чердак за инструментами и, распахнув оконце, выбрался на крышу – латать дыры.
Не успел он взмахнуть молотком, как налетел на него тёплый ветерок, закружил опавшие листья, осыпал ими с ног до головы. Хотел было домовёнок законопатить дыру, а ветер тут как тут – сдул пеньку на голову прохожих и чуть не снёс самого мастера.
Рассердился Ом, громко стукнул молотком по крыше и суровым голосом обратился к ветру:
– Что ж ты, озорник, мне, хозяину, работать не даёшь? Сам натворил, а мне теперь – починяй?
– Это не я натворил, а мой братец – Полуночник. Ты ж меня, Полудника, в доме запер, а его на порог не пустил – вот он и осерчал! А теперь ещё молотком стучишь.
– То есть как – запер? – удивился Ом.
– Очень просто. Захлопнул чердачное оконце! – смеясь прозвенел ветер.
– Так это ты, что ли, на чердаке прятался?
– Я и не прятался вовсе, умаялся и забрался в веники, решил вздремнуть. А тут ты – ни «здрасьте», ни «пожалуйста», завалился на мой тюфяк.
– Как же твой, если это мой дом и моя постель? Разве ты не знаешь, что домовой в своём доме хозяин?
– Да я не против, хозяйничай себе! Но нам с братцем жить не мешай – на ночь окон не запирай! А то мы вмиг дедушке Стрибогу пожалуемся, он тебя ивовым прутиком выпорет.
– Ах так? Ивовым прутиком, значит? – возмутился Ом. – Не бывать этому! Придётся вам другой дом поискать, нам в этом втроём тесно будет!
– Не нужен нам весь дом! Уступи чердак, мы с братцем там по очереди жить будем. Днём он будет отсыпаться, а ночью я. – Ветерок зашёл с другой стороны и ласково потрепал Ому завиток на затылке.
– Знаю я вас, уступи вам чердак, вы по всему дому такого шороха наведёте, что никакого житья не будет.
– Обещаю в доме не шалить, если только сам в пятнашки или в прятки поиграть не позовёшь! – Полудник забрался к Ому под рубаху и, вылетев через рукав, звонко рассмеялся.
Ом призадумался. В Домовых правилах про внуков Стри-бога запретов не было, это же не банники какие, и решил согласиться:
– В прятки, говоришь? Это я люблю! Так и быть, живите! Только договоримся: чердак мой, а вы спите в доме. Заодно и сырость с плесенью повыветрите.
– Хитрый ты! Себе обжитой чердак, а нам что похуже? Не согласен я!
– И я не согласен! – подхватил прохладный, покрывающий колючими мурашками Полуночник и налетел на Ома с северной стороны.
– Кто ж захочет в таком беспорядке жить? – возмутились Полудник и Полуночник уже в один голос.
– Это сейчас там беспорядок, а вот погодите, я такую красоту наведу! – взмахнул молотком Ом и чуть не свалился с крыши.
Внуки Стрибога враз подхватили его под локотки:
– Мы согласны, но гляди: коли слово не сдержишь, не миновать тебе дедушкиного прутика!
– И моего ледяного дыхания! – проворчал Полуночник, надув огромные щёки.
– Вместо того чтобы пугать, лучше бы кровлю помогли починить, – ответил домовёнок улыбаясь.
Шесть дней и ночей трудился Ом не покладая рук. Залатал крышу, выбросил из дома хлам, выровнял пол, смазал в дверях петли, вымел мусор, отмыл окна, отыскал и развесил тщательно заштопанные жёлтые занавески. Только вот написанные красной краской на окне цифры, как ни старался, так и не смог оттереть. Зато понял одну простую истину: не дом красит домового, а хозяюшко – дом.
Полудник и Полуночник тоже не ленились. Выветрили сырость, вывели плесень, побелили стены и потолок, обдули-обшелушили старую краску на дверях и отполировали их речным песочком до золотистого цвета.
Репей и Студень взяли на себя дворовые работы. Починили забор, распилили осину, сложили в закуток за домом сырые поленья – сушиться. Обили оструганными досками просевшее крыльцо, на счастье под козырьком закрепили подкову. Как положено – дугой вниз, концами вверх, чтобы богатство и удача из дома не утекали.
Ом настойчиво уговаривал Студня переловить всех мышей, но тот никак не соглашался. Говорил, что они его в дом пустили и договор с ним заключили о временном проживании. А в пункте тринадцатом договора чёрным по белому написали, что Студень обязуется мышей не есть и не чинить им других мелких неприятностей.
Засветился, заиграл дом новыми красками. За окном Полудник сыпал кленовыми листьями, в гостиной шторы раздувались от гулявшего в них Полуночника, на чердаке пахло вкусненьким – это Ом жарил на сковороде собранные Репеем грибы лисички и смеялся весёлым шуткам заглянувшего на огонёк Кексика. Студень лакомился принесённой Кексиком свежей сметанкой. Мыши ходили вокруг него строем и заглядывали в миску. Кот делал вид, что ему всё равно, но нет-нет да и облизывался, глядел хищным взглядом. А потом довольно тарахтел у очага, напоминая старое дедушкино радио. Даже божьи коровки отогрелись у печки, проснулись и водили весёлые хороводы под затяжные песни золотистого сверчка. Ом был настолько счастлив, что перестал сводить простоквашей веснушки и совсем не стеснялся порыжевшей до багровой осенней красноты пушистой копны волос.
Музыка Ома
На седьмой день ключ в дверном замке повернулся, и на пороге показались люди.
Заслышав человеческие голоса, обитатели дома попрятались кто куда. Лишь Ом не струсил, притаился под лестницей и глядел во все глаза на непрошеных гостей.
Первым в дом вошёл румяный толстячок, противно шаркающий ногами. Из-за его широкой спины вынырнуло что-то тонкое и длинное, ни дать ни взять – чучело гороховое! Простоволосая, нечёсаная девица с зеленовато-серыми плошками глаз и торчащими из длинных медных прядей цветными пёрышками. Толстячок называл её Фирой.