(пародии, афоризмы, частушки)
Из цикла «Фишки»
Был молод. Верил в идеал.
Но все, по молодости, врал.
Теперь он важный и седой…
И только врет, как молодой.
Склонен к мелкому обману.
Блудодей. Трубою хвост.
Милый друг — по Мопассану,
А по-нашему — прохвост.
Купил дворец с чужими предками.
Созвал желающих — глазей!
И кормит тухлыми объедками
И разночинцев, и князей.
То в плащ, то в тогу он рядится.
То циник он, то донкихот…
Уже он в дедушки годится,
А все надежды подает.
В партийном смысле — выдвиженец,
В семейном смысле — двоеженец,
В идейном смысле — нигилист,
А в общем смысле — аферист.
Вздохни над жизнью этой серой,
Над этой женскою судьбой:
— Она могла бы стать гетерой,
А вышла честною швеей.
В желудке — язва, в горле — спазма.
В душе — пожар энтузиазма.
Несмотря на надрыв, на мечтательность
взгляда.
Невзирая на левый уклон —
Повивальная бабка второго разряда
И притом довоенных времен.
Скользнув по этим килограммам,
Одной лишь мыслью устрашись:
Не страшен брак с гиппопотамом,
А страшно, как с ним разойтись?!
В какой бы плащ он ни рядился,
С каких ни прыгал бы высот.
Он околоточным родился
И околоточным умрет.
Какой стихийный темперамент
И всеобъемлющая ширь!
В программе дня его — парламент,
А в мыслях — женский монастырь.
Дугою бровь, в глазах зарница.
Почти из мрамора чело…
Посмотришь издали — царица,
Посмотришь ближе — дактило.
Так большей частью и бывает…
Он разбудил ее! И вот.
Она бессонницей страдает,
А он снотворные сует.
Угрюм, как сыч.
Надут, как пыж.
Летами — хрыч.
Цветами — рыж.
По убеждению — безбожник.
По положенью — эмигрант.
Взаймы берет он как художник,
А отдает как дилетант.
О нем сказал его приятель.
Числом супружеств поражен:
— Вот постоянный председатель
На съезд меняющихся жен!
Обрисовать его недолго.
Он в каждом помысле таков.
Что у него — не чувство долга.
А лишь сознание долгов.
Одно лицо ей ангел дал,
Другое дал ей Мефистофель:
— Чем добродушнее овал.
Тем злонамереннее профиль.
Ему заметили давно.
Что при его душевном строе
Душой быть общества — одно,
А казначеем быть — другое.
Двадцать лет терзал печенку,
Гнал стишок на километр…
Это даже и ребенку
Очевидно, что вы мэтр!
Очень трудно человека
Отличить от псевдонима.
Но о качестве сигары
Говорят зигзаги дыма.
Иногда щепоть махорки
Притворяется гаваной.
Значит, хочется махорке
Тоже быть благоуханной.
Он свято верил в жребий свой
И, не щадя мозгов и плеши.
Об стенку бился головой,
Взыскуя истины и бреши.
То ль от ласкового слова.
От ударов ли судьбы,
А подлец поднялся снова
С четверенек на дыбы.
Полученной затрещины им мало.
Все те же песни, те же тенора.
И вновь хрипит охрипший запевала.
Которому на пенсию пора.
Ну как сказать тебе о нем.
Не вызвав сожаленья?
— Горел общественным огнем.
Но жил без отопленья.
Он не как все ее любил,
А как-то странно, наизнанку.
И каждый вечер приходил
И, грузно сев на оттоманку,
Молчал. Вздыхал. И молвив: «Н-да…» —
Хватал пальто, чтоб одеваться.
А на вопрос ее «Куда?»
Бурчал: «Не спрашивай!.. Стреляться…»
Она свой локон поседевший
Упорно красит. Пудрит нос.
И все решает наболевший
Благотворительный вопрос.
При житейском при таланте
Быстры смены бытия:
Из рахитика — романтик.
Из романтика — свинья.
Со склонностью к излишнему экстазу,
К потоку слов, к словесному греху.
Он облекал в штампованную фразу
Любой пустяк, любую чепуху.
Он мог сказать, что пакт ненападенья
Он заключил с возлюбленной своей,
Когда и сам дошел до охлажденья
И надоел, по-видимому, ей.
И называл концом капитализма
Тот день, когда неистовствуя вслух,
В большой тоске, в припадке пессимизма.
Не мог найти он франка или двух…
Толпа гудит. Толпа гогочет.
И ищет идолов опять.
Никто решительно не хочет
Министра павшего поднять.
Меж тем, не внемля укоризне.
Не лучше ль тихо расспросить.
Как он дошел до этой жизни
И захотел министром быть.
Не говори о нем — перо он продает
Не утверждай — никто не покупает.
«Пусть арфа сломана, аккорд еще рыдает…»
Пусть нет издателя, но дух он издает.
Из цикла «Альбом»
Мужчина был этот, сказать без корысти.
Достоин большой исторической кисти, —
И в смысле общественном, и поелику
Удобно сей кистью ударить по лику.
Человек он первый сорт,
На пальто атласный борт.
Белая манишка.
Вдоль по личику монокль.
Через плечико бинокль,
А в груди одышка.
Беспокойная натура.
Он стремится в высоту,
А жена рыдала, дура.
На супружеском посту…
Был он кролика безвреднее.
Верил в силу божества.
А ходил в бистро соседнее
Для обмена вещества.
Он да и нет. Он плюс и минус.
Планета он и метеор.
То верит в слово, то в дубину-с.
То Августин, то Флоридор.
В нем все двоится… Мир и личность.
И день и ночь. И свет и тьма.
Его кредит, его наличность
И даже логика сама.
И оттого и происходит.
Что он на месте не стоит:
«Идет налево — песнь заводит.
Направо — сказку говорит».
Если голубь до рассвета
Ночь в конюшне и проспал,
То наутро голубь этот
Все же лошадью не стал.
Хорошо про птичек сказано.
Что не сеют и не жнут,
А сардинку, где указано,
Обязательно найдут…
Только ты, балда упрямая.
Как до рыбки дорвался.
Так сардинка это самая
Уж и кончилася вся.
По теории Эйнштейна,
Дух которого зловещ.
Даже степень превосходства —
Относительная вещь…
Взбудоражен, вечно встрепан.
Среди всех шатаясь толп,
В личной жизни остолоп он,
А в общественной он столп.