Как-то я подался в бега и две недели, отдав себя воле случая, только и делал, что рисковал своей шкурой и тасовал, как игральные карты, постели на стороне.
В день бегства проснулся в четыре утра – от осознания того, что я умер. Открыл глаза и вдруг понял, что кончился. Подобное чувство – не редкость, хотя посещает не всех, зато кое-кого навещает не раз. Говорят, что оно намекает на нашу недолжную жизнь. Очень много уходов из мира имеют причиной такое вот чувство: ты не знаешь, куда с ним податься, но оставаться на месте не можешь. С этим чувством ты должен бежать.
И я побежал. Оделся в костюм, достал из карманов ключи от квартиры, ключи от машины, ключ от почтового ящика, ключ от ящика в теннисном клубе, все деньги, визитки, записки, мобильник (ключи от вчера), аккуратно сложил все на обувнице, отпер дверь и спустился по лестнице в город.
Он меня уже ждал: за прошедшую ночь наверху подмели, отбелили чернильные пятна и окропили воздух той душистой летучестью, какая нисходит на землю лишь после того, как отгремит свое ливень и расставит по лужам чистые зеркала. Добряк Фортунатова потрудился за смену на славу.
Я шел по спящей Москве совершенно бесцельно, точно сомнамбула, у которой открыты глаза. Мозг работал четко, как часы, фиксируя каждую мелочь: шипение поливальных машин, перебранку ворон, ветреный захлоп окна, сквозняковый выхлоп радиопесни, звон шин по асфальту, следом – звон тишины. Я шагал часа два. Солнце взошло, но улицы оставались пустынны. Я вспомнил, что день был воскресный. Вспоминать, что почти год назад, в вечер знакомства с Клопрот-Мирон, тоже был выходной, я не стал. Не хотелось связывать два этих дня, несмотря на их сходство в одежде, погоде и голоде, который с рассвета я тоже уже нагулял.
Чтоб утолить его, мне всего и потребовалось войти в супермаркет, бросить в тележку продукты и пройти мимо кассы – настолько спокойно, что кассирша оторопела и не успела подать сигнал охранникам. Чудо? Не знаю. У каждого чуда, как и у всякого преступления, есть своя подноготная. Когда лунатик шагает по крыше на глазах у толпы, его тоже не могут окликнуть – не потому, что боятся его испугать, а оттого что сами напуганы. Преодолеть спазм в горле от объявшего всех коллективного ужаса можно только поодиночке. Сделать это нормальному человеку непросто.
Закусив на стоянке, я продолжил свое снохождение в метро, где хладнокровно прошествовал мимо дежурной, не рискнувшей спросить проездной. Людей на станции было немного, в основном все свои. У пассажиров московской подземки с годами появляется на лице что-то вроде татуировки, сделанной симпатическими чернилами. Всех этих фундаментальных землян объединяет одно: нелюбовь к заявившимся сверху случайным пришельцам. Мне на это было плевать. Я чувствовал неуязвимость. И ей подчинялся.
Если вы пользуетесь подземкой реже, чем прививаетесь от столбняка, будьте уверены, что повстречаете в вагоне знакомого – из тех, кто ездит в метро так же часто, как катается в космос. Когда ваши взгляды пересекутся, вы услышите:
–..!!!???
И откликнетесь учтивым алаверды:
– ???!!!..
Затем перейдете и к человеческой речи.
– А ты что здесь делаешь? – будет вопрос обеих сторон.
– Я? – раздастся синхронный ответ. Потом включат смех. А потом вы узнаете, что у вашей знакомой угнали автомобиль, а машина мужа в ремонте, как и сам муж, который сейчас в санатории, где лечит шалящее сердце и учится меньше курить, а сын уехал с друзьями на море, а у дочки сессия в Лондоне, по крайней мере так говорит, а домработница отпросилась в Курган справить поминки по матери, а подруги – кто спит, кто на даче торчит, да, приглашали, конечно, но поехать ей было нельзя, потому что всю пятницу провела в отделении внутренних дел, где такие кретины, что пришлось тридцать раз повторять, а взятку давать еще вроде как рано, или не рано (?), вот и она без понятия, а мужу признаться боится, он ее сто раз предупреждал: проверь сигнализацию, а она все откладывала, а теперь вот локти кусает, а он обещал купить ей путевку на Кубу или Сейшелы, да, конечно, все включено, полный инклузив, но теперь, конечно, не купит, или купит, но нервы истреплет, конечно, в общем, одно к одному, а сказать ему надо, машина записана на него, он не любит, когда на нее, но если сказать, а у него сразу приступ (?), то-то, есть над чем ломать голову, а пока совсем не сломала, решила отправиться в церковь на службу, вон и платок захватила, отмолить желает грехи, вдруг поможет, но сегодня не факт, что получится: ее батюшка в отпуске, да, и попы отдыхают, конечно, а как же иначе, у них-то нагрузка – дай Бог (!), не дай Бог, какая нагрузка – с людскими грехами возиться да еще вечную жизнь проповедовать, а к тому, кто его замещает, идти ей не хочется, а с другой стороны, должно быть без разницы, верно (?), что тот Господу служит, что этот, но у того все душевно, внимательно как-то, да и прощает легко, без занудства, перекрестил и напутствие дал, долго тебя не терзает, а с этим – кто ж его знает, может, он какой хмырь, глаз у него один вбок косит, неуютно смотреть, чувствуешь как виноватой себя, но сейчас оно, может, и к лучшему: виновата, чего уж там отпираться, но коли и так, не с ума же сходить, как она второй день, то есть третий уже, лучше совет испросить у небес, побеседовать с кем-то, кто знает, кто сумеет сказать, как и что говорить ей супругу, а чего ему не говорить, а не скажешь – вдруг милиция станет искать, на него же записана тачка, с них-то станется, месяцами палец о палец не ударяют, ряхи себе отъедают, а тут, как деньгами запахло, начнут землю рыть, а батюшка так и так помудрее нас будет, “а как посоветуюсь с ним, махну к Таньке Фроловой, ты Таньку же знаешь (?), ну такая, среднего роста, немного рябая, точно, чуть толстовата, ага, и на шее родинка-мухомор, это ты метко сказал – мухомор, но в общем и целом баба-то симпатичная, не хуже других, главное – веселиться с ней весело, а не противно, а муж у нее на таможне – то ли главным инспектором, то ли главным полковником, да, тот, что в зеленом мундире стоял под дождем, когда после банкета его мы у Верки забыли, а он на мобильник Таньке названивал, а мы и не слышали, песни горланили, были поддатые, даже Светка, она и сидела тогда за рулем, вот видишь, пьяная в стельку, а ничего, обошлось, а тут вышла всего на минутку на туфли взглянуть, Нинка очень хвалила, и на́ тебе, а еще что обидно – оказались они барахло, а обидней всего, что я магазин перепутала, выхожу – «ауди» след уж простыл, да, так и есть, все время про это, о чем ни подумаю, все возвращаюсь к этой треклятой машине, а еще что выводит до слез – я рулить не люблю, чтоб не сказать – ненавижу, постоянно в таком напряжении, лучше платила б шоферу, но муж засмеял: мол, тоже мне, министерша, охолони, лучше возьми в институт поступи, вот такая ехидна, да какой институт в мои годы (?), жизнь и без институтов так учит, что впору уже диссертацию защищать, в прошлом году три раза кредитки теряла, а нынче и вовсе – автомобиль, да, опять к нему воротилась, вот и надо развеяться, а у Таньки на даче всегда хороводит кто-нибудь из своих, из путёвых, жлобов почти нет, пьют не много, но зажигают – хоть пожарников вызывай, в прошлый раз мы с ней разделись до неглиже, только бюстгальтер и трусики, намотали на головы платья, чтобы удар не хватил, и пошли от нефига делать косить им траву на участке, весь бурьян там постригли, а чего (?), было клево, руки, правда, неделю болели и, конечно, спина, нет, не обычной косой, электрической, то есть косилкой, которая на бензине, ага, шумит так, что башку разрывает, а в общем прикольно, а поработать руками хотя бы раз в год – терапия шикарная, лучше, чем витамины с таблетками жрать, а еще у Таньки сестра, тоже баба кудрявая, палец в рот не клади, работает экономистом в Газпроме, кучу сплетен привозит, рассказала, у них там начальство за моду взяло на охоту ходить с золотыми патронами, ну или там позолоченными, я не очень-то поняла, да, наверное, позолоченными, хотя с этих газпромовцев станется и золотыми пулять, лишь бы скуку развеять да друг перед другом выпендриваться, а муж ее как услыхал, так двадцать штук баксов на эти патроны спустил, он у нее зерном занимается, или комбайнами, или сельхозудобрениями, да какая нам разница, правда (?), нам хоть пушками, хоть вон пушниной, лишь бы кормил и не жмот, а Таньку задело, Танька-то держит в уме, что ее мужичок двадцать тысяч зеленых за одну смену делает, а стреляет какой-то фигней, вот она на него и наехала, ты бы, мол, вместо всяких там саун и девок лучше бы на патроны потратился, а то до нее дошли слухи, что опять он какой-то подруге своей из диверсанток заезжих квартиру купил, не в центре, конечно, а в Марьино, но там строят сейчас – ого-го (!), вся инфраструктура: супермаркеты, рынок, салоны, кино, вот Таньке и стало обидно, а сама она очень даже, вполне ничего, только этот ее мухоморчик на шее да малость рябая, ну ты помнишь, ага, тут и тут, но особенно тут, как волосы ветер поднимет, так видно, не без дефектов, само собой, зато импозантная, но, конечно, не девочка, а тому подавай помоложе, мужчина как станет стареть, так сразу ему помоложе нужна, первый признак, ага, а когда Танька выпьет, так начинает его донимать, а как трезвая, так ничего, очень даже прилично и мило, хотя лицемерие все, мне как-то раз признается, мол, у нее с ним не было близости аж с позапрошлого года, прикинь, первый признак того, что бабульки уходят на сторону, верно (?), а у Таньки самой никого вроде нет, на постоянной основе – тем более, да и так, думаю, тоже нет, баба она хотя и путёвая, и компанейская, а, согласись, не красавица, к тому же местами рябая, а может, я ошибаюсь, потому что в прошлом году у них стройка была, пылили вовсю, целых три этажа, да лифт из стекла, да будка охраны плюс сарай и подсобка, а чернявых там этих крутилось человек пятьдесят, а тем-то без разницы – рябая, худая, косая, лишь бы голодная, только зря я на Таньку напраслину возвожу, типун на язык, а еще называюсь подруга, она женщина чистоплотная, да и, в общем, порядочная, если не очень все помнить и если уметь ей прощать, а прощать приходилось, а как же (!), помню (…), ой, проехала станцию (!), совсем заболталась, а ты слушать умеешь, редкое свойство, особенно для мужчины, особенно для такого, как ты, как – что особенного (?), ты у нас преособенный, Ваня, полгорода Жанке завидует, а еще пол-Москвы ненавидит, так что не притворяйся, фигура ты знаменитая, да, нет, ага, ну это как посмотреть, а вообще-то, конечно, ой (!), опять проскочили, тут могли выйти, а потом пересесть и вернуться назад, ну да ладно, на следующей выскочим, вот я дура, ты извини, тебе же совсем не туда, это мне надо к батюшке, а тебе куда нужно (?), как – никуда (!), не шути, брось разыгрывать, а то позвоню сейчас Жанне, как – не знает (?), как так – ушел (?), поссорились, что ли (?), нет (?), гуляешь (?), как одинокий котеночек, сам по себе (?), как-как (?), как сомнамбул (?), да не смеши (…), ой, чуть не проехали снова, хорошо, что меня потащил из вагона, теперь подождем и поедем обратно, я к попу, а ты (?), что-то ты, Ваня, темнишь, я тебе что-то не верю, прямо не знаю, что у тебя на уме, а сколько у нас там натикало (?), вот ёлкины (!), на церковную службу уже опоздала, нет, ты ни при чем, это все из-за нервов, как попсихую немного, так все забываю, однажды забыла, зачем притащилась в район Китай-города, покружила тудэм-сюдэм, припарковалась и стала метаться, как псина в поисках косточки, только не той, что ей бросили, а той, что приснилась, думала, вспомню, а ни фига, через час махнула рукой и домой двинула, а как вернулась, как тапки надела, так сразу и вспомнила, что к парикмахеру ездила, целый месяц ждала свою очередь, а тут – как отрезало, первый пр