ось, в глазах и на губах у него витает дух тихой радости, то и дело проглядывающий в серьёзной и доброй улыбке, исполненной тайного удовлетворения — но не самим собой, а чем — то таким, чем он охотно поделился бы с другими.
— Я сегодня беседовал с вашим братом… — начал Донал.
— Да, я знаю, — откликнулась мисс Грэм. — Боюсь, он отвечал вам совсем не так, как следовало бы. Он хороший и честный человек, но, как и большинству мужчин, ему нужно время, чтобы собраться и взять себя в руки. Лишь очень немногие из нас, мистер Грант, способны говорить и действовать из самых лучших мыслей и побуждений, когда жизнь застаёт нас врасплох.
— Я просто хочу сказать, — продолжал Донал, — что имение Морвенов мне не нужно. Я благодарен Богу за леди Арктуру, но у меня нет никакого желания владеть её имуществом.
— А если ваш долг состоит именно в том, чтобы принять его? — спросила его мисс Грэм. — Простите, что напоминаю о долге вам, кто всегда действует по его велению.
— Я размышлял об этом, и не думаю, что Бог призывает меня стать землевладельцем. Даже если леди Арктура моя жена, это ещё не значит, что я непременно обязан отдать себя на милость её вещей. Да, я люблю её, но вряд ли должен из — за этого собрать и хорошенько припрятать все её платья и туфли.
Тут мисс Грэм впервые заметила, что он неизменно говорит о своей жене в настоящем, а не в прошлом времени.
— Но нельзя забывать и о других! — возразила она. — Вы заставили меня обо многом задуматься, мистер Грант. Мы с братом уже не один раз говорили о том, что бы мы сделали, будь земля нашей собственной.
— Она и будет вашей, — отозвался Донал, — если вы согласитесь распоряжаться ею ради блага всех, кто на ней живёт. Я призван к другому делу.
— Я передам брату ваши слова, — сказала мисс Грэм, чувствуя в душе победное ликование: всё получилось именно так, как она предсказывала!
— Я думаю, что лучше помогать воспитывать хороших людей, чем заботиться о благосостоянии и довольстве арендаторов, — задумчиво произнёс Донал. — И потом, учить я умею, а управляющий из меня никакой. К тому же, здесь люди всегда относились бы ко мне с предубеждением, ведь по рождению я простой крестьянин. Но если ваш брат согласится принять моё предложение, то, надеюсь, он не будет возражать и считать, что я вмешиваюсь, если время от времени я буду напоминать ему об истинных принципах всякого владычества и владения. Обычно всё портится из — за того, что у людей появляются самые что ни на есть абсурдные и невозможные понятия о том, что значит обладать имуществом. Они называют своими такие вещи, которыми невозможно владеть по самой их природе. Власть над другим человеком никогда не даётся нам ради нашей собственной выгоды; но если кто — то начинает пользоваться этой властью своекорыстно, то чем успешнее пойдут у него дела, тем печальнее окажется его конец. Поговорите обо всём этом со своим братом, мисс Грэм. Скажите ему, что, будучи наследником титула и главой семьи, он сможет сделать с имением и для имения гораздо больше, чем кто — либо другой, и я с радостью готов передать ему все права на землю безо всяких условий, потому что не хочу ни на шаг отходить от своего призвания.
— Я передам ему ваши слова, — повторила мисс Грэм. — Я уже и сама ему сказала, что он неверно вас понял, потому что сразу разглядела ваши щедрые намерения.
— В них нет ничего щедрого. Моя дорогая мисс Грэм, вы даже не представляете, как мало искушают меня подобные вещи. Просто некоторые из нас предпочитают принимать наследие только из рук нашего первого Отца. Но ведь земля тоже принадлежит Господу, скажете вы, и значит, является частью нашего прямого наследия! Что ж, я согласен. Только владение вашим поместьем не принесёт мне никакого удовлетворения. Чтобы по — настоящему войти в своё подлинное призвание, я должен наследовать землю в ином, более глубоком, благородном, истинном смысле, нежели назвать своим родовое поместье Морвенов. Я хочу, чтобы в моей жизни всё было так, как захочет мой Творец… Если позволите, я зайду к вам завтра. Сейчас мне нужно вернуться к графу. Он уже совсем плох, бедняга, но, по — моему, сейчас у него в душе гораздо больше покоя, чем когда — либо раньше.
Донал откланялся и ушёл, а мисс Грэм было над чем подумать, покуда не пришёл её брат; и, думаю, если втайне она слегка торжествовала, её вполне можно извинить.
Когда мистер Грэм услышал о её разговоре с Доналом, ему сразу же стало нестерпимо стыдно, и в этом чувстве стыда пробивались нотки искреннего уважения и смиренного покаяния. Он не стал ждать, пока Донал снова придёт к ним в дом, а с утра сам отправился в замок. Он сразу же увидел, что не ошибся в Донале: тот прекрасно понял, что его усердие объясняется вовсе не стремлением как — то исправить вчерашний промах и добиться утраченной благосклонности, а искренним чувством стыда и раскаяния в столь малодушном поведении, и поприветствовал его с такой сердечной серьёзностью, что мистер Грэм ничуть не усомнился, что Донал верит ему от всей души.
Разговаривали они долго. Из — за совершённой накануне ошибки мистер Грэм ещё с большей охотой и готовностью слушал своего собеседника, и его явное бескорыстие безмерно поразило и смягчило его душу. После разговора Донал думал о мистере Грэме ещё лучше, чем прежде, и считал его по — настоящему честным человеком, а значит, готовым признавать свои ошибки и всегда с беспристрастием выслушивать обе стороны трудного спора. Однако переговорить обо всём сразу им не удалось. Мистер Грэм ещё сидел в гостиной, когда Донала срочно позвали к графу.
После смерти племянницы граф не пускал к себе почти никого, кроме Донала: никто другой не мог ему угодить. Его тело и разум сильно ослабли. Но и сознание человека, и его душа, какими бы великими и благородными они ни были задуманы, всё равно должны служить лишь почвой, в которой произрастает нечто ещё более благородное и возвышенное; и когда почва эта почему — то оказывается не слишком плотной и твёрдой, это может быть даже хорошо: ведь тогда в ней могут укорениться самые нежные, самые прелестные растения. Когда почва человеческой души полна упрямства и гордыни, когда она не желает предать себя на служение, её приходится разрыхлять и размельчать болезнями, неудачами, нищетой и страхом для того, чтобы семена Божьего сада могли пустить в ней свои корни. И бояться за них не надо: стоит им хоть чуть — чуть подняться, они сполна вберут в себя все силы и богатства даже самого каменистого и твёрдого грунта.
— Кому достанется теперь имение? — слабо спросил однажды граф. — Вы уже виделись с управляющим? Он, наверное, тоже захочет вставить сюда своё слово.
— Титул и земля принадлежат теперь ему, — ответил Донал.
— А как же мой бедный Дейви? — прошептал граф, и его умоляющий, просительный взгляд остановился на лице Донала. — Ведь этот негодяй Форг уже отобрал у меня все мои деньги!
— О Дейви я позабочусь, — пообещал Донал. — И когда мы с вами снова встретимся, ваша светлость — потом, в будущем, — стыдиться мне не придётся.
Несчастный больной успокоился. Он позвал к себе Дейви и велел ему всегда и во всём слушаться мистера Гранта. Теперь Дейви остаётся на его попечении и должен относиться к нему как к собственному отцу.
Мальчику пришлось довольно рано и близко познакомиться со смертью, но для него она была вовсе не такой жуткой, как для большинства детей: он смотрел на неё душой и глазами человека, которого почитал больше всех на свете.
Глава 84Старый особняк Морвенов
Вечером Донал снова решил зайти потолковать с Грэмами, но, войдя к ним в гостиную, не застал там хозяев и потому вышел в старый сад.
«Слава Богу! — сказал он себе. — Если моя жена однажды сойдёт сюда в светлых, грустных сумерках, чтобы побродить по саду вместе с неспешным, задумчивым ветерком и тихим лунным светом, ей не придётся думать, что её забыли!»
Он медленно пошёл вдоль заросшей аллеи, и ему навстречу снова, как когда — то давно — так давно, словно это было в какой — то иной жизни! — вышла мисс Грэм.
— Вы знаете, на минуту мне показалось, что рядом с вами идёт леди Арктура!
— воскликнула она, но тут же смущённо спохватилась и покраснела. — Ах, Боже мой, простите меня, мистер Грант! Как я могла быть такой бессердечной, чтобы упомянуть при вас её имя!
— Мне всегда приятно его слышать, — улыбнулся Донал. — Я как раз думал о ней. Наверное, потому — то вам и показалось, что она здесь. Или вы и впрямь что — то увидели?
— Нет, нет, что вы!
— Для меня она всё равно ближе, чем любой призрак, — сказал Донал. — Она будет со мной, куда бы я ни пошёл. Я никогда не стану грустить. Ведь Бог тоже со мной, и я не плачу из — за того, что не вижу Его. Я жду, просто жду.
Глаза мисс Грэм были полны слёз.
— Мистер Грант, — произнесла она, — когда — то в её сердце жили лишь тоска и смятение, а сейчас она ушла, чтобы присоединиться к лику радостных ангелов. И всё это сделали для неё вы. Да благословит вас Бог!.. Прошу вас, позвольте мне называть вас своим другом!
— Непременно, мисс Грэм, непременно. Ведь вы тоже любили её.
— Сначала нет. Сначала я считала её всего лишь слабеньким, тоскующим созданием. Теперь я знаю, что в её унынии было больше жизни, чем в моём довольстве. Я не только полюбила её, но стала смотреть на неё как на святую. Нет, правда: если святые и есть на белом свете, она тоже была из их числа! Она часто приходила сюда после того, как я показала ей ваши стихи, и по вечерам нередко бродила одна по нашему саду… А эта ужасная мисс Кармайкл! Как она её мучила!
— Она тоже была послана ей Богом, чтобы растормошить, растревожить её и помочь ей увидеть, как сильно она нуждается в Нём Самом. Не сомневайтесь, мисс Грэм: ни одна душа не сможет без Него обойтись!
Тут они увидели, что из дома им навстречу идёт мистер Грэм.
— Я думаю, графу осталось жить совсем недолго, — сказал Донал. — Мне кажется, что сразу же после его смерти вам необходимо объявить свои права на старый особняк Морвенов, что находится в городе. Это единственное имущество, закреплённое за титулом. И конечно же, вы оба немедленно переселитесь в замок. Полагаю, что среди бумаг графа вы отыщете немало доказательств тому, что у лорда Форга нет никаких законных прав наследования. Я бы охотно написал вам дарственную, но, наверное, будет лучше, если все подумают, что замок перешёл к вам самым что ни на есть естественным образом, как к прямому наследнику. Мы вовсе не обязаны рассказывать миру обо всём, что здесь произошло; но если это вдруг от нас потребуется, говорить мы будем без всякого стыда. А ещё мне хотелось бы кое о чём вас попросить. Насколько я понимаю, старый особняк Морвенов не очень — то вам нужен. Позвольте мне взять его у вас в аренду. Я хотел бы в нём поселиться и открыть там школу. Дейви будет первым моим учеником, а когда появятся другие, мы постараемся сделать из них мужчин. И неважно, станут ли они большими учёными или великими поэтами, или вообще великими хоть в чём — нибудь. Главное, чтобы они выросли настоящими людьми. Мы постараемся сделать так, чтобы они всё больше походили на Того, Который и был, и остаётся единственным и самым настоящим из людей.