Как далеко вы готовы зайти в конфликте с конкурентом?
Я буду требовать всего, что только смогу получить. В бизнесе нужно давить на людей почти до слома — но не ломая; нужно довести их до клинча — но не сломать. Это признак хорошего бизнесмена. Плохой будет давить людей и после слома.
А если вы надавили и сделка сорвалась?
Значит, я слишком надавил. Я совершил ошибку. Но я их не совершаю. Я давлю до нужного момента и в результате получаю от сделки больше, чем другая сторона.
Еще один аспект вашего делового таланта — отношение к прессе. Вы сумели задавить документальный фильм, выставляющий вас в неприглядном свете, который оплатил ваш заклятый враг [нью-йоркский бизнесмен и издатель] Леонард Стерн. Вы считаете, что победили его?
Полностью. Полная победа, да. Но я не хочу долго обсуждать ни триумф, ни поражение.
Звучит великодушно. Но вы известны тем, что мстите тем, кто нападал на вас.
Я думаю, что я в бизнесе честен, а не жесток. Но, если кто-то пытается играть против меня нечестно, я отбиваюсь яростнее любого другого человека. Если кто-то пытается навредить тебе или твое семье, у тебя есть полное право отбиваться.
Вы ненавидите Стерна?
Нет. Стерн мне неинтересен. Но он меня не любит, достаточно сильно не любит, чтобы потратить миллион на документальный фильм.
В Нью-Йорке у вас множество врагов. Среди них и группа, которая хочет не дать вам построить «Трамп-Сити» на Гудзоне, где вы собираетесь возводить самое высокое здание в мире. А они считают, что вы погубите Вест-Сайд и перегрузите район. Что вы скажете?
Во-первых, в 1940-е в Вест-Сайде жило больше людей, чем живет сегодня. Мало кто это понимает. Во-вторых, «Трамп-Сити» будет архитектурным шедевром. В-третьих, город нуждается в налогах, в новом жилье и магазинах, которые принесут миллиарды новых доходов. Но эта группа [West Pride] противостоит всем доводам «за» на каждом шагу.
Они борются ради самой борьбы. Я искренне считаю, что, предложи я разбить парк на 80 акров, они и с этим бы боролись. Они эгоистично держатся за то, что у них есть, и не хотят ни с кем делиться. А нам нужен новый «Центр Рокфеллера», особенно учитывая, что большая часть старого куплена Mitsubishi.
«Трамп-Сити» (Trump World Tower) был построен в 2001 году.
Трамп хотел сделать его самым высоким зданием в мире, но передумал после трагедии с башнями близнецами.
Высота 72-этажного небоскреба — 264 метра
Среди прочего West Pride утверждает, что ваше здание отбросит огромную тень на весь Вест-Сайд, закроет солнце и изуродует район.
[Злится.] Да господи, все здания отбрасывают тень! Я и хочу, чтобы это здание потрясало. Я именно этого и хочу. Я не хочу, чтобы оно сливалось с обстановкой, чтобы оно не выделялось. Это как стричься и попросить парикмахера постричь так, чтобы было незаметно. Я соревнуюсь с Нью-Джерси, штатом, который просто кровь сосет из Нью-Йорка. Они нас побеждают. «Трамп-Сити» отберет у них козырь зданий на побережье. В Нью-Йорке не будет ничего сравнимого с «Трамп-Сити»!
То есть будете строить несмотря ни на что?
Построю — но, быть может, не сейчас. Я подожду, пока в городе станет хуже — каждый город переживает взлеты и падения. Если бы я пытался построить «Трамп-Сити» в 1975-м, мне бы дали абсолютно все: город был на дне. Я могу остановить строительство, подождать, пока поднимутся проценты по кредитам — и все сразу же захотят «Трамп-Сити».
Вы часто повторяете, что ключ к вашему успеху — вы одновременно хороший бизнесмен и хороший менеджер. Почему?
Я видел, как отличные бизнесмены разоряются, не умея управлять тем, что приобрели. Взять хоть [саудовского финансиста, находящегося под следствием] Кашогги. Он заключал отличные сделки, но все равно проигрывал. Время покажет, умеет ли Мерв управлять полученным. Он должен этому научиться.
Вы росли в Квинсе. Про вашего отца говорят, что он был жестким и властным человеком. Некоторые предполагают, что ваш отец вселил в вас острое чувство неполноценности. Правда?
На все сто процентов неверно. Отец всегда принимал меня. Он обожал Дональда Трампа, и я всегда это знал. Но я действительно хотел доказать отцу и всем остальным, что могу добиться успеха самостоятельно.
Вы часто говорили, что ваш отец заставлял вас работать в подростковом возрасте и научил ценить доллар.
Мой отец никогда не заставлял работать. Мне самому нравилось работать летом. Не понимаю подростков, которые сидят дома и весь день смотрят телевизор. Им что, бороться не хочется? Работа у меня в крови.
Но ваш отец все-таки был крепким сукиным сыном, разве нет?
Он был сильным и строгим отцом, не терпел глупостей, но никогда меня не бил. Он никогда и не угрожал. Он правил примером, а не бичом. И он никогда не пытался запугать меня.
Ваш старший брат, Фред, умерший от сердечного приступа, вызванного алкоголизмом, — ему с отцом пришлось туже?
Одно и то же обращение по-разному действует на разных детей. Состязательность, которая у нас в семье была нормой, для Фреда не подходила. Ему было тяжело в таких условиях, и именно это его подкосило.
Я был с ним очень близок и был очень опечален его смертью… Один из самых тяжелых моментов в моей жизни…
Что вы вынесли из этого опыта?
[Пауза.] Об этом меня еще ни разу не спрашивали. Но его смерть повлияла на все, что было после… Я постоянно думаю, что я толком его не поблагодарил. Он был первым из братьев Трампов, и я подсознательно учился у него.
И чему научились?
Я видел, как люди постоянно пользовались Фредом; я запомнил, что нужно всегда быть настороже, а он — нет. Он не задумывался о причинах такого отношения, а это одна из самых главных ошибок в жизни. Люди слишком доверчивы. А я очень недоверчивый человек. Я постоянно пристально изучаю людей, автоматически; я так живу, плохо это или хорошо.
Почему?
Я очень скептически отношусь к людям; это следствие инстинкта самосохранения. Думаю, что дело до людей, к сожалению, есть только им самим. Сейчас очень многим полезно меня любить. Но, если дела пойдут плохо, перестанут ли звонить телефоны, исчезнут ли те, кто меня сейчас целует в задницу?
Мне нравится проверять дружбу на прочность… Все в жизни для меня психологическая игра, серия задач, которые ты либо решаешь, либо нет.
Я постоянно проверяю на прочность тех, кто на меня работает.
Каким образом?
Я подсылаю к покупателям людей, проверяющих их на честность, предлагающих им меня надуть и прочее. Меня часто удивляло, когда люди, в которых я был уверен, что они согласятся меня надуть, внезапно отказывались — а люди, которые должны были отказаться, соглашались. Ничего нельзя сказать наверняка, пока не проверишь; люди — очень любопытный вид. Поэтому для меня дружба проверяется только трудными временами.
Я инстинктивно не доверяю многим людям. Я не считаю это недостатком — напротив. Playboy бы не брал у меня интервью, если бы я не был циником. Всему этому меня научил Фред, и я многим ему обязан… Он должен был стать счастливым человеком, но случилось несчастье.
Какую роль играет ваше эго, когда вы ведете дела и наслаждаетесь популярностью?
У каждого успешного человека огромное эго.
У каждого? У матери Терезы? У Иисуса Христа?
Больше, чем ты можешь себе представить.
А у Папы Римского?
Конечно. Ничего плохого в этом нет. Людям нужно эго, оно нужно целым нациям. Я думаю, наша страна должна больше себя любить, потому что нас обдирают наши же так называемые союзники: Япония, ФРГ, Саудовская Аравия, Южная Корея… Они просто относятся к себе лучше, чем к нам — они управляют огромной машиной по производству денег, которая стоит на наших спинах. Их производство лучше нашего именно потому, что мы им в этом помогаем.
Над нами хохочет весь мир: мы теряем 150 миллиардов каждый год, год за годом, защищая богатые страны и не требуя ничего взамен; мы защищаем страны, которые без нас бы стерли с лица земли за пятнадцать минут. Наши «союзники» наживают миллиарды за наш счет.
Что вы думаете об экономическом превосходстве Японии?
Япония получает 70 % своей нефти из стран Персидского залива, полагается на то, что мы охраняем танкеры с помощью наших кораблей, наших вертолетов, наших солдат. А затем японцы приводят танкеры домой и используют нефть на своих заводах, чтобы вышибить из игры General Motors, Chrysler, Ford. Они в открытую нас нагревают, это позор. Почему они нам не платят? Японцы нам льстят, рассказывают, какие мы великие, кланяются — а потом вытаскивают у нас из кармана деньги. Мы теряем сотни миллиардов долларов в год — а они смеются над нашей глупостью.
Японские ученые разрабатывают машины и видеомагнитофоны, а наши ученые разрабатывают ракеты, которыми мы защищаем японцев. Почему нам не возмещают эти траты? Японцы нас дурят в два приема, отличных приема: сначала они забирают все наши деньги в обмен на потребительские товары, а потом на эти деньги скупают весь Манхеттен. И мы дважды в проигрыше.
Вы противник продажи американской недвижимости японцам?
Я уважаю японский народ, у меня много друзей-японцев. Но попробуйте открыть в Японии дело, просто попробуйте. Это практически невозможно. Японцы скупают наши здания, фирмы с Уолл-стрит — и остановить их нельзя. Мало того, в Нью-Йорке вообще не имеет смысла предлагать свою цену за здания: японцы заплатят больше просто ради того, чтобы нас нагнуть. Они хотят, чтобы Манхеттен принадлежал им.
Конечно, не мне жаловаться: для меня это прямая выгода. Захоти я продать что-нибудь из своих зданий, ко мне очередь выстроится. Но это унизительно. Я отдаю должное японцам и их лидерам, потому что наши по сравнению с ними выглядят вторым сортом.
Группу японских гостей в Нью-Йорке недавно спросили, есть ли что-нибудь, что они готовы покупать у Штатов. Они ответили: полотенца.