Согласно теории Морли Винограда и Майкла Хейса, каждые сорок лет в США происходит «перестройка», которая ведет к фундаментальным сдвигам в политических приоритетах и коалициях избирателей. Последний раз это случилось ровно сорок лет назад, в 1968 году, и следующее сорокалетие прошло под мощным воздействием бебибумеров (или просто «бумеров»), которые внесли в жизнь идеализм, романтизм, гиперболизированный интерес к сексу и свободе сексуальных отношений, что привело общественную жизнь к тупику и определило индифферентность этого громко о себе заявившего поколения к политике и политическим институтам. Отсюда низкий процент избирателей на общенациональных выборах, чем не преминули воспользоваться республиканцы: с 1968 года они победили на семи из десяти президентских выборах.
По контрасту и в подтверждение своей «циклической» теории авторы приводят более давние, «исторические» примеры политических сдвигов в американском обществе: 1860 и 1932 годы, когда президентами соответственно были избраны Авраам Линкольн и Франклин Рузвельт – при избирательном подъеме и повышенном общественном интересе к политике и политическим институтам.
И хотя многие республиканские стратеги, типа Карла Роува, который дважды привел к победе Буша-младшего, считают, что сдвиг в сознании избирателей произошел 11 сентября и подтвердил на многие годы вперед гегемонию республиканцев, наши авторы – Морли Виноград и Майкл Хейс – полагают, что исламский гипертеррористический акт одинаково способствует избирательной активности как республиканских, так и демократических слоев населения, но демократы нового поколения будут значительно активнее поколения бебибумеров, на смену которого они идут. Что же это за новое поколение, с выходом которого на политическую сцену, полагают авторы циклической теории, наступит светлая эра демократов? Отметим, что оба автора сами – демократы.
Имя этого нового поколения известно с конца прошлого столетия (точнее будет сказать в связи с этим именем – тысячелетия), когда два других автора Уильям Стросс и Нил Хау в книгах «Поколения» и «Подъем тысячелетников» обозначили их как «милленниалы» (от millennium – тысячелетие, почему я и назвал их весьма условно «тысячелетниками»). Между бебибумерами и милленниалами было еще промежуточное, как здесь говорят, сендвичное поколение «Gen X», но именно ввиду его промежуточности, краткости и немногочисленности на нем не стоит особо задерживаться. В то время как милленниалы – это те, кто родился на рубеже тысячелетий, между 1982 и 2000 годами. Такой вот диапазон, с далекой перспективой, позволяющей авторам циклической теории заглядывать не только в ретро, но и в футуро. Хотя, конечно, предсказать наверняка, как будут голосовать, когда придет их пора, нынешние пятилетние, вряд ли возможно со стопроцентной уверенностью. Однако ретроспективно циклическая теория американской политической истории выглядит достаточно убедительно, тем более авторы опираются на пять такого рода революционных сдвигов за двести лет американской истории, причем каждый сдвиг был вызван критическими событиями (при упомянутых Линкольне и Рузвельте – Гражданской войной и Великой депрессией), но всегда ли в будущем обязательно происходит то же, что происходило в прошлом? Теория может опережать практику – так же, как практика может опровергнуть теорию. Что заставит милленниалов голосовать именно за демократов?
Современным толчком для поколенческой, циклической смены является, по мнению Морли Винограда и Майкла Хейса, вовсе не 11 сентября, а развитие коммуникационных технологий, прежде всего Интернета. Сходит со сцены пожилое поколение американцев, которые статистически не являются пользователями Интернета, да и равнодушные в большинстве своем к политике бебибумеры входят в пенсионный возраст. В то время как милленниалы (по крайней мере, старшие из них) благодаря воспитанию и самовоспитанию имеют тенденцию к политической независимости, к самостоятельному, индивидуальному выбору, к отказу от традиционных ценностей. Недаром, кстати, большинство молодых избирателей-демократов голосуют за Барака Обаму, который угадал это стремление нового поколения к переменам и сдвигам. Недавно по ящику я видел репортаж из чикагской штаб-квартиры Барака Обамы – сплошь молодые интеллектуалы во главе с руководителем его кампании Дэвидом Аксельродом, бывшим корреспондентом «Чикаго трибюн». Бросалось в глаза почти полное отсутствие негров и женщин – тут уж не до политкорректности! Вплоть до обратного влияния молодых на своих родаков, которое выразилось даже в известном анекдоте:
Tell your mama:
«Vote for Obama!»
Само собой, милленниалы теснее связаны с Интернетом, чем предыдущие поколения – бебибумеры и промежуточное Gen X. Причем, демократы быстрее осваивают и используют новую технологию, чем республиканцы, которые по определению более консервативны. Зато милленниалы более политизированы и полагаются на Интернет, включая мнение своих друзей и ровесников, выражаемое через электронную почту. На смену аполитичной индивидуальной морали бебибумеров приходит мультилатеральная тенденция милленниалов, склонных к принятию быстрых и обговоренных решений. Объединенное Интернетом, это поколение наименее обеспокоено к любым ограничениям гражданских прав либо вторжением в частную жизнь, которое может случиться при борьбе с терроризмом. Прежние острые социальные проблемы теряют свою эффективность, а идеологические разногласия уступают место успешному поверхбарьерному, надпартийному активизму. Большинство объединяется, вовлеченное в политический процесс, отрицая за меньшинством право устраняться от политики, как это происходило у бебибумеров.
Конечно, некоторые из предсказаний авторов этой теории – затухание споров вокруг дарвинизма или решение вопроса об иммиграции – выдают желаемое за действительное. Если это и произойдет, то не так скоро, как авторам хотелось бы. Не только отдельные предсказания, но и вся их футурологическая схема о смене политических приоритетов при смене поколений и неизбежном приходе к власти демократов и их сорокалетнем, пусть и с небольшими перерывами, руководстве страной может быть опровергнута политическими или военными катаклизмами типа акта гипертерроризма 11 сентября. Чего Морли Виноград и Майкл Хейс не учитывают, так это роли случайностей в ходе мировой (в том числе американской) истории. Да и что такое закономерность, как не цепочка случайностей? Тогда любая футурология – не более чем гадание на кофейной гуще либо центурии Нострадамуса.
Однако в данном случае футуро железно укреплено на историческом каркасе американской истории, которая в самом деле подтверждает эту смену поколенческих циклов протяженностью в сорок лет, плюс-минус. Или это обращенная в прошлое утомленность демократов от республиканского правления? И хотя как раз республиканцы уже выбрали своего кандидата в будущие президенты, а демократы продолжают борьбу не на жизнь, а на смерть между собой, но объединительная, надбарьерная программа Барака Обамы могла бы быть поддержана поколением милленниалов. Само собой, старшими из них. Но авторы этой теории глядят далеко вперед, а потому учитывают и пятилеток, многих из которых уже не оторвать от компьютеров, а потому через пару десятков лет они должны будут мыслить аналогично своим старшим братьям и голосовать за демократов.
Вот такой поколенческий, а значит, и политический сдвиг предсказывают наши нострадамусы в своей футурокниге «Переворот милленниалов». Эта увлекательная книга примыкает к жанру научной фантастики. С другой стороны, ее исторические примеры подкрепляют предсказания авторов. Но есть еще третья сторона: с точки зрения демократов, это в высшей степени оптимистическая книга. Она предсказывает им победу на сорок лет вперед. Что подтверждается даже фотографией авторов-авгуров, которые лыбятся на ней, нисколько не сомневаясь в том, что коли прошлое подтверждает их теорию, то и будущее подтвердит ее.
Вопрос на затравку: достаточно ли у нынешних демократов причин для радостей?
2016 – О том же конфликте спустя восемь лет.
Нечто подобное происходит и в этом високосном году с той только разницей, что на этот раз во главе милленниалов встал не сравнительно молодой кандидат, а септогенарий, которому через полгода стукнет три четверти века. Лично я нахожу в этом возрастном парадоксе некоторое утешение – значит, не все еще для меня потеряно, а я слегка помоложе Берни Сандерса. И вот что еще любопытно: никто из его нынешних соперников не посмеет пенять ему почтенным возрастом, коли все они из племени геронтократов: Дональду Трампу скоро будет семьдесят, а Хиллари Клинтон – шестьдесят девять. Еще один феномен президентской кампании 2016 года. Не последний.
Вот, наконец, проклюнулось хорошее русское слово для этих милленниалов– тысячелетников. Ну конечно же сменовеховцы – вот кто они!
Статистики и поллстеры тщательно просчитывают электорат по стратам – этническим, религиозным, идеологи ческим, гендерным, возрастным и проч. А мне вот по чему-то кажется, что важнее сколько процентов среди избирателей тех, кто голосует в этом году впервые. Не от этого ли будет во многом зависеть исход выборов?
Мандат харизмы – pro et contra
Хилларифобия и обамамания
Политические болельщики слегка приуныли: матч между Хиллари Клинтон и Бараком Обамой грозит превратиться в дурную бесконечность. То один выигрывает, то другой, счет делегатов на номинационный конвент демократов идет уже на десятки, американский политический лексикон между тем обогатился двумя новыми терминами – хилларифобия и обамамания. Поверх идей и лозунгов существуют субъективные чувства капризного электората: само собой, афроамериканцы предпочитают Обаму, а латинос – Клинтон, но почему женщины-демократки голосуют за Хиллари, а мужчины-демократы (независимо от цвета кожи) – за Барака? В чем хваленная харизма последнего, которая слабо действует на женщин, а они среди избирателей составляют большинство? Мой друг Саша Грант написал, что мулат пригож; как мужчина с мужчиной я с ним согласен. Но моя приятельница считает, что у него грязный цвет кожи – лучше бы он был чистокровным белым или черным. Я бы уточнил: «пригожий мулат» еще и речист, у него хорошо подвешен язык, он говорит одновременно с думанием, даже немного заикается, в то время как мадам Клинтон выкрикивает лозунги в толпу. «Где он был девять лет назад? – вопрошают ее сторонники. – Выскочил как черт из табакерки. У него нет никакого опыта. Даже в Сенате он без году неделя». Тем более разителен феномен этого пригожего и речистого мулата.
Барак Обама начал с нуля, а сейчас у него делегатов на сотню больше, чем у Хиллари Клинтон. Вот статистика: в феврале она собрала $35 миллионов, а он – $55 миллионов. Куда дальше, если фанаты во всем мире опасаются за его безопасность (отсюда тьма белых телохранителей вокруг него) и сравнивают с такими подстреленными лидерами Америки, как Авраам Линкольн, Мартин Лютер Кинг и Джон Фицджералд Кеннеди. Дочь последнего, Каролайн, без околичностей уподобляет молодого сенатора из Иллинойса своему отцу: вот какой президент нужен Америке! Обама скорее суперстар, чем кандидат в президенты. Конечно, предсказывать теперь кому-либо победу все равно что гадать на кофейной гуще: можно крупно подзалететь. Ведь даже сторонники Хиллари Клинтон признают, что появился новый фактор. «Если бы можно было сочетать опыт Клинтон с харизмой Обамы и объединить их в одну личность», – мечтают они. Опыт – дело наживное, в отличие от харизмы: она либо есть, либо ее нету. А пока что на политическом горизонте Америки появился фактор – не могу сказать, что новый, – с которым приходится считаться: мандат харизмы.
Принцы и нищие
Перенесемся в американское прошлое и глянем, как этот внеполитический мандат действовал прежде. Были в нашей истории харизматичские лидеры и были антихаризматические. Взять того Франклина Делано Рузвельта, который пришел к власти, когда страна находилась в глубочайшем кризисе: из десяти работоспособных американцев четыре были безработными, банки обанкротились и закрывались, стояли длинные очереди к окошечкам с кассирами – народ желал немедленно забрать свои вклады.
И вот произошло чудо. В своем инаугурационном адресе 4 марта 1933 года ФДР произнес свои знаменитые слова: «Нам нечего бояться, кроме самого страха». Это не просто великолепный афоризм. Рузвельт подтвердил его конкретными мерами, проведя через легислатуру законодательство, гарантирующее вклады в банках. 12 марта он снова появился перед народом – это было его первое радиовыступление «у камелька».
– Когда люди узнают, что они могут забрать свои деньги из банков, когда захотят, сам фантом страха будет уничтожен, – успокоил президент встревоженных вкладчиков. – Я могу заверить вас, что сохраннее держать деньги во вновь открытых банках, чем у себя под матрацем.
Эффект этой замечательной речи был потрясающий. Следующим утром, когда банки открылись, очередей как не бывало, и в конце этого знаменательного дня выяснилось, что люди положили в банки на 10 миллионов долларов больше, чем сняли со своих счетов.
Решающую роль сыграл здесь сам законодательный акт, но не последнюю – тон, который Рузвельт взял, общаясь с нацией. Народное доверие было ответом на доверие Рузвельта. Когда он улыбался в ответ на кризис, казалось, что этот кризис сам по себе исчезает. В его биографиях приводится одно занятное письмо, полученное им в разгар инфляции: «У меня нет крыши над головой, я потерял работу, жена ненавидит меня, моя собака сдохла, но где-то там есть Вы, значит все будет ОК». Это письмо Богу, а не президенту. Назовем это культом личности, забыв о злоупотреблении этим выражением по отношению к сталинским временам. Недаром Рузвельт избирался президентом четырежды (при положенных по Конституции двух сроках) и умер на своем посту. Другими словами, был пожизненным президентом. Не только, само собой, за счет своей харизмы, но и за счет своих дел в трудные времена: он вывел страну из экономического кризиса и вплотную приблизил союзников к победе над Гитлером.
Харизматический лидер не обязательно хороший президент, так же как в обратном порядке: хороший президент не обязательно должен обладать харизмой, быть обаяшкой, а над его головой сиять нимб. Вспомним здесь к слову марктвеновский сюжет о принце и нищем. Были необаятельные, но хорошие президенты («нищие»), обычно вослед харизматикам – «принцам»: к примеру, Трумэн после Рузвельта или Джонсон после Кеннеди. Можно даже рискнуть сказать, что такие президенты, как Трумэн или Джонсон, были антихаризматическими, особенно по контрасту с харизматическими, культовыми предшественниками. Того же Кеннеди взять – вот кто был действительно принц и обаяшка! Над загадкой его харизмы историки и биографы бьются до сих пор. И ведь далеко не всегда и не все ему удавалось. Ведь это именно он отдал приказ об авантюрной высадке американских морпехов в Заливе свиней. Но кто об этом теперь помнит, кроме архивариусов истории! Зато в памяти потомков застряли его черный блестящий авто, тонкий загар, ослепительная белозубая улыбка. И уже не разобрать, где реал, а где миф.
Правда ли, что президент Кеннеди четырежды в день менял одежду, включая нижнее белье?
Почему нет?
Магия власти
Если официальные историки семейства Кеннеди – такие лоялисты (и «роялисты»), как Артур Шлесинджер, – дают метафорическое объяснение магической власти, которой обладал над Америкой президент Кеннеди, то писатель Норман Мейлер описывает Джона Кеннеди скорее в отчужденной манере, как гламурного лидера, больше похожего на университетского профессора, который влюбляет в себя студентов (и особенно студенток), чем политика. Однако именно в то время – как, может быть, и теперь – образовалась в политической жизни страны ниша, в которую идеально вписался популист и харизматик Кеннеди. Харизматический лидер появляется в ответ на зов времени, обычно в период кризиса. Новое настроение в обществе порождает нужду в новом типе лидера.
Да еще насильственная смерть в Далласе от пули убогого придурка, которая водрузила над президентом Кеннеди ореол мученика. За легендой трудно теперь углядеть действительность. Начав борьбу за гражданские права, Кеннеди рисковал – и никакая харизма бы ему не помогла – проиграть президентские выборы в 1964 года, до которых ему не суждено было дожить. Теперь это уже далекая история, но Кеннеди, боясь потерять голоса в южных штатах, далеко не сразу решился уравнять в правах черных и белых и долго лавировал между сторонниками Мартина Лютера Кинга и белыми чиновниками Юга, уговаривая первых унять свою прыть, а последних – пойти на уступки. И только 11 июня 1963 года он выступил со своим знаменитым обращением к нации по гражданским правам, основные пункты которого были официально приняты на следующий год – увы, уже после его убийства. При президенте Джонсоне, его антиподе.
Уж коли упомянул безусловно харизматического Мартина Лютера Кинга, то он, оказывается, искренне плакал, когда произносил свою знаменитую речь о мечтах.
Это к вопросу о природе харизмы: она может быть естественной, как у того же Мартина Лютера Кинга, или наигранной, как у Рональда Рейгана, с его многолетней голливудской практикой. А к какому типу принадлежит харизма Барака Обамы? Его волонтеры ходят от дома к дому и говорят избирателям не столько о любимом политике, сколько о том, как они пришли к своему кумиру. Это уже попахивает не просто культом личности – а Обама, несомненно, культовый лидер, – но своего рода гражданской религией. Однако сам Обама говорит так много толкового – и так хорошо говорит! – что сводить его успех только к харизме все-таки нельзя. Хотя некоторые политические комментаторы и пишут, что он идет по стопам Рейгана, только с демократическими идеалами. Речь опять-таки не только о харизме, но о трансформативной, как здесь говорят, программе. Параллель сугубо формальная, потому что содержание – противоположное: правоцентрист Рейган и левоцентрист Обама.
Проблема харизмы
Мы можем углубиться в сравнительную историю (привет Плутарху!) и сравнить харизму демократического лидера с харизмой тирана. Нет, не так далече, как древнегреческие времена (афинский и спартанский лидеры), но сравнительно недавнее время. Сравним того же Рузвельта с Гитлером или Сталиным. Мне могут возразить, что тирану вовсе не обязательно обладать харизмой, что не так. Если рябой Коба пришел к власти благодаря интригам и убийствам, то истеричный Гитлер – путем свободных выборов (одновременно с Рузвельтом и опять-таки в период кризиса). То, что сегодня кажется нам смешным или отвратительным, выглядело для большей части немецкого электората начала 30-х годов привлекательным. Скрепя сердце мы должны признать Гитлера не менее харизматическим лидером для немцев, чем Рузвельт для американцев или Черчилль для британцев.
Ну ладно, Гитлер – крайний случай. Куда чаще встречается и неоднократно описана в классической литературе комбинация обаяшки и пустышки, когда за харизмой лидера может не стоять никакой серьезной политической программы. В этом, кстати, сторонники Хиллари Клинтон упрекают Барака Обаму: отсутствие опыта. Что так и не так. Еще до избрания три года назад в Сенат, где он сразу же стал восходящей звездой демократов, но, кроме участия в голосованиях, ему там как младшему сенатору в самом деле делать почти нечего, он был членом иллинойской легислатуры и много работал по социальным проблемам (помимо профессорства в Чикагском университете). Именно благодаря этому опыту и его успешности он и был избран в 2004 году в Сенат таким убедительным большинством голосов: 70 % – рекордный результат на выборах в этом штате. Это к тому, что харизма не мешает Бараку Обаме быть деловым, практичным и способным политиком.
Проблема, однако, остается, независимо от нынешней предвыборной борьбы и электорального ландшафта. И заключается она в том, что даже в такой развитой демократии, как Америка, избирателя можно поймать, как пел Булат Окуджава, «на добром слове и на кусочке колбасы» – без разницы, что именно разуметь под этими метафорическими понятиями. Конечно, Америка застрахована от появления в Белом доме диктатора, типа вождя, фюрера, дуче, каудильо, команданте или чего-нибудь в этом роде, но зачем брать крайний случай? Про американского избирателя можно сказать, слегка перефразируя Пушкина: его обманывать не надо – он сам обманываться рад. А тем более при таком марафоне избирательной кампании! Ну не прохвост, так популист или демагог, за словами которого не стоит никаких серьезных программ и обязательств. Сама по себе харизма может сыграть злую шутку с американским электоратом. Одна надежда на СМИ, которые просвечивают каждого кандидата в президенты с ног до макушки. Если хотите, магнитно-резонансная томография.
По-здешнему – MRI.
Насквозь – по всей биографии претендента.