— Все-таки! — озабоченно вздохнула Даша. — Ему как-никак уже пятьдесят семь…
— Он нас сам пригласил к себе на участок работать! — гордо сказал Виктор. — Правда ж, Андрей?
— Правда… — пробурчал тот.
— Ну, а еще что нового? — спросила Даша.
— Ну, новую подъемную машину установили.
— Мощную?
— Та хватает! Абы было чего качать…
— А с добычей как?
— План выполняем…
— И звезда горит?
— Та горит!
— Еще вентилятор у нас теперь новый… — негромко напомнил Андрей.
— Да! — засмеялся Виктор. — Поставили-таки. Там такая музыка! Оркестр.
— Осевой вентилятор? — заинтересовалась Даша.
— Та какой же еще, осевой!.. Там така музыка!.. Его за шахтой поставили, в Шубинском лесу. Он за сто верст воет, як домовой. Вот послушай. Мабуть, и тут слышно.
Они остановились и прислушались. Вокруг них все гудело, пело и выло на все лады. Где-то лязгало железо, ухал паровой молот, можно было различить и резкий, крикливый голос станционной "кукушки" и стрекот электросварочного аппарата, но все эти разнообразные звуки все же сливались в один басовитый, многотонный и общий гул, и в нем невозможно было разыскать и выделить ровное, заунывное гудение вентилятора "Крутой Марии".
— Нет, тихо. Не слыхать, — с сожалением сказал Виктор. Ему и в самом деле казалось, что над степью висит нерушимая тишина: к обычному же привокзальному и рудничному гулу он давным-давно привык и просто не замечал его, не слышал.
Андрей взвалил Дашин чемодан на плечо. Двинулись. И Даша снова начала жадно выспрашивать новости.
— А правда, что вентиляционный ствол проходить начали? — спросила она.
— Та начали понемногу…
— А где, где?.. — встрепенулась Даша. Она интересовалась этим не только как студентка Горного института. Она с детства привыкла жить жизнью шахты. И с детства же привыкла радоваться при словах "новая проходка".
Вообще новостей на "Крутой Марии" оказалось неожиданно много, особенно когда стали перебирать людей: кто умер, кто уехал, кто пошел на выдвижение, а кто и загремел вниз, а этот женился, а другого взяли в армию, а тот справил себе собственный домик в три окна и даже корову купил…
— А вы не женились, ребята? — лукаво спросила Даша.
— Для нас еще невесты не родились! — гордо ответил Виктор. — А ты?
— Я? Вот еще глупости!
— А то в Москве женихов много. За артиста хочешь пойти?
— Почему ж за артиста? — удивилась Даша.
— Та вы все ж с ума по артистам сходите и карточки собираете! — презрительно сплюнул Виктор. — Я ж вас знаю! Много у тебя карточек?
— А вот ни одной нет!..
— И правильно! Разве ж артист тебя возьмет? Ты ж у нас курносая да конопатая… — Виктор всегда так ухаживал за девушками, и чем больше девушка ему нравилась, тем больше дерзостей и грубостей он ей говорил. Но Даша нисколько не обиделась на него, только презрительно хмыкнула, — она эту манеру коногоненого "кавалерничанья" знала!
— Ничего, — сказала она, беспечно тряхнув головой. — Найдутся такие, которые и конопатую засватают.
— Вполне возможно! — подхватил Виктор. — Как говорится, на всякую кривую невесту есть свой слепой жених.
Они спустились уже в Гремячую балку и шли по тропинке среди зеленой веселой ольхи и молодого орешника…
— А что Митя Закорко, еще тут, на шахте? — будто невзначай спросила Даша.
— Тут! А куда ж он денется? — отозвался Виктор и тотчас же подозрительно остановился. — А тебе Митя зачем?
— А он писал мне, что будто берут его во флот.
— А-а! — с неожиданной для самого себя и непонятной ревностью воскликнул Виктор. — Так вы в переписке?
— Ну и что с того? — чуть смутилась Даша, но тотчас же гордо вскинула голову и прямо в глаза посмотрела Виктору.
— Ну, не знал я, что ты в Митю Закорко влюблена! — усмехнулся он. — Что ж, Митя хлопец хоть куда. Только рыжий.
— Да ты знаешь ли, какой Митя парень? — вдруг горячо сказала Даша. — Ты по виду не суди. Он всю семью кормит и тянет. А знаешь, какая у них семья? Мал мала меньше. А отца нет…
— Ладно, ладно! — обиженно проворчал Виктор. Он терпеть не мог, когда при нем кого-нибудь хвалили, тем более Митю Закорко, вечного соперника. — Целуйся со своим Митенькой, не прекословлю. — И он замолчал, надувшись.
Молчал и Андрей. Он совсем вспотел под своей ношей, но виду не подавал. Чемодан был тяжелый, парни несли его по очереди. Но Андрей неохотно уступал очередь товарищу: если б ему позволили, он и Дашу понес бы на руках в поселок.
Но Даша уже заметила, что парень устал.
— Давай я теперь понесу! — предложила она и взялась за чемодан.
— Что вы, что вы! — вскричал Андрей, сам не замечая, что называет Дашу на "вы". — Как можно? — Он рывком переложил чемодан с плеча на спину, согнулся и побежал вперед, словно боялся, что у него отнимут драгоценную ношу.
Виктор уже заметил это "вы" и тотчас же подхватил его.
— Что вы, товарищ горный инженер? — с усмешкой сказал он Даше. — Не извольте беспокоиться, товарищ горный инженер! Чего вам утруждаться? Он мужик черный, шахтер, мурло — он и донесет! Эй, ты, ходу! — крикнул он приятелю и, вложив пальцы в рот, дико, по-коногонски свистнул.
— Как хотите! — презрительно пожала Даша плечами. — Кавалерничаете? А я б и сама донесла… Подумаешь!
— Да нет, что вы, товарищ горный инженер. Зачем же? — продолжал ломаться Виктор. — Вы ж, простите за выражение, девушка. Существо хрупкое, душистое, как монпасье… Ручки у вас тоненькие, ледащенькие: косички, як мышиные хвостики. Та куда вам в шахту! Вас и Митенька не пустит…
Даша не выдержала и рассердилась.
— Ну ты, легче! — сказала она в сердцах. — Ты-то сам кто? На шахте без году неделя, а туда же!.. А я родилась тут, — гордо сказала она. — Я еще помню, ты, как заяц, бегал по штреку…
— Ка-ак? — с хорошо разыгранным удивлением вскричал Виктор. — Так вы здешняя?! А я-то, дурень, думал… Так ты шахтерка?! Тю! — И он, вполне довольный собой, свистнул. Андрею внезапно захотелось поставить чемодан наземь и в первый раз в жизни от всей души избить друга.
Но Виктор, уже считавший, что спектакль удачно закончен, снял свою капитанку, чтобы вытереть потный лоб, и из кепки, как желтые бабочки, полетели билетики.
— Счастье, счастье летит! — закричал он. — Эй, держи! Лови счастье! — и сам стал ловить листки на лету. — Даша! Хочешь свою судьбу узнать? — весело обратился он к девушке. — Ну, Даша?
— Отстань! — отмахнулась от него еще сердитая Даша. — Ты меня лучше не затрагивай!
— Ты чего? — искренно удивился он. — Обиделась?
Он сказал это так простодушно, что Даша невольно засмеялась. Действительно, на кого обижаться-то?
— Ну, давай свое счастье! — снисходительно сказала ока. — Эх, ты…
Виктор засуетился.
— Эй, попка, попочка! — подмигнул он Андрею. — А ну, вытащи-ка милой барышне ихнее счастье… Самое наилучшее…
— Нет, нет, я сама! — живо сказала Даша. — Какой рукой брать, левой? — и она взяла билетик левой рукой.
— Вслух, вслух читай! — нетерпеливо закричал Виктор. — Так не годится.
— Боже, глупость какая! — передернула плечиками Даша, прочитав билетик. — Ну, изволь! "Вы родились под знаком Козерога. Вас ожидает удача во всем, кроме семейного счастья. Остерегайтесь черных глаз. Окончательное счастье найдете с серыми". Вот чепуха-то. — И она, сердито скомкав бумажку, швырнула ее в траву.
Виктор расхохотался.
— Ты не расстраивайся, Даша, береги здоровье! Ну, что такое семейное счастье? Трын-трава! Ты и старой девой проживешь, вполне свободно…
— Я не расстраиваюсь, вот еще!.. — фыркнула Даша. — Кто тебе сказал, что я хочу замуж? Еще попадется такой охломон… — Она посмотрела на Виктора и вдруг вскрикнула.
— Что ты? — испугался Андрей.
А она только показывала пальцем на Виктора и хохотала; смех у нее был звонкий, мальчишеский, во все горло; так коногоны хохочут в шахте — кровля дрожит; горожане так смеяться не умеют! И Андрей радостно засмеялся вслед за нею, сам еще не зная, чему смеется.
— Смотри, смотри! — восклицала она сквозь смех и все показывая пальцем на Виктора. — Вот они, черные глаза!.. Ой, страшно!..
Виктор смутился.
— Ну и что ж, что черные? — пробормотал он. — Вот ерунда какая!
Теперь он рассердился. Он не любил, когда смеялись над его внешностью или костюмом. Он считал себя красивым парнем и гордился этим. Особенно глазами. Их действительно боялись рудничные девчата, "Огненные у меня глаза!" — любил по-мальчишески думать про себя Виктор.
— Эй, черноглазый! Куда же ты? — крикнула Даша и насмешливо запела: — Очи черные, очи страстные… Как боюсь я вас, в мой последний час…
Он вдруг круто обернулся к ней.
— А то не боишься? — хрипло спросил он, прищуриваясь. — Будто?
— Видали мы таких! — немедленно ответила ему со смехом Даша. Она ничьих глаз не боялась. Она была истая шахтерка и дочь шахтера, девчонка смелая, независимая, гордая; она часто повторяла любимую поговорку отца: "У шахтера спина гнется только под пластом, а перед людьми никогда не гнется!"
— Ну-ну, посмотрим! — протянул Виктор и недобро усмехнулся. — Подумаешь — цаца московская!
Но тут вдруг Андрей рывком свалил чемодан с плеча наземь и подвинул его Виктору.
— Неси! — хрипло приказал он.
— Что? — не понял тот.
— Неси, черт! — яростно заорал Андрей, да так, что даже Даша вздрогнула.
Никого на свете не боялся Виктор, сам первый драчун, а кроткого и смирного друга своего боялся. Он уже знал, что бывают такие минуты, когда Андрея лучше не трогать. Послушно взял он чемодан на плечо и молча пошел вперед. Удивленная Даша чуть ли не со страхом уставилась на Андрея. "Да он бешеный какой-то!" — испуганно подумала она. Но ничего не сказала.
Ей еще трудно было разобраться в характерах обоих своих неожиданных "кавалеров" и в их странной дружбе.
Да и разбираться-то было некогда! Они уже входили в поселок, и от шахты, садов и огородов уже пахнуло на Дашу знакомым и милым дыханием, той странной смесью запахов зелени и гари, жилья и степи, разгоряченной земли и тихого, стоячего ставка, сожженной зноем травы и влажного пара над кочегаркой, жужелицы и полыни, пыли на дороге и бесстрашных цветов в палисадниках, дикой маслины в балке, чабреца на кладбище, угля, курившегося на сортировке, — тем неповторимым, терпким и для чужого непривычным букетом, какой только шахте одной присущ, а для каждого шахтера только одно и означает: запах родного дома.