На дворе стоял, правда, 1905 год — год Первой русской революции. Не лучшее время для карьеры и опасное для жизни. Летом 1906 года Адам Александрович чудом избежал гибели. У стен паросилового цеха «Брянки» раздались выстрелы. Анархист стрелял в другого помощника директора завода, Мылова (известного издевками над рабочими), но пару пуль было выпущено и в Свицына, чтобы не оставлять свидетеля. Мылов получил свинцовый заряд точно между глаз. Свицына судьба хранила — пуля чиркнула по щеке, оставив на всю жизнь шрам и нервный тик. Адам, в характере которого осторожности хватало, понял, что надо перебираться на другое место.
«Другим местом» стала Юзовка, где уже несколько лет не хватало хорошего управляющего. В 1903 году сыновья покойного основателя Новороссийского общества (НРО) Джона Юза, решив завязать с жизнью в дикой степи, отошли от дел и перебрались в Петербург. Естественным образом сменился и топ-менеджмент. Правление общества, мягко говоря, было недовольно директором Джейком Андерсеном и подыскивало ему замену. Не о нем у нас речь, но скажем пару слов об этом английском инженере, коль уж он был предшественником героя нашего очерка.
Андерсену вообще-то не повезло в Донбассе. Много лет он проработал на знаменитых Выксинских заводах в Нижегородской губернии. Владелец заводов немецкий предприниматель Антон Лессинг был им доволен и вряд ли бы с ним расстался, если бы не два обстоятельства. Первое — хозяин «Дойче Банка» Густав Гартман надумал строить в Луганске паровозостроительный завод. Причем в рекордно короткие сроки. Времени не было ни на создание конструкторского бюро (чертежи первого локомотива купили у конкурентов в Коломне), ни на подбор кадров. Второе — Антон Лессинг затеял у себя в Выксе реконструкцию доменного производства и нуждался в кредитах на льготных началах. Гартман не отказал, но попросил у соотечественника отпустить в Луганск нескольких толковых инженеров — услуга за услугу. Особо настаивал на персоне Андерсена. В итоге за огромные деньги англичанина переманили на строящийся паровозо-строительный.
Но немец немцу рознь. То, что было хорошо для прожившего в России 40 лет Лессинга, не годилось Гартману, сидевшему в Германии. Ему нужен был свой в доску человек на этом месте, доверительный источник информации. В итоге через пару лет Андерсен уступил кресло директора в Луганске родственнику банкира Треку, а сам перебрался в Юзовку на завод Новороссийского общества. Но и здесь он не прижился. Современник оставил скромное описание сего господина — рыжий, с огромной плешью, коренастый, угрюмый. Его не любили ни инженеры, ни рабочие. В доме Юза, который, кстати, вопреки распространенному среди донецких краеведов мнению, не был собственностью валлийского предпринимателя, а всего лишь рабочей резиденцией управляющего делами НРО, построенной на деньги общества, Андерсен жил тихо и скромно. Дому его имя не досталось даже после того, как в 1906 году, получив нелепую травму на заводе, незадачливый англичанин навсегда вернулся в свое отечество.
В дом въехал Адам Свицын. И занимал его чуть не десять лет. И тут мы возвращаемся к нашему герою. Чтобы понять то, что делал Свицын в Юзовке, надобно понять самую суть его личности. Краеведы советской поры делали из него этакого лживого, двуличного дельца и не более. Но вот что сказал об Адаме Свицыне полвека спустя после своего знакомства с ним отлично его знавший академик Иван Бардин: «Это был человек смелый, решительный, не теряющийся ни при каких обстоятельствах. Он мог порекомендовать что-нибудь дельное. К тому же в его характере было давать советы без особой на то просьбы».
Бардин подметил главное — смелость и решительность. Скупые свидетельства о его жизни подтверждают: дело для него было главным. Ради его успеха Свицын без колебаний шел на ломку коренных устоев юзовского завода. Заступая на должность, Адам Александрович поставил Правлению НРО два условия: полная самостоятельность в кадровых вопросах и финансирование полной реконструкции предприятия. Условия были приняты.
Первым делом, неслыханным по юзовским меркам, стала «русификация» производства. К приходу Свицына на завод на 66 иностранных инженеров, техников и мастеров приходилось 33 русских. Через три года зарубежных «спецов», экспатов, как назвали бы их кадровики нашего времени, осталось только 33, русских же стало 44. Справедливости ради тут же заметим, что инженеров из Европы по-прежнему было больше русских — 10 против 7.
Наученный горьким опытом Брянского завода Адам Свицын понимал, что погасить недовольство в рабочей среде можно только одним средством — повышая зарплату. По его настоянию заработки заводчан были повышены от 14 до 40 процентов в зависимости от профессии. Можно догадаться без труда, что высокий, худой, русоволосый, с небольшой бородкой на нервном лице новый директор, столь непохожий на прежних, без труда завоевал уважение работяг, которое еще больше выросло после того, как Свицын отказался от охраны. Юзовку быстро обошла фраза нового директора: «Мне не нужны городовые для охраны — меня будут охранять сами рабочие». И это говорил человек, чудом спасшийся от пули анархиста-коммуниста! Сталевары одобрительно хмыкали в усы, деловые люди разводили руками — надо же, отчаюга!
Надо сказать, что умению общаться уважительно с рабочим классом Адам Александрович обучился еще на Брянском заводе, откуда по его приглашению приехало немало кадровых металлургов разных специальностей. То, что называется «рабочей аристократией». Натурально, всем им Свицын предоставил благоустроенное жилье и немалые оклады.
Но если это чудачество Свицына местный бизнес и слуги закона могли еще снести, то появление по личной просьбе на заводе «короля доменщиков юга России» Михаила Курако было воспринято как вызов. Курако, никогда не скрывавший своих откровенно большевистских взглядов, прославился на весь Донбасс тем, что в 1905 году купил за свои кровные 500 револьверов для восставших рабочих Краматорска. За что и был судим и отправлен в ссылку. А тут Свицын ему и двухэтажный особняк в английской колонии выделил, и обермастером доменного цеха поставил. Срамота!
Бахмутский исправник нанес визит в Дом Юза, который к тому времени все чаще стали называть Домом Свицына. О чем говорили, доподлинно неизвестно, но управляющий заводом НРО выкинул такую штуку. Поляк Адам Свицын (вероисповедание римо-католическое) под ручку с поляком Михаилом Курако (настоящее имя Мауриций Фелис Константин Курако, вероисповедание римо-католическое) прошествовал из заводоуправления прямо в католический молельный дом, благо построен он был прямо в заводе, где прослушана была месса в исполнении ксендза и приехавшего по свицынскому приглашению из Таганрога викария Иосифа Графа. Скандал жуткий! Тем более что оба «поляка» славились небрежением к религиозным обрядам. Ну и ладно — стоил ведь Курако мессы! Пошумели обыватели, поскрипели законники зубами, да и смирились — завод в Юзовке был власть непререкаемая. Курако встал во главе доменного производства и всего за три года воспитал плеяду молодых талантливых доменщиков: все они со временем выросли в крупных производственников и ученых. А за Свицыным укрепилась слава харизматического лидера. А что, таким, наверное, и должен быть крупный руководитель.
Надо сказать, что директор Свицын тщательно заботился о своем реноме. После того как в Юзовку перебралась его семья, в старом юзовском доме зашумели молодые голоса, звуки рояля и патефона, женский смех. Это были так называемые «директорские субботники». Инженеры, техники, мастера с женами и невестами угощались закусками и вином, танцевали, вели светские беседы об искусстве, последних новинках прогресса. Не чуждая веяниям времени жена Адама Александровича Любовь Антоновна охотно участвовала в жизни общества. Именно под ее патронатом молодой инженер и спортсмен Георгий Николадзе открыл в городе угля и стали отделение «Сокола», первого общества для массовых занятий спортом без имущественного и сословного ценза.
Характерно, что многие гости Свицыных после одного «субботника» шли на другой — в Дом Курако. Жена последнего, Янина, потчевала гостей чаем, новинками литературы (не всегда невинными с точки зрения закона), а сам хозяин обсуждал со своими молодыми помощниками дела доменного цеха.
Своеобразное соперничество «директорши» и «обер-мастерши» длилось недолго, примерно года три, но оставило след в воспоминаниях практически всех участников тех событий.
Адам Александрович, конечно, в первую очередь был организатором производства и хватким дельцом. Заметим, что оборотные средства в большинстве производственных и коммерческих операций НРО при управляющем Свицыне извлекались не из займов, а из прибылей предприятий. А прибыли Свицын приносил акционерам и себе лично (за ним было полпроцента от всех прибылей Общества) огромные.
Уже через год его деятельности завод НРО ежедневно выдавал более 4,5 тыс. тонн рельсов, 11 тыс. тонн проката, ушли в прошлое паровые машины, их заменили две электростанции — мощностью по 150 и 310 тыс. киловатт в месяц, железнодорожный цех имел 27 паровозов и более полутысячи вагонов разных типов. Завод поставлял конструкции для крупных мостов по всей Российской империи. Был построен новый мартеновский цех. Добыча угля на шахтах Общества приближалась к 100 млн пудов в год. И за всем этим стоял он, талантливый инженер, организатор производства, бизнесмен Адам Свицын, добившийся от правления НРО 6 млн рублей на свои реформы — сумма по тем временам астрономическая.
Впрочем, его энергии не хватило на все, что было задумано, и перестройка доменного производства была заморожена на неопределенное время. Курако ушел от Свицына на Петровский завод в Енакиево. И Бардина за собой увел, и еще с десяток молодых талантов. А потом началась Первая мировая, за ней пришла Революция. Свицын уехал в Харьков, откуда пытался руководить производством и при Директории, и при немцах. Вот только с большевиками не спелся. Поначалу. А потом ничего, привык…
На двадцатые годы века двадцатого пришелся последний всплеск активности Адама Александровича. Советская власть не отказалась от его услуг — еще бы, такой опыт, такой авторитет! Но и постов высшего уровня не предлагала. Тот же Курако, например, стал главным строителем Кузнецкого металлургического гиганта в Сибири, Бардин ко второй половине двадцатых уже побывал директором Енакиевского, Макеевского и Запорожского металлургических заводов. Адам же Свицын служил инспектором треста «Югосталь», объединившего Сталинский, Макеевский и Енакиевский заводы. Трудно сказать, какие чувства испытывал Адам Александрович к своему бывшему детищу на берегах Кальмиуса, пытавшемуся в те годы выжить, только ополчился он на него конкретно. В 1925 году Всесоюзный Совет народного хозяйства рассматривал проект «спецов» из бывших со Свицыным во главе, предусматривающий снос завода. Доводы были такие — Джон Юз изначально неудачно поставил производство. Со всех сторон — и по гидротехническим, и по транспортным, и по кадровым, и по энергетическим вопросам он не выдерживал критики. По Юзовке, только недавно ставшей Сталино, поползли слухи — монстра тяжелой индустрии будут закрывать. То же самое касалось и Макеевского завода. Но то ли к «буржуям» прислушиваться не стали больше, чем они на то рассчитывали, то ли мнение победившего пролетариата возобладало, а может, просто нужда в стали была столь велика, что решили в «убитые» заводы вложиться по новой, но «свицынский» проект не прошел.