Так рано сжегшего, до срока…
Хоронили всем городом
В первом часу душной ночи 18 июля 1947 года он, до крайности усталый, рассеянно перелистывал, не читая, а для того, чтобы только не уснуть, какой-то журнал и ожидал курьера, который должен был принести на подпись рапорт о работе завода за минувшие сутки. После этого рапорт надо было тотчас передавать по телефону в министерство, в Москву. Завод в последние дни лихорадило, он не выполнял план выплавки стали, и директора это не на шутку волновало.
В прихожей позвонили. Это диспетчер принес директору домой рапорт. Павел Васильевич подписал его за своим рабочим столом и вынес в соседнюю комнату. И тут вдруг пошатнулся и упал.
…Похоронили его в городском саду Сталино при огромном стечении народа.
Часть IIIСкромное обаяние культуры Донбасса
Безусловно, ради красного словца не пожалеем мы отца и обзовем культурную жизнь Донбасса скромной. Давайте посмотрим, так ли это?
Давно уже не так, понятно, как было в первые индустриальные десятилетия после появления Донбасса. Нет давно и в помине дневниковых записей одного режиссера, которого занесло за длинным рублем в наши края и который стонал наедине с пером и бумагой: «бежать, бежать отсюда…». Но, скажем прямо, практически все эффектные и видимые ростки на культурной ниве были обеспечены в новейшие времена Донбасса путем вливания денег в отдельные проекты, продюсеры которых были уверены, что имена участвующих в них столь громки, что даже имя Донбасса не сможет отбить у готовых вкладываться, вложиться.
Так было, например, с международным фестивалем «Звезды мирового балета», который соорудили исключительно под лауреата многих международных конкурсов Вадима Писарева. Плюс Донецкому оперному театру, вернее, бонус в его обретении статуса — яркая личность горного инженера Соловьяненко, ставшего оперным певцом, и весьма недурным — знаменитый миланский театр «Ла Скала» кому попало не аплодирует стоя, уж больно искушенная публика.
Ну а что в области театральной? Тут все было непросто. Закавыка в том, что по странной большевистской прихоти, примерно по такой же, по какой Донбасс насильно запихнули в Советскую Украину 90 лет назад, в центре огромной, почти пятимиллионной агломерации русскоязычных и русскокультурных людей решили устроить украинский (!) да еще и не драматический, а музыкально-драматический театр (смесь драмы с опереткой и сельским клубом), но имени Артема! А вот русский драматический театр живет в Мариуполе. Оно, конечно, хорошо для мариупольцев, но как-то нелогично. Логика подсказывает создание двух, а если надо, то трех и четырех драмтеатров в самых крупных городах. Допустим, кроме Донецка и Мариуполя — в Краматорске и Горловке. А то ведь понастроили в конце 30х годов Дворцов культуры с замахом на регулярную театральную жизнь в массы, а толку вышло немного. А ведь один кировский ДК металлургов в Макеевке многих театральных зданий Москвы и Питера круче, но давно уже там не живет Мельпомена. Так, проездом, да и то неохотно…
А ведь театральная традиция в Донбассе ведет свою историю от театра братьев Тудоровских в Юзовке и театра Шаповалова в Мариуполе с XIX века еще…
Донецкая муздрама, однако, сумела выкрутиться при покойном директоре и худруке Марке Бровуне. Марк Матвеевич и труппу создал колоритную, и актерские паи поднял, и звание академического театру выбил. С 90х годов дончане массово пошли было на спектакли муздрамы, которая узкопрофильным спектаклям оставляла самый дальний ящик комода. Увы, при Ющенко русофильствующий театр быстро поставили на место, обязав резко поднять процент украинских спектаклей. В Донецке всегда была неплохая музыкальная школа. Чей в конце концов земляк великий Прокофьев? Или это не у нас и концертный зал, и музыкальная академия носят имя композитора-земляка? Разбитый в щепки в боях Донецкий международный аэропорт тоже носил имя Сергея Сергеевича. Кстати, эклектичность донбасской жизни, заложенная в нее при рождении индустрии аритмичными, резкими действиями прогресса, сказалась отчасти и на культурном облике края. И, например, в донецком концертном зале имени Прокофьева стоит старинный, уже не раз проходивший болезненную процедуру реставрации орган, на котором в свое время в Санкт-Петербурге играл Петр Чайковский. Ему в знаменитом зале стоять, а он у нас. Ну, оно и ничего — надо ж и нам к истории прикоснуться порой.
Но вот в чем Донецк даст джазу — так это именно в джазе. Тут все в ажуре, на ДоДж — международный джазовый фестиваль — музыканты ездят в столицу Донбасса уже более сорока лет.
С рок-н-ролом посложней будет: у нас тут не Питер и не Екатеринбург, но в начале 90х сложился было замечательный экспериментальный проект «48я параллель», собравший под свои знамена молодые и дерзкие рок-группы.
К сожалению, ни во что большее он не вырос.
Привлечем сюда и спортивную жизнь. Ведь это физкультура — физическая культура. Недаром одно время донецкий «Шахтер» именовался стыдливо «физкультурным коллективом шахты им. Горького» — самой близкой к старому ЦС «Шахтер», на котором в свое время блистали Старухин и компания — «золотой состав» «горняков».
И снова — многолетние настойчивые вливания в команду денег и бразильцев привели к тому, что донецкий клуб вошел было в число сильнейших клубов Восточной Европы, взял Кубок УЕФА.
Грамотная маркетинговая политика 35кратного рекордсмена в прыжках с шестом Сергея Бубки сделали возможным проведение в Донецке международного турнира «Звезды шеста».
Но ведь и в шестидесятых дончанка Полина Астахова становилась олимпийской чемпионкой, а боксер-тяжеловес Александр Ягубкин — чемпионом Европы и мира, борец Илья Мате выигрывал олимпийское золото в классическом стиле.
А еще у нас есть милый и очень перспективный Театр юного зрителя. Он тоже областной, но, как и драмтеатр, не в областном центре стоит, а в соседней Макеевке. Таковы причуды пролетарской культурной линии…
Письма Новороссии: у братьев Тудоровских
Москва, Шоссе Энтузиастов
Дом ветеранов сцены
Милейший Юрий Александрович!
Благодарю вас за заботу о старом, увы немощном, но все еще работящем папе Карло, сиречь мне. Вас лично и вашу замечательную, превосходную «Театральную жизнь» стоило бы показывать молодым актерам и театральным критикам, как пример трогательного и истинного заботливого отношения к тем, кто всю свою жизнь и душу бессмертную отдал служению Мельпомене. Впрочем, не обращайте внимания на много- и пустословие древнего старика. Позволю себе так именовать себя, ведь я все-таки на добрых три десятка лет старше вас.
Любезный мой Юрий Александрович, я весьма и весьма рад помочь вам и поделиться своими воспоминаниями, кои могут пригодиться журналу к 100-летнему юбилею славного города Донецка. Да, мне довелось в годы Гражданской войны походить по Донбассу, несколько месяцев провести среди рабочего люда и красногвардейцев этого замечательного края, цитадели Советской власти на Юге России, как тогда говорили мужественным языком плаката.
Прошло полсотни лет, а помнится все как вчера. Помню даже по фамилиям некоторых своих постоянных зрителей из бойцов рабочей Красной Гвардии. Помню Федю Филюнкова, Петю Шаронова, Савчука Ваню и ярко представляю их лица. Но, конечно, вряд ли узнал бы их сегодня при встрече — ведь им должно быть уже лет по семьдесят, ну, чуть меньше…
Но вот кого я точно узнал бы в любом обличье, так этого человека, который в те горячие времена был настоящим ангелом-хранителем, если можно так выразиться, для всех нас, актеров бродячего театра, пришедшего ранней зимой 1918 года из Мариуполя (нынче это город Жданов) в Юзовку, как тогда именовался нынешний Донецк.
Впрочем, пусть падет занавес и мы с вами вместе посмотрим на сцену из-за кулисы времен…
Зима 1918 года. Антрепренер Владимир Барский (нельзя его путать с тем, что плодотворно трудился на театральной ниве в Тифлисе) увозил свою труппу из сырого неприветливого помещения цирка братьев Яковенко. Нет его давно. Здание выморочное и уезжали мы с облегчением. Мало того, что угнетала мысль о том, что совсем недавно, в начале 1916 года, этот цирк погубил, уложил в могилу великого циркового деятеля России Анатолия Дурова, так еще и неистребимый запах навоза настолько пропитал все театральные костюмы, реквизит, даже белье, что долго потом актеры воротили нос от своего же добра.
А еще нас неизменно шокировал ежевечерний возглас владельца цирка: «Эй, Николай, слышь, Николай! Господа артисты уже пришли. Дай свет в конюшни!» (Это означало — в гримировочные кабинки.)
Труппа взяла курс на Юзовку, где нам дали возможность играть в так называемом «театре братьев Тудоровских». Он представлял из себя двухэтажное здание клубного типа с большим зрительным залом, уютной сценой и хорошими, сухими гримировальными комнатами. Скажу честно, труппа наша не блистала именами, но была вполне приличная и главное — вполне работоспособная.
И вот в один из февральских дней репетируем мы хорошо известную вам, Юрий Александрович, пьесу Сумбатова-Южина «Соколы и вороны». Погоды стояли на диво прекрасные, зал освещен ярким солнцем. Антрепренёра не было в театре, я исполнял должность режиссера спектакля, сидел на сцене и следил за актерами. И вдруг один из них подбежал к рампе и закричал:
— Эй, товарищ (это слово начало уже входить в обиход). Товарищ! Сюда посторонним нельзя!
— А я не посторонний, я свой, — раздалось из глубины зала, — я свой!
Поворачиваемся и видим движущегося к сцене коренастого, широкоплечего, немного сутулящегося человека, с ярко-рыжей бородой «лопатой» и усами. На самом затылке, отброшенная медно-красной копной волос, каким-то чудом держалась серая кубанка. Одет он был в солдатскую шинель без знаков различия, на поясе висел кольт в деревянной кобуре.
Кто тут у вас старшой? — спросил он опешивших артистов, подойдя к оркестру.