жизни имело вполне городской, работало все больше на шахтах и заводах.
Любопытно, что достаточно большое количество заводских рабочих и ремесленников были евреями. Судите сами – согласно переписи 1917 года в наших палестинах проживало почти 10 тысяч «лиц иудейского вероисповедания». Это на сорок тысяч с хвостиком славян – русских, украинцев, белорусов и примкнувших к ним поляков. Почти каждый пятый житель новоиспеченного города был евреем.
Больше того – через десять лет, уже по переписи, проведенной советской властью, из ста тысяч жителей города Сталино почти двадцать пять в «пятой графе» проставили – «еврей».
Нетрудно представить себе, что вопреки сложившемуся мнению далеко не все они служили приказчиками в лавках, кабатчиками, официантами, врачами, инженерами. Это позже, в эпоху Хрущева или там Брежнева, еврейский мужчина у мартена или в шахте стал если не редкостью, то хотя бы нетипичным случаем. До революции же говорить о наличие еврейского пролетариата можно было без натяжки.
Одним из них и был тогда еще никому не известный Левка.
Никола Задов перебрался в Юзовку из еврейской сельхозколонии Веселая на Екатеринославщине в самом начале XX века.
Старшему из сыновей, Льву, досталось образование в два класса хедера – начальной еврейской школы. Для сына полунищего извозчика это еще и неплохо. Мы не знаем доподлинно, соответствовал ли Левкин родитель бабелевскому образу папаши-биндюжника. Думал ли он «об выпить хорошую стопку водки, об дать кому-нибудь по морде»? Наверное, думал.
В такой дыре, в такой зловонной яме, как Юзовка начала XX века, о чем еще можно было думать? Левка же Задов думал о жратве и новых ботинках. А это надо было работать, а это надо было пахать. Благо в чернорабочие на заводе Юзова прием шел круглый год.
И стал Левка каталем. Двухметрового роста, насмешливая физиономия, силы немереной! Куда ж его могли еще на заводе определить – только «козу гонять».
«Козой» звалась тачка для руды, которую каталь доставлял с рудного двора к доменной печи. Чтоб вы знали, работенка это адская и только жилистый, мускулистый от природы человек мог ее вынести в течение длительного времени. В тачку нагружали от 30 до 50 пудов руды (700–900 кг весу!).
«Не каждый может в течение смены нагрузить на “козы”, перевезти и разгрузить около 2000 пудов железной руды… – писал в своих воспоминаниях известный доменщик Макеевского завода Коробов, – за двенадцать и более часов работы на заводе платили 70–80 копеек – по копейке за “козу”, а на каждую “козу” грузили ни мало, ни много 25–30 пудов руды. Двор был весь в рытвинах, повороты узкие, колеи разбиты…»
Ему вторит Д. Пысев, в юные годы побывший недолгое время каталем на заводе в Юзовке: «Нагрузишь да подтянешь этак-то за смену тачек сорок и ни рук ни ног не чуешь…» Чтоб ни у кого не оставалось сомнений в природе этого «спорта» – так каждый день, месяцами, годами.
Задов выдержал два года. И выдержал бы кто знает сколько, ибо во всяком ремесле кроме мышц и сухожилий требуется и своя техника, прозываемая сноровкой, – авось не помер бы! Но на заводском дворе давно уже пустила всходы революционная пропаганда.
Революцию тогда делали многие партии – выбирай любую! Хошь в социал-демократы иди, хошь в эсеры, если совсем уж радикальный – в анархисты. К ним Лева Задов и подался.
У анархистов-коммунистов (а были еще и синдикалисты) паренька приметили. С такой статью и кулаками пудовыми только на «эксы» ходить, сиречь на налеты, под лозунгом «Экспроприируй экспроприированное!». Карьера идейного налетчика была недолгой. Во время очередного «экса» где-то там на Рутченково его повязали и быстренько упекли на каторгу. Восемь лет – такой относительно мягкий приговор ему нарисовали. Могли бы и повесить. Шел 1913 год.
В общем, проклятую империалистическую войну анархист Задов провел в местах не столь отдаленных, как говорится.
А в буревом 17‑м наступило его время. Амнистия, возвращение в Юзовку, снова тачку каталя в мозолистые руки (а чем он еще мог заработать на жизнь?), избрание в Юзовский совет от доменного цеха. Вместе с прославленным доменщиком Михаилом Курако, между прочим, тоже вернувшимся на завод.
Ирония судьбы и знамение времени – в депутатах бывший начальник цеха и самый низший по производственной иерархии того же цеха рабочий. Но вот дальше дорожки их разошлись кардинально.
Курако через короткое время рванул строить будущий металлургический гигант в сибирском Кузнецке, а Лева, как пелось в старой советской песне, «за рабочее дело пошел воевать». Сперва красноармейцем, потом младшим командиром в полку анархистов. В ряду других частей этот полк последним уходил из Донбасса, когда в край пришли немцы. Чуть позже часть Задова доблестно билась с деникинцами под Царицыным, во время первой обороны города.
И вот с этого момента в биографии Левы Задова, взявшего партийный псевдоним Зиньковский, ставший затем и его официальной фамилией, начинаются пробелы, порой настолько явные и сделанные сознательно, что впору только строить догадки и эвристически («по такой-то и такой-то причине возможно») выстраивать вероятную линию Левкиной судьбы.
Да, верных документов исследователи его жизни пока не разыскали, но можно с большой вероятностью предположить, что Задов получил задание – дезертировать из Красной армии и попасть в стан селянской армии в Гуляйполе.
В те годы безвестных агентов ЧК и армейской контрразведки РККА было так много, менять их штаты в силу слабой профпригодности приходилось так часто, что никто не пытался отслеживать их карьерный рост именно в те годы. Известность получили выжившие. Одних засылали к «белым» в тыл диверсии устраивать, других отправляли к классово близким атаманам типа Нестора Махно или, скажем, Григорьева. Присматривать.
У того же Махно, к примеру, кроме Задова, служил видный анархист Сидоров – тоже юзовский металлург, вместе с Левкой ходивший на заседания городского совета. Кстати, Сидоров впоследствии будет утверждать, что он вербовал своего дружка работать на чекистов. Куда там, ни в какую! К слову сказать, самого Сидорова Лева и сосватал в анархисты в свое время.
По исторической литературе, а больше по мемуарной, известно, что многие герои, командовавшие в Повстанческой армии Махно полками, бригадами и дивизиями, были по совместительству агентами тайной советской службы.
Но Задов, видимо, имел куда более глубокий уровень конспирации и задание такой важности и секретности, что о нем чекист Задов даже перед расстрелом не рассказал на следствии в НКВД.
Это, конечно, только версия, но она с точки зрения эвристики (доказательства от возможного) ничем не хуже других. Тем более что впоследствии Задов и его брат не только не понесли наказания, но и были награждены должностями и орденами. Такое в те времена давали за успешное выполнение задания.
Задов, вопреки распространенному мнению, никогда не занимал особо приметных должностей в штабе Махно.
Заместитель начальника контрразведки одного из корпусов – это да, было. Адъютант, приближенный к батьке в пору его бегства за кордон, в Румынию – вершина махновской карьеры бывшего юзовского металлурга.
И, судя по всему, отталкиваясь от того, что произошло позже, это и было главным заданием Задова – в критический момент втереться в доверие, стать человеком, которому доверяет не только Нестор Иванович, но и семья его. И это у него вышло блестяще.
В эмиграции Махно и семья его практически нищенствовали, что и свело в могилу вождя народных армий – начался скоротечный туберкулез. Задов был рядом, но скоро пришло время прощаться.
К 1924 году, когда родная Левкина Юзовка стала носить имя Сталина, советской власти стало ясно, что Нестор Махно – политический труп. За ним не стояла никакая партия, на него не ставили белоэмигрантские круги, для которых он был такой же враг, как и большевики. За ним не было вооруженной силы на Украине или в Новороссии. Одним словом, советская власть его больше не боялась, а значит, пригляд можно было снимать. Задов засобирался домой.
Те скромные сведения, что сохранились об этом эпизоде, повествуют о том, что отряд бывших махновцев во главе с Задовым, будучи заброшен сигуранцей, румынской секретной службой, в СССР, сдался, едва ступил на советский берег Днестра.
Болтали всякое, и болтовня эта дожила до наших дней. Будто бы за тайну махновских кладов Задов и его младший брат, бывший с ним неотступно все годы, были помилованы.
Я лично ясно вижу другое. Ночь, плеск речной волны, в сарай лодочника входит, пригнув голову, крупный мужчина двухметрового почти что росту. За столом, слабо освещенным каганцем (или чем там еще, да?) – сухощавый, средней комплекции человек. Он вглядывается в усталое, плохо выбритое лицо гиганта, поднимается с места и делает шаг навстречу:
– Ну, здравствуй, Лев Николаевич…
– Приветствую, Дмитрий Николаич.
– Работать можешь?
– Могу. Хорошо работать могу, Дмитрий Николаич.
Удивительно, но почему-то всеми, кто пишет об этом, опускается многозначительный факт: на границе Задова и его отряд ждал сам Дмитрий Медведев – чекист экстра-класса, которому советская власть поручала самые серьезные и тайные дела. Кстати, тоже помечен донецким кряжем – служил в Бахмуте и Юзовке, гонялся за махновцами под Старобельском.
Далее – совсем уж белыми нитками: после полугодового карантина и отдыха, братья Задовы были поставлены на крупные посты в Одесской губЧК-ОГПУ. Заметим – в родные края его не вернули, но для работы с румынской резидентурой оставили.
Кстати, агентурная сеть, которую курировал на территории королевства Румыния старший уполномоченный Одесского ОГПУ Лев Зиньковский, носила название «скрипачи» – «скрипали» по-украински. В наши дни это просто находка для конспирологов.
Лев Николаевич Задов-Зиньковский и его брат были арестованы и расстреляны без суда в 1938 году. Дмитрий Николаевич Медведев уцелел, с началом Великой Отечественной возглавил знаменитый отряд «Победители», действовавший на Галичине. Козырным тузом отряда стал знаменитый разведчик Николай Кузнецов.