Медведев удостоился мемориальной доски на одном из донецких зданий. Задова же, как и многих других, погибших в годы Большого террора, реабилитировали лишь в 1956 году.
Окончив чтение, Донна выключила электроблокнот, повторила операцию бутылка-виски-кружка-рот-рука-выдох.
– Ну, что, довольны, вы, обновленец? – сказала она в сторону окна, возле которого, уже откровенно зевая, маялся Панас.
– Все проходит, друзья мои, на высочайшем идейно-художественном уровне.
– Надо же, – деланно удивился Палыч, – и партийно-хозяйственную лексику знаешь!
– Ноблес оближ!
– Да? Ну ладно! «Тогда буэнас ночес а тодос», – сказал Палыч и отправился к себе, напевая под нос: – «Не умели Иваны сидеть за столом…»
Донна ушла молча.
Утро выдалось тихим. Море за окном сверкало зеркалом заправского озера. Не то что волны – малейшей ряби не было на его поверхности.
«После девяти начнет муреть это самое морько-морько», – подумал Палыч, взяв порцию спецкофе на кухне. Он вспомнил, что бабушка, обожавшая море, именно так его и называла – «морько-морько». Бабушка говорила, что дед больше любил степи, в которых вырос. «Степи с террилиевыми горами», – говорила бабка. И доставала с заветной книжной полки темно-синий томик «Птицы террилиевых гор» – все, что у нее осталось после совсем не добровольных перемещений по территории Российской империи.
Палыч взял второй кофе и посмотрел на московский хронометр «El Vuelo» – такие выдавались морпехам-кунниковцам. Стрелки говорили о том, что и Панас, и Донна запаздывали. И хорошо так запаздывали.
Палыч вспомнил, что он, как и все в его роду мужчины, деда не знал – не видал. Только на маленькой карточке в старой газете. Вздохнул мысленно и потянулся за электроблокнотом. Закладка стояла на том тексте, который в числе прочих должен был читать. Он знал его наизусть. Много раз правил программой «Мыслекорректор» и все-таки решил от нечего делать пройтись по старой заметке еще раз.
Шеф русского флота, председатель Государственного совета, чья строгая и мощная фигура угадывалась за любым важным решением императора Александра II, включая судьбоносное для России освобождение крестьян из крепостного ига. В эпоху Александра Освободителя для него не было ничего невозможного.
Официальная биография великого князя Константина Николаевича Романова хорошо известна. Углубляться в нее мы не будем. Скажем только, что везением и для него самого, и для всей России было назначение его воспитателем прославленного мореплавателя и полярного исследователя адмирала Федора Литке, известного своим твердым характером и высокими нравственными качествами.
Он сумел дисциплинировать и зашнуровать в «испанский сапог» ум своего воспитанника, который от рождения был существом пылким и гневливым. Эти качества будут сопровождать великого князя всю жизнь, а литкинское воспитание – их нейтрализовать.
Отец, император Николай I, видел Константина главой русского флота, и он стал им. В 23 года он сменил на посту главы морского ведомства князя Александра Меншикова, будущего неудачливого командующего русской армией в Крыму.
Константин Романов, равно как и жена его младшего брата Михаила, великая княжна Елена Павловна, проявил себя как самый горячий поборник прогресса и реформ для России в августейшем семействе.
Именно они помогли великому русскому врачу Пирогову открыть госпиталь в осажденном Севастополе, а сами с помощью знаменитого медика организовали первую в мире санитарную службу при войсках.
В то время как в английской армии в Крыму прославилась уходом за ранеными одна лишь мисс Найтингейл, в русской армии прообразом Красного Креста явилась Крестовоздвиженская община, давшая армии десятки медицинских сестер.
Не вдаваясь в подробности, заметим, что покровительство Пирогову Константин Николаевич оказывал всю жизнь, размещая, в частности, в основанном им «Морском сборнике» не только специализированные статьи, но и ключевые педагогические работы Пирогова.
В начале 1856 года императором вместо скончавшегося Николая I стал Александр, получивший порядковый номер два, а со временем прозванный Освободителем. И, конечно, давно уже забыто, что настоящим идеологом прощания России с крепостничеством был младший брат царя.
Еще в 1855 году он способствовал освобождению крестьян, которые находились под опекой морского министерства, и горячо убеждал старшего брата, что по восшествию на престол ему необходимо решить первым делом именно крестьянский вопрос, – без этого он, прогрессист, не видел движения России вперед.
Известны слова его в письме к кн. Барятинскому: «…необходимо изыскать новые и притом колоссальные источники народного богатства, дабы Россия сравнялась в этом отношении с другими государствами, ибо мы не должны далее себя обманывать, что мы слабее и беднее первостепенных держав и что при этом не только беднее материальными способами, но и силами умственными, особенно в делах администрации».
Это было сказано 1857 году, когда император Александр было заколебался под давлением заматерелых крепостников. Даже зачаточный вариант реформы, пилотный проект ее, проводимый в Литве, был под угрозой прикрытия.
Великий князь Константин срочно прервал заграничную поездку, в ходе которой он знакомился с новыми веяниями на флотах Англии и Франции и примчался в Россию.
Следствием бурного разговора с братом стало придание Секретному комитету по подготовке крестьянского освобождения статуса главного. В 1860‑м его глава князь Орлов отправлен в отставку, на его место император назначил брата Константина. Дело реформы пошло веселей, оно локомотивом потянуло за собой и другие преобразования.
Сам император Александр II в День объявления воли писал брату: «Я не забуду, и со мной, конечно, вся Россия не забудет, как способствовали в сем важном деле Ваше императорское высочество». И два десятка лет спустя император называл младшего брата «первым своим помощником в крестьянском деле».
О роли великого князя Константина в великих реформах 60‑х годов можно (да, наверное, и нужно) писать книгу. Здесь же заметим только то, что, например, судебную реформу, важнейшую после крестьянской, начала реформа правовых отношений на флоте.
Константин вообще всегда так делал – будучи самодержцем в морских делах, он проводил реформу или нововведение в своем ведомстве, а затем, как-то так получалось, все министерства хотели провести у себя те же положения.
Введение в русском флоте судебного военно-морского устава, составленного по образцу французского, потянуло за собой реформу права в стране вообще.
На флоте же эта мера привела к полной отмене телесных наказаний (шеф русского флота был горячим их противником, считая, что они «рушат дисциплину и рвут живую связь офицера с нижними чинами») и резкому повышению окладов офицерам, что вернуло статус званию морского офицера.
Константин Николаевич в своем ведомстве первым ввел гласность и свободу слова. Основанный им «Морской сборник» стал площадкой для высказывания свободных и смелых суждений, не все из которых могли понравиться тогдашнему обществу.
Адмирал-генерал русского флота Константин Николаевич оказался незаменим для русской истории.
Потерпев поражение в Восточной войне 1853–1856 годов, Россия согласилась с уничтожением Черноморского флота и крепостей в этом регионе. Деятельность главы флота по возрождению (или, как говорили в те времена, воссозданию) флота была беспрецедентной.
Усилиями великого князя и его сотрудников был построен масштабный торговый флот на Черном море, со временем ставший основой будущего военного.
К тому же, справедливо полагая, что флоту на Черном море все равно быть, Константин Николаевич приказал строить канонерки и фрегаты на других морях. Он же настоял, чтобы специальным рескриптом императора Александра был заложен будущий броненосный флот России.
Операция «Донбасс» тоже его рук дело.
С восстановлением морского могущества России на юге связано и развитие старых флотских баз в Одессе, Николаеве, Херсоне.
Но, что еще важнее, видя нужды флота и Севастополя, великий князь Константин Николаевич разработал и блестяще реализовал план постройки английскими руками мощной индустриальной базы.
Эта база сегодня называется Донбассом. И в том, что во всех последующих войнах и научно-технических революциях у нашей страны было могучее топливное сердце и металлургические руки, заслуга шефа русского флота, брата императора Александра.
Это была поистине детективная история.
Константин отдавал себе отчет в том, что самой могучей промышленной державой мира является Британская империя, в просторечии – Англия. Надо у них учиться, надо привлекать их инженеров, их ученых, их капиталы в Россию. Но как это сделать?
Ведь в обеих странах еще не остыли страсти Крымской войны.
Были созданы две комиссии. Одна инженерная под руководством прославленного военного инженера Эдуарда Тотлебена, вторая военно-морская, которую возглавил один из пионеров строительства подводных лодок в России Оттомар фон Герн.
Они совершили несколько вояжей в Англию, где убеждали тамошних бизнесменов, что лучшего поля для применения талантов и капиталов, чем Россия, им не найти. Надо только в степях донецких, там, где много угля и железная руда, и доломиты водятся, построить крупный завод по производству рельсов. Рельсы же нам надобны, джентльмены, чтобы развивать свою огромную страну. А вам уже и строить «железки» негде. Так что по рукам?
В 1869 году в Лондоне было зарегистрировано британско-российсское «Новороссийское акционерное общество» (НРО), в котором через подставных лиц, к слову говоря, поучаствовала и августейшая фамилия.
Осенью 1870 года британцы начали на берегу Кальмиуса (в том самом месте, где потом вырос миллионный город Донецк) строительство завода, а в 1873 году НРО начало выпуск рельсов, которые легли в колею стратегической дороги Харьк