26 апреля глава Советской России Владимир Ильич Ленин получил личное послание от лидера младотурков, турецкого полковника Мустафы Кемаля, возглавившего движение за создание новой, республиканской Турции. Он просил помощи у обновленной России.
В частности, Кемаль писал: «Турция обязуется бороться совместно с Советской Россией против империалистических правительств для освобождения всех угнетенных, изъявляет готовность участвовать в борьбе против империалистов на Кавказе и надеется на содействие Советской России для борьбы против напавших на Турцию империалистических врагов».
Надо ли говорить, что Советская Россия немедленно оказала всю возможную для нее помощь Турции. Исторические обиды, споры и дюжина русско-турецких войн были на время забыты – обе страны нуждались в друг в друге. Обе были не признаны Европой и Америкой.
В июне советские дипломаты наладили каналы связи со Стамбулом и передали согласие Москвы на установление дружеских, чтобы не сказать союзнических, отношений. В это же время обострились отношения между кемалистами и армянскими националистами-дашнаками, вставшими у руля власти в Армении после распада Российской империи. Напомним, в ходе Первой мировой войны турки устроили массовые этнические чистки армянского населения на своей территории, обвинив в обратном армянских боевиков.
Как бы там ни было, Москва пыталась быть посредником, уговаривая Ереван и Стамбул согласится со старыми границами, установившимися после Русско-турецкой войны 1877–1878 годов. Обе стороны игнорировали эти усилия.
Турки заняли спорную пограничную область, армяне, подзуживаемые американцами, обещавшими помощь и материальную поддержку, объявили Турции войну, которая ожидаемо окончилась катастрофой – за два месяца Армения практически перестала существовать, турецкие войска оккупировали практически всю ее территорию.
В этих условиях большевики сделали ход конем – советские войска вошли в Армению и Грузию, объявив создание в этих странах национальных социалистических республик. Туркам пришлось с этим согласиться, удовлетворившись занятием «под гром аплодисментов», как писал очевидец, Батумской области.
Новый статус-кво был зафиксирован в Московском договоре, подписанным между Турцией и Россией в марте 1921 года. Национальные и этнические вопросы были в нем старательно обойдены. В духе времени больше говорилось о новых социальных реалиях.
Стороны отмечали «постоянные сердечные взаимоотношения и неразрывную искреннюю дружбу», основанные на признании права народов на самоопределение и взаимных интересах обеих сторон.
Советская Россия и кемалистская Турция не признавали «никаких мирных договоров или иных международных актов», к принятию которых любая из сторон принуждалась бы силой. Обе стороны, констатируя «соприкосновение между национальным и освободительным движением народов Востока и борьбой трудящихся России за новый социальный строй», признавали право народов каждой страны на свободу, независимость и свободное избрание формы правления.
Надо учитывать, что все эти события происходили на фоне второй Греко-турецкой войны (1919–1922), начавшейся с того, что Греция, бывшая одной из стран-победительниц в Первой мировой, оккупировала значительную часть Малой Азии, стараясь воссоздать древний эллинский пояс городов на побережье Анатолии.
Разумеется, турки не согласились с этим. В конце лета – начале осени 1921 года война вступила в решающую фазу. Греческая армия, одержав ряд побед и подступив было к Стамбулу, была обескровлена, нуждалась в боеприпасах и провианте, которых не было от слова «совсем». В том же самом нуждались и солдаты Мустафы Кемаля. Но он-то, в отличие от греческого короля Константина, знал, куда обращаться за помощью.
Преобразования, которыми Мустафа Кемаль занялся в Турции, были похожи на дела советские. Это давало надежду на то, что впервые за последние триста лет юг России будет прикрыт дружественной страной. Характерно, что впервые во взаимоотношениях двух стран не стояли две главные преграды: разность религий и экспансионистские устремления прежних империй.
Вот тут-то, после затяжного, но крайне необходимого для понимания ситуации отступления, мы снова возвращаемся к фигуре Ворошилова.
После победы в Гражданской войне Климент Ефремович был назначен командующим ключевым в то время Северо-Кавказским военным округом. В Ростове в заместители легендарный «первый офицер» получил не менее легендарного командарма Первой конной Семена Михайловича Буденного. Именно эта пара лихих советских краскомов занималась военными и политическими контактами с турецкой стороной.
В сентябре 1921 года перед решающей битвой с греками под Сакарье турецкая армия получила первый груз военных поставок из РСФСР (СССР еще не был создан). Советские эмиссары через каналы в Закавказье переправили в Турцию 3387 винтовок, 3623 ящика с боеприпасами и примерно 3000 штыков. В основном винтовки были трофейными германскими – такими же, что состояли на вооружении турецкой армии.
Эти поставки в дальнейшем только росли. Всего к концу 1923 года, по официальным турецким данным, Советская Россия поставила кемалистам 37 812 винтовок, 324 пулемета, 44 587 ящиков патронов, 66 штук орудий и 141 173 снаряда к ним. Подчеркнем, это только официальные данные.
Ворошилов и его подчиненные готовили разведданные обо всем регионе, а на их основе – доклады для ЦК ВКП(б). Чем-то делились с турками, чем-то турки делились с ними.
Все годы пребывания на посту командующего Северо-Кавказским округом Ворошилов, разумеется, осуществлял прежде всего политическое руководство, готовил стратегические решения.
Осуществлением тайных контактов занимался и другой видный большевик с дореволюционным стажем Семен Аралов – создатель и первый руководитель советской разведки. С 1922 года он был первым полномочным представителем Советской России в Стамбуле, стал свидетелем того, как в октябре 1923 года окончательно умерла Османская империя – была провозглашена Турецкая республика.
Роль Аралова тоже была по достоинству оценена – его фигура в скульптурной группе «Республика» видна рядом с фигурой Ворошилова. Ошибочно иногда Аралова принимают за Фрунзе, который пару месяцев тоже провел в Турции в конце 1921 года, помогая турецким товарищам строить военное дело по советскому образцу.
Мустафа Кемаль, до самой своей смерти остававшийся президентом Турецкой республики, к 10‑летию ее провозглашения пригласил на празднества большую группу советских функционеров.
Возглавил ее, разумеется, Ворошилов. А кроме него, в Стамбул отправились нарком просвещения Андрей Бубнов, его заместитель, академик Глеб Кржижановский, заместитель наркома по иностранным делам СССР Лев Карахан и инспектор кавалерии РККА Семен Буденный.
Советские гости стояли на трибуне рядом с главой Турции, принимая торжественный парад войск. Потом были многочисленные приемы и балы, а на прощание Мустафа подарил другу Климу золотые часы с выгравированными инициалами «КВ» – впоследствии ставшие именем грозного советского танка. Сын Климента Ефремовича Петр, рассказывая об этом случае луганским краеведам, говорил:
«Вручая их отцу, президент Турции сказал: “Если вы еще раз попадете в нашу страну, вам стоит только показать эти часы, как для вас в любой час дня и ночи будут открыты все двери к сердцу Турции”». Да, любят восточные владыки цветастые речи.
Тогда же Ворошилов мог полюбоваться на свое изображение на площади Таксим. Монумент «Республика» был поставлен там итальянским скульптором Пьетро Каноникой в 1928 году.
В следующем, 1934 году Климент Ворошилов был назначен наркомом обороны СССР, а турецкий парламент присвоил Мустафе Кемалю почетную фамилию Ататюрк, что означает «отец турок».
Мустафа скончался через 4 года, Клим прожил еще 35. Великий турок создал новую Турцию, выдающийся сын Донбасса – помог ему в этом. Интересно, что они были одногодками, родившимися с разницей в месяц в 1881 году.
– Отличный рассказ, – сказал Палыч, – а про Жданов, который Мариуполь, у нас есть в загашниках?
– Сейчас. – Донна сосредоточенно полистала электроблокнот. – Н-нет, кажется, только вот это, я вам сброшу. А вы прочтите, устала.
– Оʼкей, – сказал Палыч, – моя очередь.
В 1889 году начал работать Мариупольский морской порт, ставший со временем международным. Сразу же, при рождении своем, он стал серьезным фактом новой экономической политики России в Причерноморье и Приазовье.
Достаточно указать на то, что буквально через десять лет на Азовском море и в Крыму ему не было равных ни по оснащенности, ни по объему перевалки грузов. Для иностранных же контрагентов российских торговых и промышленных предприятий резко уменьшилось значение портов Скадовска, Геническа, Бердянска, Таганрога и Новороссийска. В какой-то мере это касалось и Херсонского морского порта.
К началу двадцатого века Мариупольский порт по объемам инвестиций и отправлению грузов стал третьим в Российской империи. Сразу после Петербургского и Одесского.
При греках все и началось.
Вообще-то морской порт в Мариуполе, построенном вокруг деревушки Мариамполь, основанной в 1778 году крымскими греками-урумами, существовал с 1808 года. И кой-какое торговое движение в нем наблюдалось.
Совершенно деревянный порт был выстроен в устье речушки Кальмиус, известной тем, что в начале своем она стремительным ручьем и водохранилищами проносится через Донецк. Мариупольцы старых времен, недовольные быстрым возвышением Донецка в статусе областного центра, шутили, что Кальмиус – это единственное, что два города объединяет.
В порт этот ходили преимущественно небольшие торговые суда местного малого каботажа – «дубки» с арбузами, рыбацкие шаланды, небольшие пароходики. На большее его не хватало – в том месте трудно было сделать стабильный канал для прохода крупных судов. Да, честно говоря, особой нужды в этом и не испытывала экономика малонаселенного аграрного края, времен крепостнической России Николая I.