От двухэтажных зданий практически ничего не осталось – разрушены снарядами до основания. Военнослужащие просят нас идти аккуратно и не подниматься в полный рост – с той стороны работают снайперы.
В относительно безопасном месте мы записываем сначала стенд-ап, потом синхрон с «Изей». Олег рассказывает, что он сам из соседнего посёлка, его дом в нескольких километрах от позиций. Здесь практически все местные. Бывает, по распределению на передовую присылают новобранцев. На следующий день, продолжает «Изя», их уже не видно.
Никакой мистики: всю ночь, когда перестрелки наиболее интенсивные, прибывшие военнослужащие отсиживаются в укромных местах, а утром подают рапорт об уходе из армии. Не выдерживают – слишком опасно здесь. Впрочем, Олег о таких сослуживцах говорит без злобы и уж тем более без показного героизма.
Изя
В конце беседы я вдруг вспоминаю важное журналистское правило – всегда брать контакты героев. В Горловке у нас знакомых бойцов не так много, вот я и решаю обменяться телефонами с «Изей».
– Дружище, будет какая-нибудь информация интересная – звони. Да и просто будем на связи!
– Конечно, договорились. Счастливо!
На следующий день в одной из социальных сетей приходит сообщение от комбата «Ангела» Алексея:
– Помнишь, мы вчера под Горловкой снимали двух бойцов?
– Конечно, помню! «Изя» и второй… забыл, какой позывной командира.
– Ночью оба погибли…
Выясняется, что «Архара» убил пулемётчик – командир скончался на месте. «Изя» подорвался на растяжке – сослуживцы успели вытащить его из-под огня. Олег умер в машине скорой помощи – слишком много крови потерял.
С «Архаром» и «Изей» был ещё один боец – мы встретимся с ним в феврале 17-го спустя почти год после гибели ополченцев то же под Горловкой, но уже на других позициях. Андрей расскажет: «Втроём мы тогда были. Изя шёл впереди меня, я за ним, Архар – замыкающий… Оба они погибли. Растяжку зацепил Изя, пулемётчик попал только в Архара. Я мог быть на месте любого из них…» Тогда Андрей избежал даже ранения; что-то, размышляет боец, уберегло от гибели. Свою смерть Андрей встретит на позициях через несколько недель после нашего разговора.
Узнав о гибели «Изи», мы со Стасом, даже не глядя друг на друга, одновременно произносим – нам обязательно нужно снять семью бойца и его похороны. Не озвучиваем ещё одну мысль вслух, но оба понимаем, что это, безусловно, настоящая журналистская удача.
Странное и чрезвычайно жуткое чувство, когда испытываешь одновременно горечь от произошедшего и предвкушение того, насколько ярким должен получиться сюжет. Тем, кто не связан с деятельностью репортёров, стоит опасаться этого словосочетание.
Сотрудник СМИ был рядом с местом, где произошла крупная авария, – журналистская удача, стал очевидцем пожара – журналистская удача.
Можно и более конкретный пример: когда несколько лет назад самолёт выкатился за пределы взлётно-посадочной полосы аэропорта «Внуково» и оказался на Киевском шоссе, неподалёку от этого места проходил предновогодний корпоратив сотрудников одной из информационных программы федерального канала. Более того, один из операторов взял с собой служебную видеокамеру, чтобы поснимать коллег. В результате вся редакция чуть ли не в полном составе оказалась первой среди журналистов на месте происшествия.
Алексей из «Ангела» отправляет мне ссылку на профиль жены… уже вдовы «Изи». На странице совсем молодой девушки Карины Кривенко указан номер телефона. Я уже говорил, что лучше о каких-то важных вещах договариваться лично. Ну а между перепиской и разговором по телефону однозначно нужно выбирать второе.
После слов о том, что я был одним из последних, кто общался с «Изей», отказаться от встречи с нами Карина уже не может. К тому же, я обещаю ей передать видеозапись интервью с мужем. А девушку, в свою очередь, прошу подготовить несколько совместных фотографий с Олегом в электронном виде.
В квартире супругов Кривенко мы оказываемся в день похорон. И это чувствуется с порога. Карина, пожилая мать Олега и другие родственники погибшего – в чёрном. В помещении будто бы ощущается опустошенность, которую испытывают все присутствующие. Словно одного человека сейчас рядом с ними не хватает. Только маленькие дети Алиса и Ваня, которым всего несколько лет от роду, не выглядят расстроенными, но и они, ощущая эмоции взрослых, заметно напряжены.
Мы привозим с собой ноутбук. Включаю нарезку последних кадров с участием Изи. На глазах родственников погибших в ту же секунду появляются слёзы. Иначе как игрой на эмоциях, конечно, это не назвать. Насколько это этично? Не берусь утверждать.
Уверен могу быть только в том, что и вдова Олега, и его мать, без сомнений, хотят снова и снова смотреть на близкого человека. Полюбоваться его улыбкой, вдумчивым взглядом – увидеть эти кадры и запомнить «Изю» таким, каким он выглядел за несколько часов до гибели.
В такой сверхэмоциальной обстановке нам остаётся просто выполнять свою работу. Максимально мягким и деликатным тоном я задаю вопросы Карине. Она, с трудом сдерживая эмоции, рассказывает, что предчувствовала гибель супруга. Когда Олег был дома несколько дней назад, он прощался не как обычно, а будто бы в последний раз. Может, тоже что-то чувствовал. Возможно ли такое, или это просто переживания разбитого горем человека – мы этого никогда не узнаем.
Завершив интервью, выходим на улицу. Стас сразу достаёт сигареты. Хотя курит он курит дредко. Слишком уж психологически выматывающей получилась съёмка. А ведь впереди ещё самое страшное – похороны.
До траурной церемонии остаётся несколько часов. Предлагаю пока поехать пообедать. Если журналисту не абстрагироваться от того, что он видит, какие эмоции переживает (особенно в горячей точке) – в лучшем случае у него не получится качественно выполнять свою работу. В худшем – просто можно с ума сойти от всего пережитого.
Мы отправляемся в центр Горловки, чтобы посетить шашлычную, где делают лучшее, на наш скромный вкус, мясо во всем Донбассе. Пожалуй, вкуснее я вообще нигде его ел. На это кафе мы наткнулись случайно весной 15-го. С того момента каждый раз во время посещения Горловки мы непременно заезжаем сюда.
Стол в шашлычной всегда ломится от разных блюд
Владелец – уроженец Сирии, который после переезда просит называть себя просто Мишей. Уверяет, что для шашлыка всегда выбирает самое лучшее мясо. Если говядина или свинина не идеальная, лучше вовсе её не брать. И повода сомневаться в словах нашего знакомого ещё ни разу не было. Всегда всё великолепно!
Интерьер кафе крайне скромный: несколько деревянных столов, стулья, маленький телевизор. Руки можно помыть в соседнем здании. Зато как здесь кормят! Прямо сейчас чувствую вкус жареного на углях мяса и варёной картошкой с восточными приправами – всё это я люблю завернуть в лаваш, а сверху залить чесночным соусом, приготовленным Мишей по фирменному восточному рецепту. Неповторимо!
После обеда мы отправляемся в церковь, где должно состояться отпевание «Изи». Его безжизненное и словно обесцвеченное тело уже покоится в гробу. Под белой простынёй скрыты ноги. Видимо, даже если бы после подрыва на растяжке Олег выжил, то навсегда остался инвалидом.
Вокруг него стоят родственники, друзья и сослуживцы. У Карины, кажется, уже не осталось слёз – её полные скорби глаза сухи. Все остальные плачут навзрыд. Не скрывают свои эмоции даже военнослужащие. В таких случаях не стыдятся своих искренних чувств. Вот и я не стал.
В церкви мы даже не достаём камеру – слишком уж интимный момент. Не хочется нашим долгим присутствием портить близким «Изи» последние минуты, когда они могут побыть рядом с ним. От храма траурная процессия направляется в родной посёлок Олега.
К тому моменту мы ещё не придумали термин «езда по спецпротоколу». Но тет сомнений, что в тот день колонна машин пересекала весь город по «суперспецпротоколу». Несколько автомобилей, несмотря на красный свет, выезжают на перекрёсток и останавливают движение, пока движутся остальные участники процессии. Благодаря этому, колонна мчится всё время без остановок.
Ты, дорогой читатель, уже знаком с нашим водителем Юрой, с которым мы неоднократно попадали под обстрелы. Он – шестой по счёту таксист, с которым мы сотрудничаем. Так часто, словно перчатки, меняем шофёров, что начинаем их со Стасом называть жёнами.
Про первую Антона «Шкоду» (ездил на автомобиле этой марки) и вторую Олега «Лузгу» (очень любил семечки) мы уже и забыли. С третей «женой» Володей Тузовым, которого называем Володя «козырный» (он же «лысый чёрт», он же «змий») мы ездили дольше всех. Потому, как и бывает после длительных браков, периодически общаемся, даже видимся иногда. Пятый водитель Дима проработал с нами недолго – настолько мало, что даже прозвище ему не успели придумать.
А по Горловке мы мчим с нашей четвёртой «женой» Олегом. Это, надо признаться, однозначно брак по расчёту. Своим характером и манерой езды шофёр нам не очень нравится, зато машина у него «Хёндай Элантра» – седан представительского класса.
Наша иномарка, замыкающая траурную процессию, очень сильно выделяется в колонне битых стареньких отечественных автомобилей. В какой-то момент друзья покойного «Изи» из машины, перекрывшей перекрёсток, как-то косо на нас смотрят. Но мы вовремя показываем микрофон с логотипом телеканала – и все вопросы сразу отпадают.
Так машины мчатся по городу минут пятнадцать. Как происходит во всех городах Донбасса, в какой-то момент дорога заканчивается – дальше, что называется, только направление. Где впереди яма, а где воронка от снаряда, и что из этого ещё хуже – понять невозможно. Олег, жалея свою иномарку, благоразумно сбавляет скорость, любители отечественного автопрома практически не замедляются.
В родном посёлке «Изи» траурную процессию уже встречают местные жители. Многим пожилым людям просто тяжело добираться до церкви – церемония прощания начинается прямо на улице у подъезда, где жил Олег Кривенко.