– Я-то согласная, но надо у мужа спросить – обнадеживающе заявляет женщина и едва ли не вприпрыжку бежит домой.
Через несколько минут возвращается из-за забора слегка расстроенная, но слово супруга – закон, а глава семьи не одобряет нашу идею.
Коллеги, находящиеся в Ростовской области, звонят нам и сообщают, что им кто-то рассказал об учительнице, живущей в приграничной зоне с украинской стороны, но каждый день отправляющейся на работу в Россию. Отличный герой, вот только нужно найти его.
Адрес примерный, что-то вроде: деревня за мостом, справа от речки налево, пятый дом с конца. Пытаемся уточнить – местных жителей немного, все же должны друг друга знать. Даже указывают нам на вроде как нужный дом, но педагога там сейчас нет. Продолжаем поиски.
С начала съёмки миновало уже несколько часов. Я просто хожу по участкам и пытаюсь найти героя для сюжета. Рабочее время, поэтому многие дома пусты. Наконец, встречаю молодого человека, по виду которого становится ясно: этот человек от лишних продуктов не откажется.
Какой-то бедняга весь помятый в грязноватой одёжке. Живёт с сестрой без родителей. С деньгами, ребята даже не скрывают, туго. Мы снимаем заходной эпизод сюжета: юноша показывает практически пустой холодильник, кладовку, в которой правда есть совсем немного еды, потом выходит за калитку и отправляется в сторону границы.
У нашего героя даже нет мобильного телефона, поэтому мне приходится для связи дать ему корпоративный. Мы довозим молодого человека до границы, после долгих расспросов на таможне его, к счастью, пропускают. Нам остаётся только отъехать подальше от КПП и ждать, пока свою часть отработает съёмочная группа Ромы.
Наконец, довольный юноша с нескольким пакетами, полными продуктов, покидает Россию и возвращается в родную Донецкую область. Отвозим его назад к сестре – в кадре радостные родственники раскладывают еду по полочкам. Ура, все счастливы, хэппи энд.
Мы достойно отработали: какого героя нашли, всё спродюсировали, полностью его отсняли, так ещё и отдельно отличные синхроны записали. Теперь можно возвращаться домой. Тогда я имел ввиду арендованную трёхкомнатную квартиру рядом с площадью Ленина.
Так бы и произошло, только этому помешало сразу несколько «если». Мы вернулись в Донецк, во-первых, если бы на нашу беду Рома не позвонил мне и не озвучил ещё одно предложение.
Оказывается, ту самую школьную учительницу, которая живёт на Украине, а преподаёт в российской школе, коллеги уже записали прямо в кабинете. И она как раз скоро должна вернуться домой. Педагог, как объясняет Рома, ждёт нас… «Третий участок от КПП», – раздаётся в телефоне.
Почему меня не испугала эта фраза? Конечно же, в том, что мы не вернулись в тот вечер в Донецк, вины опытного корреспондента, моего хорошего товарища, нет никакой. Я на правах старшего своей группы должен был сказать, что подходить к границе небезопасно для нас, да и просто нецелесообразно, ведь мы уже сняли столько всего.
Видимо, я настолько окрылён успехами сегодняшнего дня, что без сомнений отправляюсь прямо в сторону сотрудников таможни. Спасибо, машину оставляем за поворотом.
Вечер, уже слегка стемнело. Вооружённые пограничники пристально вглядываются в сторону российских коллег. Ничто не ускользнёт от их орлиного взора. Вдруг внимание суровых людей в форме привлекает происходящее с их стороны КПП.
Какой-то юнец осматривает дома, пытается войти на участок через калитку – закрыто. Однако это его не останавливает, молодой человек начинает кричать: «Валентина Петрооовна! Хозяяяйка! Есть кто дома?» Ох, до чего же стыдно и смешно одновременно, но так правда и было.
Естественно, пограничники подходят ко мне, вежливо интересуются, кого зову, с какой целью и т. п. Я что-то пытаюсь пробормотать в ответ. Но следующий вопрос окончательно ставит меня в тупик: а как же вы здесь оказались? На машине приехали?
Позже я много раз в голове прокручивал эту ситуацию. Анализировал возможное развитие событий. Наверное, можно было набрать номер водителя Сашы, быстро сказать: «тикайте хлопцы!», обязательно добавить «я задержу их, ничегооо». Таксист бы ответил: «вот так, один за всех, и все за одного», а потом резко надавил на акселератор.
Если без шуток, то так, наверное, и стоило поступить. Да, я остался бы в одиночестве лицом к лицу с пограничниками без денег и документов, которые лежали в салоне, но, наверное, каким-то образом удалось решить эту проблему. Зато, самое главное, съёмочная группа избежала встречи с сотрудниками таможни, да и исходник сюжета удалось перегнать.
Короче, пограничники замечают наше такси за углом. Даже автомат в сторону машины не приходится направлять – всем своим видом люди в форме демонстрируют то, что срываться с места водителю не стоит.
Парни выходят из салона. Строго звучит команда: «к осмотру багажник». Внутри лежит микрофон с той самой ветрозащитой, с которой семнадцать дней назад другой сотрудник таможни пропустил меня в аэропорту. Его коллега, увидев журналистское оборудование, внезапно прерывает нашу прекрасную, продуктивную и насыщенную поездку.
Всё, что происходило дальше, было не очень интересно, да и слишком уж грустно описывать это в подробностях. К месту нашего задержания примчался служебный УАЗик, нас посадили внутрь. С Сашей поехали несколько пограничников. Потом они же с пристрастием осмотрели его автомобиль – вплоть до того, что заставили таксиста срывать обшивку в салоне. Однако то, что офицерам было нужно, спокойно лежало в рабочей сумке. Несколько кассет с прекрасным исходником украли… забрали… изъяли.
Нам отпираться уже бесполезно. Мы, ничего не привирая, спокойно отвечаем на все вопросы. Поглазеть на российских журналистов, а заодно отчитаться о проделанной работе, приезжают и сотрудники СБУ, и высокопоставленные пограничники.
Через несколько часов наши паспорта уже украшает ярко-оранжевый штамп «заборонен въизд в Украину на 3 рокiв». Ну а мы без вещей, части техники и денег, оставшихся в нашей квартире в Донецке, – только с тем, что брали на съёмку, – идём в сторону российской границы.
В этот раз на контрасте с предыдущей картиной, «демонстрирующей мою «банальную тупость» при разговоре с сотрудниками украинской таможни, рисуется более эпическое зрелище.
Глубокая ночь, закрытое КПП окутано туманом. Откуда-то из пелены выходят трое бравых парней. Так во время Великой Отечественной войны разведчики, выполнив сложнейшее поручение, возвращались из вражеского тыла, может быть, с «языком» из стана врага. Вот и мы, словно герои тех славных баталий, издалека кричим российским пограничникам:
– Свои, свои!
– Мы журналисты.
– Департированные
– Возвращаемся домой!
Первая фотография после депортации
На троих нам удаётся наскрести пять тысяч рублей наличностью – как раз в такую сумму обходится поздней ночью дорога от КПП до ростовского аэропорта. Разумеется, сумма за 150 километров пути завышена раза два.
Но во всём ищем положительные моменты. Сидя на пассажирском кресле старенькой «девятки», я узнаю, что для «скручивания километража» можно не только химичить с тахометром перед продажей, но и для этой же цели во время езды на машине достаточно сломать спидометр. Смотрю на прибор: стрелка замерла на отметке пятьдесят, а мы мчим явно больше сотни. Зато дома оказываемся быстрее.
Куда сложнее было перевезти все вещи, которые остались в нашей квартире в Донецке. Это и одежда, и деньги, и документы (например, мой российский паспорт – штамп «заборонено» мне поставили в заграничный). К счастью, в порядочности риэлтора и нашего таксиста мы не сомневались ни секунды.
Совместными усилиями они сначала собрали все наши кульки. При этом, вычли из общей суммы наличности ровно ту оговорённую сумму, которая полагалась тёте Ане за жильё, и Саше за материальный, а также моральный ущерб во время последней съёмки.
В один из выходных водитель отправился с нашими вещами к границе, а со стороны Ростовской области выдвинулся собкор нашей программы. Но его, к сожалению, не пропустили сотрудники таможни. В итоге только несколько недель спустя сумки привёз в Москву наш коллега, которому вместе со съёмочной группой удалось проехать в Донбасс уже после смены власти в регионе.
P. S. События, описанные в этой главе, произошли 3 апреля 2014 года, а депортировали нас уже ранним утром 4-го числа. К тому моменту, как я уже рассказывал, съёмочная группа информационной программы давно покинула Донецка из-за отсутствия интересных тем для эфира. И в моей редакции так же подумывали о том, чтобы отзывать нас.
То ли я с коллегами на месте плохо анализировал обстановку, то ли продюсеры не замечали очевидных вещей, то ли за несколько дней после нашей депортации случился какой-то переломный момент. Короче, как всем казалось, ничто не предвещало того, что уже 6-го апреля митингующие захватят здание Донецкой горадминистрации, а 7-го будет провозглашено создание ДНР.
Сразу после этого журналисты всех каналов помчались в город, многих не пропускали на границе.. А мы уже могли быть на месте. Работать в здании, где забаррикадировались активисты, своими глазами видеть эти исторические события и рассказывать о них зрителям. С какой завистью я смотрел на коллег, записывающих стенд-апы рядом с грудами тротуарной плитки и колючей проволокой. Как мне хотелось быть на их месте.
Впрочем, чуть позже я поймал себя на мысли, что восемнадцатилетний корреспондент, обладающий негласным статусом «юнкор», с большой долей вероятности не справился бы с такой сложной работой. И если с текстами сюжетов мне ещё помогли более опытные коллеги в редакции, то на первом же прямом включении я бы просто засыпался.
Это через год у меня в Донецке будет по четыре, пять включений в день. На день депортации я выходил в прямой эфир лишь однажды. Это, откровенно говоря, была катастрофа, ужас, полный провал; тот случай, когда зритель думает: «почему позорится в кадре он, а стыдно мне». Так что стоило бы мне повторить это, а если ещё и для какого-нибудь праймового выпуска информационной программы, моя карьера просто могла закончиться.