В этот момент наблюдатели решают доехать до донецкого аэропорта, который всего в паре километров от Спартака. Здание нового терминала. Точнее – то, что от него осталось. Через груду руин военнослужащие и представители мониторинговой миссии проходят по узкой тропинке.
Шаг вправо, влево – можно ненароком наступить на мину или неразорвавшийся снаряд. До начала выпуска 10 минут. Включаем наше «лайфю» и к своему удивлению видим, что скорость просто запредельная – 6000 кб/с, то есть можно работать спокойно.
Сигнал налажен, связь со студией есть. Стоим прямо на фоне разрушенного здания и машин сотрудников ОБСЕ. Где-то неподалёку слышны разрывы снарядов. Это, конечно, журналистская удача. В то время выйти в прямой эфир из донецкого аэропорта – дорогого стоит.
Так ещё и под конец моего монолога Стас жестами, мимикой и всем, чем только можно, показывает, что наблюдатели возвращаются к своим автомобилям. Я поворачиваюсь, рассказываю об этом. Такой яркий эпизод становится логичным завершением отличного включения.
Радостная съёмочная группа сразу после прямого включения
И через мгновение после того как я передаю слово ведущему и мы выключаем «лайфю», вся многочисленная делегация, а, соответственно и журналисты с ними, направляются обратно в Донецк. Вот так минуты или даже секунды зачастую определяют обстоятельства – положительные или негативные. Чуть бы по-другому сложился график наблюдателей, не отработало так хорошо «лайфю» – и включались мы не на фоне аэропорта, а в центре города, или вовсе эфир был сорван.
Война всё спишет?!
Конец февраля 2015 года. Мы только приехали в Донецк. Он так изменился за год – с того момента, когда ещё не было войны. Впрочем, я по памяти достаточно неплохо ориентируюсь на улицах.
В первый или второй вечер мы договариваемся встретиться с коллегами в одном из баров. Выходим из той самой квартиры тёти Ани, где я жил год назад до депортации, двигаемся по освещённому фонарями бульвару Пушкина. За углом любимое кафе «Три толстяка», где раньше готовили потрясающие блины с яблоками – после начала боевых действий меню значительно поредело.
Моя первая фотография после пересечения границы с ДНР
В этот момент раздаётся оглушительный звук, похожий на падающие листы металлической крыши. Я недоумевающе смотрю на Стаса. «Это выстрелы из Калашникова», – со знанием дела говорит мой оператор.
Обрисую картину ещё раз: самый центр города; вечер, когда люди возвращаются с работы, гуляют с детьми, ходят за продуктами – и тут такое.
Осторожно выглядываем из-за угла. В темноте не так просто разглядеть происходящее. Выясняется, что перестрелка как раз у того заведения, куда мы направляемся. Стас набирает номер коллег, которые находятся внутри.
– Парни, тут снаружи немного постреливают – не сказать, что с боязнью, но явно настороженно говорит Стас
– А, ну да, бывает такое. Ничего, подождите, пока всё успокоится, и заходите спокойно – уже совершенно невозмутимо заявляет корреспондент, который не первую неделю проводит в охваченном войной Донбассе.
В этот момент я вывожу закон равновесия «по-Донецки»: если в какой-то ситуации ты порядком струхнул, то смелости прибавится в чём-то другом. Под впечатлением от происходящего я звоню подруге (позже Анастасия станет моей невестой, а на тот момент мы только начинали общаться), рассказываю в двух словах о случившемся и признаюсь, что она мне нравится.
Ну, вы понимаете, вроде я тут такой герой под пулями – как же меня не полюбить? Сразу взаимностью мне, конечно, не отвечают, но факт остаётся в истории наших отношений.
В тот день я не только впервые слышу звуки реальной перестрелки, признаюсь в своих чувствах девушке, но и вижу в одном месте огромное количество вооружённых людей. В свободное время ополченцы с автоматами и пистолетами проводят время в кафе, барах, как обычные горожане.
Заказывают блюда, напитки, общаются с друзьями, знакомятся с симпатичными девушками. Вот только несложно предположить, что количество происшествий с участием нетрезвых вооружённых людей выше, чем когда люди просто пьяны.
Да, это было. Такие инциденты не вычеркнуть из истории Донбасса. Но тогда было просто ополчение – объедение людей, взявшихся за оружие ради отстаивания своих идеалов. Вот только не все осознают ответственность, которая ложится на плечи настоящих защитников. Тем, кто этого не понимает, настоящие военнослужащие и сотрудники полиции доходчиво разъясняют.
Впервые примеряю бронежилет и каску
Если на момент начала нашей командировки в конце февраля на улицах практически не было машин, а по городу все ходили с оружием, то через несколько недель людей становится гораздо больше, на дверях общественных заведений появляются наклейки с изображением перечёркнутого автомата. А под конец нашего двухмесячного пребывания на дорогах замечаем даже небольшие заторы, а носить оружие без разрешения теперь вовсе запрещено.
Приведу концертный пример. Очень часто раньше на улицах мы видели внедорожник с полицейской мигалкой и надписью «Афганец» на месте номерного знака (тогда вешать подобные таблички было очень модно). Однажды наш второй водитель Олег «Лузга», отвозя нас домой после тренировки в фитнес-клубе, не уступает дорогу этой несущейся иномарке с включённой мигалкой. То есть таксист и не мешает автомобилисту, но и не оказывает должного почтения.
Через несколько секунд внедорожник резко подрезает нашу машину, из салона выходит здоровенный лысый мужик под два метра ростом. Хоть мы со Стасом, заряженные энергией, только вышли из спортзала, но нам, наверное, и вдвоём не удалось бы одолеть этого «Афганца». Он достаточно быстро обозначает свои требования: если прямо сейчас не увидит компенсации за свои моральные страдания, то прострелит нам все колёса. К счастью, двухсот гривен оказывается достаточно для решения проблемы.
Вот только такой случай откровенного вымогательства, видимо, не единичный у мужчины на внедорожнике с незаконно установленной мигалкой. Во время следующей командировки мы узнаём о том, что «Афганец» давно находится за решёткой – ему грозит больше десяти лет тюрьмы. Примерно так кардинальными мерами правоохранителям достаточно быстро удаётся навести порядок на улицах.
Разбитый снарядами мемориальный комплекс «Саур-Могила»
Поэтому перечисленные выше истории можно считать единичными. Зато постоянно с каждым днём всё больше людей возвращаются в город: взрослые снова начинают ходить на работу, студенты в институты, дети в школы и садики. Звук разрывающихся на окраине снарядов чаще заглушает шум от работы коммунальщиков, укладывающих асфальт или ремонтирующих разрушенные здания.
Мы уже давно хотим сходить в местный знаменитый драмтеатр. На афишах висит афиша спектакля «Милый друг» по Мопассану – я как раз недавно дочитал знаменитый роман. Вот только билеты всегда раскуплены на несколько дней, а то и недель вперёд.
Зато нам удаётся посетить классическую оперу «Кармен» в красивейшем театре оперы и балета. Представьте себе: всю неделю я, Стас и Аля ездим по местам обстрелов, ощущаем сполна весь ужас «гуманитарного ада». А в выходной мы надеваем приличную одежду, наша подруга в элегантном платье – культурный выход в свет.
Но однозначно самое шокирующее – даже не перестрелка в центре города. И наиболее удивительное – не поход на оперу в разгар боевых действий. Больше всего поражает отношение простых дончан к происходящему.
Они, как обычно, занимаются своими ежедневными делами, ходят на работу и возвращаются домой под звуки обстрелов. Они посещают магазины, театры, торговые центры даже в самое непростое время. Они не понимают, почему должны покидать построенные своими руками дома и отремонтированные квартиры. Они не желают никому зла – просто надеются, что война, наконец, завершится. Они – дончане!
Пятая часть «Донецкое братство»
«Четырнадцатый том озаглавлен так: „Может ли разумный человек, учитывая опыт прошедших веков, питать хоть малейшую надежду на светлое будущее человечества?“ Прочесть Четырнадцатый том недолго. Он состоит всего из одного слова и точки: „Нет“.» —
Курт Воннегут, «Колыбель для кошки.»
Съёмки на промке Спартака
Август 15-го выдаётся горячим не только из-за летней жары. Практически каждый день мы выезжаем по местам обстрелов. Донецк, Горловка, Макеевка, Ясиноватая… Сколько разрушенных домов мы уже сняли, с каким количеством пострадавших пообщались, а сколько мирных жителей погибли…
Вот уже несколько минут на крыше ангара, в котором располагаются ополченцы, разрываются снаряды. На территории промзоны Спартака обстрелы начинаются вечером и продолжаются до утра.
Благодаря «Шаману», мы оказываемся в самой горячей точке на карте Донбасса. Неподалёку как раз от этого места спустя полтора года Стас, как вы помните, порвёт мышцу икры. Ну а пока мы готовимся к очередной съёмке, бойцы прочищают оружие и проверяют огневые позиции.
– Знаете, как легко определить калибр мин, которыми сейчас по нам бьют? – с улыбкой спрашивает один из них.
– Как? – отвечаю я с любопытством.
– 122-е и крупнее пробьют крышу насквозь прям над нами…
– Значит, сейчас восьмидесятками стреляют?
– Так точно! – смеётся ополченец
Ну, это если кто-нибудь спросит, что из себя представляет армейский юмор, – можно привести в пример вот такой диалог.
Двухэтажный ангар достаточно большой. В каждом окне – позиции. За столько месяцев оборудованы основательно: кирпичи, мешки с песком. Бойцы уже занимают места возле них. Вот короткостриженный парень, явно не намного старше меня. Спрашиваю:
– Давно воюете?
– С самого начала.
– Какой позывной?
– «Заря».
– Почему «Заря»?
– В луганской «Заре» играл, даже в дубле был.
Меня, как бывшего футболиста, интересуют подробности.
– Почему закончил? Травма?!