– Да какая травма! Тренер деньги требовал за то, чтобы попадал в состав, а у семьи не было возможности платить.
Так и не стал «Заря» профессиональным футболистом, зато в подразделении бегает быстрее всех. В соседнем помещении – семейная пара. «Муж сказал, что пойдёт воевать, а я его одного не отпустила» – объясняет женщина лет сорока. Говорит это без лишней гордости, просто как факт. Так, вероятно, это решение и было принято в их переплетённых судьбах. Вот и служат вместе.
Тем временем, интенсивность обстрелов увеличивается. Понимаем, что скоро ополченцы будут вынуждены открыть ответный огонь – и тогда начнётся бой.
Мы с «Геркулесом» на промке Спартака
Замечаем бойца, заряжающего магазин автомата. Мы с ним уже успели познакомится. Доброволец Саша из Вологды. Привёз в Донбасс вместе с товарищем гуманитарку. Друг – известный пауэрлифтер Денис Нагибин, самый сильный человек Вологодской области. Занимается силовым экстримом – это когда большие мужчины тянут за собой грузовики и могут столкнуть с места самолёт. Оба – бывшие спецназовцы. «А бывшими спецназовцы не бывают», – в унисон заявляют ребята с характерными позывными «Президент» и «Геркулес».
В наших продюсерско-режиссёрских головах корреспондента и оператора рождается идея для первого лайфа. Думаем, пускай Саша, продолжая заряжать рожок, скажет что-то вроде: снаряды разрываются прямо над головой – скоро придётся отстреливаться.
Только начинаем писать синхрон – так несколько секунд ни одного выстрела. Поэтому фраза, произнесённая в тишине, кажется абсолютно неуместной и даже слегка комичной. И ведь можно же просто на монтаже подложить нужный звук под этот эпизод. Но нет, у нас всё по-честному. Томительное ожидание возобновления обстрела.
– Сань, а если они сейчас перезаряжаются и готовят 122-е мины по нам? – с напускным спокойствием интересуюсь я.
– Ну тогда у вас будет эксклюзив, парни! – смеётся «Президент».
Занесите, пожалуйста, уже второй за вечер диалог в каталог армейского юмора!
Впрочем, долго ждать момента, когда на крыше снова начнут разрываться снаряды, нам не приходится. Тут же раздаётся приказ командира – «боеваааая!». Возглас дружно подхватывают все ополченцы.
Какой же страшный грохот раздаётся в закрытом помещении от стреляющих одновременно десяти автоматов. Аж уши закладывает. Солдаты так долго не реагировали на отстрел своих позиций, что теперь «отвечают» одновременно из всего вооружения. В ход идёт и пулемёт «Утёс», который один издаёт шума едва ли не больше, чем все автоматы.
А эти фотографии сделаны уже на следующий день. Вот так добровольцы из Вологды выглядят в начале вечера.
А так по завершении неформальной встречи. Удивительно, но через час во время показательного выступления паурлифтер «Геркулес» сдвинет с места и протянет за собой многотонный БТР.
Какие чувства испытывают репортёры во время такой интенсивной перестрелки? Учитывая, что мы стоим в укреплённом ангаре, то ответ лично мой однозначен – азарт. Но, разумеется, не от того, что одни солдаты стреляют в других. Мы просто предвкушаем то, насколько ярким должен получиться сюжет.
Спустя несколько лет после той съёмки я понимаю, что сейчас в такой же ситуации сделал бы сюжет совершенно по-другому. Тогда я не уделял такого большого значения стенд-апам – предпочитал, чтобы Стас снимал всё происходящее в формате лайфов. А уже потом, набрав достаточно яркой картинки, я начинал думать о записи себя в кадре.
В этом конкретном репортаже так быстро сменяются события в основной части сюжета. И как ощутимо портит динамику мой финальный стенд-ап, который, кстати, записан уже в темноте на камеру с функцией ночного видения. Сошлюсь на то, что к моменту съёмки на промке Спартака мне только недавно исполнилось двадцать лет. Да и война, как известно, всё спишет!
Бой продолжается уже минут десять. А, может, две. А, может, полчаса. В таких ситуациях счёт времени теряется напрочь. Наверное, стреляют всё таки не очень долго, потому что ополченцы отходят в помещение без окон – здесь относительно безопасно, можно перезарядить обоймы.
Воспользовавшись тем, что у большинства огневых позиций никого нет, Стас походит к одной из них. Поднимает камеру на уровень бойницы, снимает деревья и кусты напротив ангара. Где-то там в «зелёнке» метрах в двухстах от здания позиции противника. Несколько кадров с риском для жизни – оператор возвращается в помещение, где все перезаряжаются. В этот момент рядом с тем самым окном, где только что стоял Стас, разрывается снаряд.
Сколько времени прошло с того момента, как мой друг отошёл оттуда? Наверное, секунд 20, полминуты – это максимум. «Если бы стоял возле бойницы, то всё: зацепило! Убить не убило, но посекло бы точно», – невозмутимо заявляет наш новый знакомый «Заря».
В какой опасности был Стас – мы осознаем только ближе к вечеру, когда окажемся дома, или даже на следующий день. Стоит адреналину отступить, как непременно промелькнёт мысль: «чёрт, всё могло кончиться намного хуже». Ну а пока мы продолжаем работать.
Через несколько минут с той стороны выстрелы прекращаются, ополченцы тоже отходят от бойниц. Это тоже стандартная практика во время позиционной войны. Таким образом противники как будто общаются.
– Мы стреляем по вам! Как вы там, стоите?
– А мы отвечаем! Конечно, на месте.
– Ну ладно, чуть позже ещё проверим!
– Давайте, мы будем ждать!
На улице темнеет. От этого тишина кажется ещё более жуткой. Сидишь вместе с ополченцами прислушиваешься – не придётся ли сейчас опять трудиться: им с автоматом в руках, нам с камерой. Чтобы время шло быстрее – общаемся. Чем ещё заняться на передовой?
Позиции в посёлке Пески
В ангаре же у бойцов кухня – ей, разумеется, заведует единственная в подразделении женщина. Садимся на мягкие кресла, рядом большой диван – будто в гостиной сидим, а не в разрушенном здании на линии фронта. Перед нами ставят две чашки кофе. «Стас, выпей мой тоже, пожалуйста». Я этот напиток не пью, а оставлять кружку нетронутой – не хочется обижать гостеприимных солдат.
Через час обстрелы так и не возобновляются. К сожалению или к счастью? Казалось бы, очевидный вопрос. Ответ напрашивается один. Но раз уж мы приехали – можно и ещё поснимать.
За несколько дней до сегодняшней съёмки мы были на передовой – тоже рядом с аэропортом в посёлке Пески. В какой-то момент бой стих, через некоторое время сменяются военнослужащие на позициях. Только заступившие два солдата говорят:
– Не парьтесь, парни, сейчас мы их раздраконим, и начнётся веселуха.
– Ребят, ну если что, специально ради нас ничего не нужно делать для картинки.
– Да нам, честно говоря, вообще по х*** есть вы или нет. Мы тут каждый вечер с одними и теми же перестреливаемся! – совершенно беззлобно подводит черту под диалогом здоровяк в разгрузке, полной подствольных гранат.
На спартаковской промке сейчас абсолютная тишина. «Ребят, ну так тоже иногда бывает. Скорее всего, до утра уже всё спокойно будет».
Мы с чистой совестью отправляемся в Донецк, а утром нам рассказывают, что через несколько часов после нашего отъезда на позициях противника показался танк и начал обстреливать ангар. Один ополченец пострадал.
Можно ли назвать то, что нас не было в этот момент на позициях, журналистской неудачей? Наверное, да. С другой стороны, ночью мы бы всё равно не смогли включить накамерный свет. А что бы удалось снять в темноте – неизвестно. Сплошное сослагательное наклонение в предыдущих предложениях. Главное, что сюжет после съёмок на промке получился хорошим. А, пожалуй, ещё важнее – все остались живы.
Обстрел Донецка 18 августа 2015
Субботний вечер. Мы со Стасом ужинаем в кафе. Раздаётся телефонный звонок от коллеги с «Рена». На связи наш друг Стас: «вроде как сильно обстреливают город. У вас в центре слышно?»
Заведение располагается в подвале, поэтому мой оператор поднимается на улицу, чтобы разведать обстановку. В августе 15-го настолько жарко на передовой, что прямо в центре города отчётливо слышно, где и с какой периодичностью разрываются снаряды. Пока вроде как всё спокойно.
Через несколько минут к нашему столику подходит знакомый официант и рассказывает о том, что примерно полчаса назад обстреляли троллейбусное депо.
Проверить такую информацию в Донецке очень просто. Помимо многочисленных контактов знакомых и официальных лиц, можно обо всём узнать в социальных сетях. Жители города и те, кто переехал после начала боевых действий, постоянно общаются, делятся информацией: в каких районах слышны обстрелы, точные адреса попаданий, текущая обстановка.
Каждый раз дончане, возвращающиеся после работы из центра в прифронтовой район, боятся узнать, что сегодня попасть домой не получится. А покинувшие город с ужасом ищут в списке поврежденных зданий адрес, где живут родственники, которые решили остаться.
ЛНР, посёлок Желобок. Местная жительница у разрушенного дома
Таких сообществ порядка десятка. В ленте новостей я нахожу не только подтверждение того, что действительно был обстрел троллейбусного депо, но и несколько других адресов, где были попадания. Становится очевидно: для нас звучит команда «боевая» – нужно как можно скорее отправляться домой за оборудованием и выезжать на съёмки.
Надеваем бронежилеты, каски. На грудь себе я вешаю экшн-камеру. Думаю: под обстрел если попадём – хоть будут красивые кадры; главное, чтобы не посмертные. Без чёрного юмора в такой обстановке нельзя. Это ещё один способ психологической разрядки для репортёров.
Запрыгиваем в машину к нашей «третей жене» – Володе. Лысый друг, как всегда, элегантен. Это не традиционный типаж донецкого водителя, когда шофёр надевает спортивные штаны, какую-то куртку и возит пассажиров в прокуренном салоне. «Козырный» считает, что садиться за руль не в брюках, ну или в крайнем случае классических джинсах – неуважение к клиенту, который платит деньги.