И при этом ездить по местам обстрелов, по больницам, куда доставляют раненых, общаться с официальными лицами. Разумеется, выбирать приходится что-то одно. В таких случаях и приходит на помощь «Донецкое братство».
В один из таких напряженных дней приезжаю в кафе. У входа сидит один из корреспондентов. Спрашиваю у него:
– Ну что, братаныч, сняли что-нибудь?
– Да, ездили по адресу, где был обстрел.
– Скинь нам, пожалуйста!
– Конечно, сейчас.
Иду дальше через столы. Сидит репортёр другого федерального канала. Содержание диалога примерно такое же – и вот съёмки горняков в обстрелянной шахте уже у нас.
Весна 2015-го. В полях Донбасса освещаем с коллегами, как проходит начало посевной
Окидываю взглядом всё помещение. В углу притаился независимый журналист Патрик Ланкастер – бывший оператор известного британского репортёра Грэма Филиппса
– Hello, Patrick!
– Hi! Да-да, я лэтал в Киивском районе на моём каптере. Do you wanna this video12?
– Да, конечно, my friend13.
Убедившись, что больше не у кого взять видео, я выхожу на улицу готовиться к прямому включению.
В какой-то момент федеральные журналисты даже создают специальный чат для обмена картинкой через мессенджер. И даже уже не спрашивают друг у друга, кому какое видео нужно. Просто отправляют ссылки с небольшим пояснениями к записям.
Иногда временными членами нашего негласного, но весьма влиятельного общества становятся и местные журналисты. Так, однажды утром во время просмотра новостей на телеканале «Юнион» я увидел кадры, сделанные в здании управления МЧС по Киевскому району – как раз туда привозят горожан во время эвакуации, а уже потом распределяют по временным жилищам.
У нас же толком и не было времени отработать внутри. А коллеги сняли очаровательного ребёнка, который в окружении спасателей рисует фломастером супергероя, плюс ещё какие-то синхроны. Пишу в социальных сетях знакомой ведущей «Юниона».
Захожу, что называется, сразу с козырей: «видел у вас только что картинку с очаровательным пацаном, которого вывезли из опасной зоны. Очень хочется её получить. Взамен предлагаю видео обстрелов в Макеевке; на Чапаева, 4, где все журналисты были, и кадры самой эвакуации из Киевского района. А то вы рассказываете обо всех этих событиях в эфире, а показать нечего.»
Понятное дело, думать долго над таким предложением коллегам не пришлось. Уже через несколько минут исходник сначала оказывается у меня, а потом сразу у всех остальных наших ребят. В тот момент у меня со Стасом были другие съёмки, и я даже подзабыл на время про видео с очаровательным мальчиком.
А потом один из коллег рассказывает, что родители юного героя – глухонемые, поэтому услышать свист летящих за окном мин они не могут. Ребёнок предупредил семью об опасности, и все вместе они благополучно спустились в подвал.
«Получается, супергерой, которого рисует школьник, – он сам. Я так и обыграл это в сюжете», – со светящимися от умиления глазами подводит итог товарищ. Иногда бывают ситуации, когда лучше не скажешь. В своём тексте мне остаётся только своровать использовать метафору коллеги.
Одни из нас
«В ту ночь, когда он умер, мир обеднел на десять миллионов прекрасных поступков», —
Рэй Брэдбери, «451 градус по Фаренгейту».
Утром 25-го декабря 2016 года я просыпаюсь рано. На улице по-зимнему холодно. Даже на балкон нельзя выйти – сразу окна запотевают. Целый час лежу в кровати: просматриваю социальные сети; всевозможные сайты, приложения. Удивительно, как за это время я не натыкаюсь на главную новость того трагического дня. Её озвучивает мой оператор Стас, когда заходит ко мне в комнату: «борт Минобороны не выходит на связь».
После этой фразы, увы, уже многое становится ясно. В большой гостиной два дивана перед телевизором. Включив его, мы, как умалишённые, начинаем судорожно переключать каналы. Обложившись телефонами и планшетами, пытаемся узнать хоть какие-то подробности.
Везде одно и то же: самолёт вылетел из Чкаловского, приземлился на дозаправку в Сочи, затем отправился в Сирию, но в какой-то момент экипаж перестал выходить на связь. На борту находились сотрудники трёх съёмочных групп федеральных каналов: «Первого», «Звезды» и НТВ.
Стас берёт в руки телефон, набирает номер координации. Доброго утра в такой ситуации желать как минимум странно, поэтому мой друг задаёт очень короткий вопрос: «Кто?» «Лужецкий, Пестов, Толстов», – с тревогой отвечает сотрудница редакции на том конце провода. Для нас это звучит, как приговор.
С Михаилом Лужецким судьба свела нас на долгое время в одной программе. Миша – продюсер, но всегда хотел быть корреспондентом, работать в кадре. Такой шанс ему предоставился в самом начале боевых действий в Донбассе. Миша трудился достойно, храбро освещал самые страшные события. Все в редакции запомнили его сюжеты из осаждённого Славянска.
Уже потом, покинув постоянно обстреливаемый город, Миша с оператором должен был возвращаться домой. Продюсеры из редакции велели делать это как можно скорее по автомобильной трассе. Но ополченцы предупредили: дорога обстреливается. Мише пришлось идти на серьёзный конфликт – не выполнить указание сверху.
А по-русски говоря, послать продюсера куда подальше. События были такие, что поделать. Не со зла это – просто Миша отвечал не только за свою жизнь, но, как старший группы, и за безопасность оператора. Это волевое решение тогда спасло парням жизнь.
Как раз в тот момент, когда съёмочная группа должна была ехать по тому самому шоссе – трассу в очередной раз обстреляли из артиллерии. За минуту несколько машин мирных жителей превратились в груду металла.
Спустя несколько лет после того случая Миша – уже продюсер новостной программы. Вновь периодически пробует себя в качестве корреспондента. Но в командировки его отправляют нечасто. А ведь нашему товарищу так хочется куда-нибудь туда, где происходят самые масштабные события.
В предновогоднюю поездку в Сирию, кстати, изначально тоже должен был отправиться другой корреспондент. Выезд – незапланированный, поэтому репортёр честно сказал, что по семейным обстоятельствам не готов ехать и спросил, можно ли заменить его? Вот в координации и решили отправить того, кто всегда рвался в бой, – Мишу.
С Олегом Пестовым и Женей Толстовым я за всё время работы на канале ездил на съёмки лишь несколько раз. Олег – огромного роста мужик. Надёжный, стойкий, спокойный никогда ни на что не жалующийся. Побывал во многих горячих точках. Некоторые случаи из его многолетней карьеры стали на канале легендарными. Вот и в Сирию перед Новым годом Олег согласился ехать без каких-либо сомнений.
Его ассистент Евгений Толстов был очень кротким; даже несколько, может, закрытым, но при этом бесконечно добрым человеком. Такой медвежонок с большими наушниками. Уже потом я узнаю, что он был талантливым музыкантом, фотографом. А так в круговерти съёмок даже и нет времени поподробнее расспросить об интересах напарника.
В очередном выпуске новостей свежая информация: на борту также могла находиться руководитель благотворительного фонда Елизавета Глинка, известная больше как доктор Лиза. К тому моменту уже становится известно, что лайнер упал в море, обнаружены первые обломки. А пресс-служба «Первого канала» подтверждает гибель своей съёмочной группы.
Невеста корреспондента Дмитрия Рункова – тоже репортёр, на тот момент моя коллега. Зная об этом, один из сотрудников «Первого» обращается с просьбой подсказать её номер телефона – руководство канала собирает данные близких. Я прошу, чтобы девушке пока не звонили. По воскресеньям она любит подольше поспать – в тот момент мне кажется, что узнать шокирующее известие после того, как тебя неожиданно разбудили, будет ещё хуже.
Тогда я ещё не знаю, что всю ночь коллега дежурила – и сообщения о том, что связь с бортом минобороны пропала, она увидела вообще одной из первых…
Так получается, что гибель своих сотрудников руководство НТВ подтверждает как раз во время утреннего выпуска новостей. Ведущий Миша Чебоненко, с трудом сдерживая эмоции, озвучивает это. Наверное, никогда ему не было так сложно читать с суфлёра. На экране сзади сразу же появляются три фотографии – Олега, Миши и Жени – в серых оттенках.
Вот уже несколько часов, как мы с оператором сидим перед телевизором в состоянии шока и ступора. Рывком я встаю с дивана и говорю: «Стас, больше так не может продолжаться, поехали постараемся сделать что-нибудь полезное, заодно хоть немного отвлечемся». Сразу звоню в редакцию: «вероятно, вам сейчас лишние руки не помешают. Можете на нас рассчитывать!» «Постарайтесь набрать каких-нибудь синхронов от тех, кто знал парней или доктора Лизу», – слышу я в ответ.
Доктор Лиза сделала для Донбасса очень много, вывезла из-под обстрелов на лечение 495 тяжелобольных детей. Практически все журналисты, которые были на борту, хоть раз да бывали в зоне боевых действий на Востоке Украины. На комментариях тех, кто мог когда-нибудь пересекаться с погибшими, мы и решаем сконцентрироваться.
Когда появляется официальное подтверждение того, что доктор Лиза тоже в списке погибших, я набираю номер её главной помощницы в Донбассе. Но женщина настолько расстроена, разбита случившимся, что просит нас не беспокоить её: «я до последнего буду надеяться, что Елизаветы Петровны не было на том борту». Высказав соболезнования и извинившись, я вешаю трубку.
Нужно искать того, кто ещё мог быть знаком с доктором Лизой. Несколько десятков звонков сотрудникам министерства здравоохранения ДНР – всё безрезультатно.
Только на следующий день я вспомню, что у меня есть личный номер руководителя ведомства – несколько раз он становился героем наших сюжетов ещё в бытность главой травматологического центра. Но в тот день действовать с холодным расчётом и продумывать все варианты было крайне сложно.