Но самый большой сюрприз ожидал Ивана, когда он вышел в коридор, дабы предоставить возможность переодеться даме. Он встретился глазами с дородной длинноволосой брюнеткой, ехавшей в сопровождении высокого, хорошо сложённого мужчины, сменившего в купе полковничью форму на спортивный костюм. Женщина тоже смотрела на Ивана во все глаза.
— Черепанов, ты чего морозишься?! — первой окликнула его брюнетка и тут же обратилась к полковнику: — Василий, это мой одноклассник Ваня Черепанов. Вот так встреча, знакомьтесь!
— Олька? Кобра, ты, что ли? — Иван, сам слегка обалдевший от неожиданности, с любопытством всматривался и в свою одноклассницу, и в её попутчика.
Уже через полчаса они распивали ароматный коньячок, весьма кстати прихваченный в путь предусмотрительным военным, под бутерброды с сёмгой, сервелатом и сыром, лимончик и шоколадку, коими Ольга заботливо сервировала уютный столик в купе.
Дело в том, что Иван ни разу после школы Ольгу не видел. Из двух юбилейных встреч одноклассников одну он вынужден был пропустить из-за срочно подвернувшейся стажировки в Штатах, а на другой не было Кобры. И в его воспоминаниях она осталась нескладно двигавшимся подростком. У неё были какие-то разбалансированные движения, походка, и на дискотеках она дёргалась под музыку не в ритм и словно на шарнирах. А в шестом классе Валерка Батонов с Витьком Пончиком после урока физкультуры обнаружили щель в двери раздевалки для девочек и устроили подглядывание. Они якобы увидели волосинку у Ольги на груди, о чём всем и растрезвонили. Классная руководительница тогда боролась с ними, как могла: стыдила, вызывала родителей, но дело было сделано. С Коброй никто не хотел танцевать. Хотя, если отбросить эти предрассудки и оценивать её, например, по фотографии, то она была значительно красивее и привлекательнее многих других девчонок из их класса. Но это открытие Иван сделал для себя только сейчас, через два с половиной десятка лет. Когда глядел на сидящую в полуметре напротив эффектную, цветущую и очень хорошо сохранившуюся даму. Теперь она двигалась по-женски мягко и грациозно. Нежелательная растительность с лица и, видимо, прочих мест была удалена. Все эти ужасы подросткового возраста давно ею если и не окончательно забыты, то уж точно утратили значение. Она стала другой. И этот полковник знает её уже именно такой — красивой и уверенной — и наверняка ничегошеньки не слышал ни про её подростковые комплексы, ни про нескладные движения, ни про тот злополучный волосок, с которым она в ту пору ещё не знала, что делать.
Да это, наверное, не имеет для Василия абсолютно никакого значения. Ольга для него другая — божественно женственная, настоящая Мадонна. Стало быть, на Ивана и других однокашников у неё есть повод злиться за то, что они могут помнить её той нескладной и забитой девчонкой, какой она самой себе не нравится и о которой ей вспоминать неприятно. А может, всё обстоит как раз наоборот, осенило его, когда он увидел её лучезарную улыбку и искренне доброе к себе отношение.
«Может, ей как раз приятно, чтобы я увидел её не тем затравленным зверьком, а такой, какой она стала сейчас? Стоп! А какая она на самом деле есть? — задумался Иван. — Такая, как сейчас, конечно. Потому что именно такой и она себя ощущает, и те, кто её окружают, видят».
Сегодня есть прыщик или волосок — завтра нет. Можно ведь торчащие из носа волосы выставить напоказ — хоть косы из них заплетай, а можно аккуратно, раз в неделю, подрезать и выглядеть лучше и моложе. А что же девчонки, за которыми они бегали в юности и которые не могли себе цену сложить? Одну из них Иван недавно встретил: подурнела, вся прокуренная — еле узнал. Она какая: такая, какой была, или такая, какой получилось быть в жизни в силу разных обстоятельств? А его попутчик Толя — какой он настоящий? Тот, кто угонял чужие тачки, или тот, кто сегодня честно трудится и воспитывает сына? Наверное, все люди разные в разные периоды своей жизни, и в каждом из нас намешан непростой коктейль из достоинств и порочных качеств, отметил Черепанов, но нельзя расслабляться на финише и жить прошлыми достижениями — это является очевидным.
Разговоры в поездах, уникальные истории и наблюдения — вот она, настоящая энциклопедия нашей жизни. По ним историю можно изучать. И разведок никаких не надо — послушайте, о чём в вагонах толкуют, и сразу станет понятно, что в стране происходит…
Из поезда Иван выходил отдохнувшим, благодаря тому, что удалось изрядно отвлечься от давивших на него проблем и реалий. Он попрощался с блондинкой и пожал руку автоугонщику, отметив про себя, что вряд ли когда-либо ещё их увидит. А если они и встретятся случайно лет через десять где-нибудь в людском потоке на улице или в магазине, то скорее всего уже не узнают или не вспомнят друг друга.
С полковником Иван обнялся на прощание на перроне. За эту поездку они настолько сдружились, что обоим казалось, знакомы сто лет. Василий был старше Ольги на двенадцать лет, но со стороны разница в возрасте не ощущалась — спортивный образ жизни и внутренняя энергия явно шли ему на пользу. У него это был повторный брак, у Ольги — первый. У них росла дочь четырёх лет — поздний, но очень умный ребёнок Василий всю жизнь прослужил в погранвойсках и сейчас получил назначение с повышением в штаб войск в Киев, куда и перебиралась в данный момент семья из Лугани.
— Иван, обещай, что не потеряешься и в ближайшее время навестишь нас в Киеве, — Василий не отпускал руку Черепанова. — Что нам, военным, обустраиваться? Пара табуретов, чайник, плита, холодильник и матрац есть — значит, жить можно. В гостинице, конечно, комфортнее, но у нас душевнее. И знаешь, в нашем возрасте уже редко с кем так сходишься, жаль будет, если мы эту ниточку утратим. Чтобы не получилось, как в пионерлагере: все при расставании обещают писать, а потом как-то забывают об этом. Да и у нас в семье так сложилось, что общаемся в основном с моими друзьями, а ты вроде как по Ольгиной линии, хоть и сам уже не пойму — мой ты кореш или её.
— Не потеряюсь, и не надейся, — улыбнулся Иван. — Ещё не одну стопку коньячку осушим.
Несмотря на всё возрастающее количество новых заведений, предлагающих сносный кофе и приличный туалет, по приезду в столицу Черепанов, следуя привычке, всегда направлялся в правое крыло вокзала, где ранним утром можно было спокойно привести себя в порядок и скоротать за стандартным завтраком с кофе и газетами время, оставшееся до начала рабочего дня. И сейчас Иван с удовольствием отпустил комплимент конопатенькой веселушке официантке, похвалив её приветливую открытую улыбку.
Столица не ленивая, просто она большая, и поэтому раньше девяти часов трудовой день здесь начинают только дворники и таксисты, остальные же до работы в это время только добираются, слушая радио в бесконечных пробках с одного берега на другой и проклиная дорожников, затевающих ремонт или глобальную реконструкцию всегда так некстати.
С привокзальной площади открывался вид на старый город, который в последние годы активно портился. Вот и на сей раз Черепанов отметил, что Владимирский собор, находящийся на возвышенности рядом с университетом и старым Ботсадом и прекрасно просматривающийся из самых разных точек города, заслонила ещё одна «свечка», влепленная неподалёку от знакового храма. Лет через десять нашим детям явно не удастся увидеть ту красивейшую панораму, которую пода-рили нам гениальные зодчие прошлого, чьим наследием мы так бездарно распоряжаемся. Деньги решают всё. В Европе такое невозможно по определению.
Иван специально не просил, чтобы его встретили. И не потому, чтобы не доставлять знакомым поутру хлопот. Иногда полезно побыть одному. Черепанову, перемещающемуся по родной Лугани преимущественно в автомобиле, захотелось почувствовать себя частицей огромного человеческого потока, живого и бесконечного. Каждое утро на центральном ЖД-вокзале образуются состоящие из человеческих тел и судеб ручейки и реки, которые текут по одним и тем же маршрутам, хотя состав их участников изменяется каждый день. Иван с любопытством разглядывал бесконечный парад встречных лиц, спускаясь лентой эскалатора в метро. Он обнаружил, что на самом деле существует огромное количество симпатичных барышень, перемещающихся в общественном транспорте. Ещё он подметил, что очень многие — в отличие от прошлых лет — либо слушают что-то через наушники, либо болтают по телефону, и это подтверждает, что как ни крути, а человек — существо очень и очень социальное, весьма болезненно переносящее одиночество.
С собственным корреспондентом телекомпании «Зенит» в Киеве Юрой Рублёвым они встретились в небольшом уютном офисе, расположенном в двух минутах ходьбы от метро «Политехнический институт» в половине десятого.
— С приездом, Иван Сергеевич, как добрались? В следующий раз всё-таки разрешите мне встречать вас на вокзале. А то я уж испереживался. В метро много карманников в час пик работает. Не дай Бог, вытянут телефон или документы — такой образуется «головняк» на ровном месте, — молодой, подающий надежды журналист из Лугани боготворил своего шефа.
— Твоя правда, но, знаешь, захотелось почему-то прокатиться в метро, потолкаться в толпе. А насчёт щипачей, тут сработал старый рефлекс: собрал всё в один карман и держал его всю дорогу рукой, ну и глазами контролировал ситуацию, — Черепанов улыбался, что свидетельствовало о его хорошем расположении духа, и Рублёва это радовало.
Юра относился к тем людям, которые не умеют скрывать эмоций. Его непосредственность и почти детская искренность обезоруживали. Если удивление — то настоящее, если соболезнование — то до слёз, если радость — то самый заразительный, практически детский смех. Именно за это Иван выбрал молодого парня из десятка с лишним претендентов на ответственную должность. Его репортажи отличались эмоциональностью при любой, даже самой пресной теме. В том, что не ошибся в своём выборе, Иван убедился, просматривая первый присланный Юрой сюжет.
Тогда три претендента на должность собкора,