Если это признает лидер Рады, можно себе представить, что думали ее оппоненты. К примеру, Деникин считал: «“Жовто — блакитный прапор”, покрывший собою политическое и социальное движение, служил национальным символом разве только в глазах украинской, преимущественно социалистической интеллигенции, но отнюдь не народной массы»[283].
Этот тезис был верен в отношении всей Украины и уж тем более в отношении промышленных регионов Юга России. Редактор большевистской газеты «Звезда» Серафима Гопнер вспоминала: «Мы, екатеринославцы, в особенности в первые недели революции, ни разу не вспомнили, что мы работаем на Украине. Екатеринослав был для нас крупнейшим городом юга России — и только». В декабре 1917 г. «Донецкий пролетарий» отмечал: «Наши организации на 70 процентов состоят из украинских рабочих и солдат и в высшей мере равнодушны, а чаще всего враждебны к национальным устремлениям». Фридгут также отмечает, что для Донбасса была характерна полная «индифферентность Советов к украинскому национальному движению и их игнорирование Рады, желание поддерживать связи лишь с Петроградом»[284].
Отношение лутанцев к известию о том, что их регион также причислен к Украине, описано в письме Ворошилова в ЦК РСДРП(б) от 19 ноября 1917 г.: «Мы волею судьбы проживаем в пределах «Катеринославщины», которую наше «вильне казацтво» объявило принадлежностью Украинской республики. Отсюда наши доморощенные украинизаторы делают такие практические выводы, от которых нашим товарищам приходится круто. Так, например, они на некоторых рудниках потребовали роспуска Советов и создания их на новых условиях — с 70 % украинцев и 30 % других национальностей, не беда, что в этих Советах, избранных на основе всеобщего избирательного принципа, не оказалось ни одного украинца, их теперь у нас думают фабриковать… Нам уже навязывают Раду и запрещают признавать Петроградское правительство. Конечно, пока мы плюем на всю эту шумиху»[285]. Характерны слова о «фабрикации украинцев» — позже, с оккупацией Донецко-Криворожской республики и стартом официальной украинизации этих регионов, данные слова будут употреблять многие.
Не менее интересные сведения приходили из уездных, а стало быть, более украинских городков региона. К примеру, в репортаже из Бахмута описывалось, как сторонники Центральной Рады вплоть до декабря 1917 г. неоднократно срывали уездные съезды Советов крестьянских депутатов: «Бахмутская рада эти съезды срывала, созвав представителей от разных рад, просвит, гайдамаков, куреней, вильного козацтва, от социал — демократов, эсеров… с каждой деревни и рудника по 2–3. Таким образом оказывалось, что из 70–80 представителей — 60 приезжало не по приглашению». Кстати, стандартная практика действий Центральной Рады и ее представителей в 1917 году. И заканчивались такие «посиделки» тоже довольно стандартно для украинского самостийнического движения: «Солдатики, натравливаемые этими господами и украинцами, начали дебоширить, но острие этих волнений обратилось, главным образом, против евреев, лавки которых стали разгромляться»[286].
Равнодушие жителей региона к «украинскому вопросу» проявилось в дружном игнорировании выборов в Украинское учредительное собрание, которые, согласно Третьему Универсалу Центральной Рады, необходимо было провести до 27 декабря 1917 г. Харьковская конференция большевиков приняла по этому поводу следующую резолюцию: «Конференция считает излишним участие в выборах в Украинское учредительное собрание, переносит окончательное решение этого вопроса для Харьковской губернии на губернскую конференцию»[287].
Да и деревенские районы Донецко-Криворожского региона, где позиции украинских партий были несколько сильнее, чем в городе, скептически отнеслись к идее участия в этих выборах. Крестьянские сходы Купянского, Сумского, Изюмского, Старобельского уездов единодушно заявили о нежелании проводить такие выборы. На губернском крестьянском съезде (преимущественно — эсеровском) в январе 1918 г. Сумской уезд, к примеру, «высказался определенно против Укр. У. С.» и предложил, «что в будущем необходимо — всеобщее» (то есть Всероссийское) Учредительное собрание. Столкнувшись с таким единодушием представителей крестьян Харьковской губернии, организаторы съезда решили в дальнейшем даже не обсуждать данный вопрос.
Не менее единодушной была реакция на Четвертый универсал Центральной Рады, объявлявший создание самостийной Украины с распространением ее границ на Донецко-Криворожскую область. Реакция большевиков всем известна, но даже меньшевики Донкривбасса, до последнего момента поддерживавшие Раду, назвали это «Шагом назад» — именно так озаглавил свою статью Феликс Кон. Мнение меньшевиков он выражал таким образом: «И Украина, и остальная Россия от такого отделения экономически ослабевает, ослабевает в силу этого и рабочий класс и украинский, и русский. Рушится связь между одной частью пролетариата и другой, связь крепкая, построенная на фундаменте общности интересов, общности борьбы. С разрушением этой связи создается почва для культа — национализма. Все эти соображения заставляют нас видеть в опубликовании Универсала об отделении Украины весьма вредный для пролетариата шаг назад»[288].
Больше всего жители Харькова и пролетарских районов Донбасса были обескуражены тем, что их как бы отделили от России, включив в новое государственное образование, не спросив ни их самих, ни избранных ими представителей. Еще после Третьего универсала повсюду стали звучать требования провести местные референдумы и плебисциты, чтобы у жителей была возможность высказаться по поводу принадлежности их региона к России. Повсюду местные Советы стали принимать резолюции о непризнании решений Рады.
Так, Юзовский Совет 5 декабря 1917 г. принял резолюцию следующего содержания: «Третий универсал… сводится к непризнанию Радой правительства Советов, борьбе с Советской властью и насильственному — без предварительного опроса населения — навязыванию власти теперешней Киевской Рады населению местностей, не выбиравших Рады и протестующих против политики Рады». Единственной законной властью Юзовский Совет признавал ЦИК Советов России[289].
Идея проведения опроса населения была поддержана и исполкомом Донецко-Криворожской области (на тот момент в нем состояло 7 большевиков и 13 меньшевиков и эсеров). Резолюция призвала к проведению референдума о политическом будущем региона, при этом было подчеркнуто, что вся область сохраняется в составе России[290].
Кстати, на референдуме по поводу принадлежности тех или иных регионов к Украине настаивало тогда и советское руководство России. Об этом недвусмысленно заявил представитель ленинского Совнаркома Иосиф Сталин в переговорах по прямому проводу с одним из лидеров Центральной Рады Николаем Поршем 17 ноября 1917 г. Участвовавший в этих переговорах представитель киевских большевиков Сергей Бакинский указал Сталину на недемократичность Рады, на что будущий «вождь народов» отреагировал: «Это, должно быть, так. Да и понятно из того, что Центральная Рада сверху присоединяет к себе все новые и новые губернии, не спрашивая жителей этих губерний, хотят ли они войти в состав Украины. Мы все здесь думаем, что в таких случаях вопрос должен и может быть решен лишь самим населением путем опросов, референдума и проч. Поскольку Центральная Рада этого не делает, а совершенно произвольно и сверху аннексирует новые губернии, она сама разоблачает себя как организацию недемократическую. Съезд Советов Украины должен дать, между прочим, мнение о способе опроса населения по вопросу о принадлежности к той или иной области».
В ответ Порш начал откровенно врать своему собеседнику: «Мнение о недемократичности Центральной Рады противоречит фактической стороне дела… О присоединении к Украине Ц. Радою губерний сверху должен заявить, что вы глубоко ошибаетесь: еще до Универсала Екатеринославский, Харьковский, Херсонский крестьянские губернские съезды высказались за присоединение к Украине. Екатеринославский и, если не ошибаюсь, Харьковский и Одесский Советы рабочих и солдатских депутатов высказались за присоединение»[291]. Никогда подобных решений означенных Советов в природе не существовало. И думается, генеральный секретарь труда и военных дел Центральной Рады прекрасно был об этом осведомлен.
В этом же разговоре Сталин не мог не обозначить позицию своей партии: «Взгляды этой власти по национальному вопросу таковы: признание за нациями права на полное самоопределение вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. Воля нации определяется путем референдума или через национальные конституанты». Отсылка к теории права наций на самоопределение была фактически обязательной при обсуждении «украинского вопроса» — в конце концов, это право было принципиальным положением программы РСДРП(б). По словам Троцкого, Роза Люксембург, принимавшая активное участие в обсуждении этой программы, утверждала, что «украинский национализм, бывший ранее лишь «забавой» дюжины мелкобуржуазных интеллигентов, искусственно поднялся на дрожжах большевистской формулы самоопределения»[292].
На самом деле, говорить о том, что «право наций на самоопределение» — исключительно гениальное изобретение Ленина (а именно подобный тезис нам навязывали советские теоретики марксизма — ленинизма), — значит кривить душою. Теоретики большевизма вообще мало что изобретали: взяв на вооружение классическую, уже ставшую модной к концу XIX века теорию Маркса, Ленин гениально комбинировал ее с различными новомодными теориями, подчиняя их целям тактической борьбы за власть. О праве наций на самоопределение тогда не говорил только ленивый. Причем не только в России — так, именно в 1917 году этот тезис стал ключевым в риторике президента США Вудро Вильсона