Девчонка свернула, огибая выставленные одни на другие сани и загоны с оленями.
– А я знаю – ты из самой тундры пришел! – с торжеством в голосе объявила она. Печаль уже прошла, и теперь она кокетливо косилась на Пукы.
Мальчишка остановился. Ну и откуда знает? Он ведь только с отцом ее говорил, не мог тот успеть дочери пересказать!
– Поэтому ты такой грязный и обтрепанный, и волосы тоже… – она покрутила растопыренными пальцами у себя над ушами.
Пукы смущенно оглядел свою парку. Никогда она еще не была такой чистой и аккуратной. Похоже, эта девчонка успевала все – и слушать, и болтать, и шить. Он потянул себя за висящие лохмы – под пальцами прощупывались плотно сбитые колтуны. Не признаваться же ей, что он всегда так ходит.
– К Огню в таком виде не годится, – строго сказала Нямь, невесть откуда вытаскивая резной костяной гребень. – Иди сюда, я тебя расчешу!
– Еще не хватало! – шарахнулся Пукы. – Сам как-нибудь. – Он выхватил гребень у нее из рук.
Ой-е-е! Давно сбившийся колтун аж скрипел на зубьях гребня. Может, правильно мать говорила, может, не раз в День, а хоть два раза надо бы волосы чесать… Пукы отвернулся от девчонки, чтобы она не видела его перекошенного от боли лица, и принялся торопливо драть свои патлы гребнем.
– А у нас тоже пауль чэк-най пожег, как и у тебя, – с удовольствием глазея по сторонам, сказала Нямь. – А мне даже и нравится! Если б переселяться не надо было – так бы всю жизнь и прожила на одном месте. И никогда ничего б не увидела!
Пукы покосился на девчонку. Не, правду старики говорят: бабы за ягелем ходили, когда духи ум делили. Чэк-наю она радуется! Кошмар Рыжего пламени всплыл у него перед глазами, заставляя судорожно облизывать мгновенно пересохшие губы. Она бы еще с Вэсом носами потерлась – ее куцый носишка против его кишки!
У девчонки, будто она прочла его мысли, вдруг горестно опустились уголки рта:
– Только дядечку жалко!
– К-какого дядечку? – заикаясь совсем как Кэлэни, спросил Пукы. Да что это с ней – вот печалится, вот уже радуется, теперь опять плачет!
– Отца моего брат младший, – всхлипнула Нямь. – Веселый такой был, до-обрый… Он на дороге погиб – старый мэнкв убил. Ты еще его лук взял, – напомнила она.
Пукы мгновенно вспомнил человека, падающего под ударом кулака мэнква.
– А ты здорово стреляешь! – Нямь кокетливо покосилась на Пукы. Только что полные слез глаза уже горели восторгом. – Меня спас, – заглядывая ему в глаза, прошептала она и трогательно прикусила губку. Пукы замер. Она стояла так близко. И пахло от нее приятно. Травами.
– Весь обоз спас, – опуская голову, прошептала Нямь.
Пукы почувствовал, как его губы расплываются в глупо-счастливой улыбке. Никогда в жизни его еще столько не хвалили – и воин на стене, и дядя Том, и теперь вот Нямь…
– Только что б она сказала, если б узнала, что ее любимый дядя погиб из-за тебя, – послышался сзади неприятный, каркающий голос.
Пукы резко обернулся. На бортике оставленных саней сидел старик – высокий, тощий, закутанный в какой-то черный балахон, кажется, даже не из меха! Пукы с изумлением уставился на его голову – та была лысая, как колено, и отблескивала в Пламени костров.
– Кстати, как и воин на стене, который тебя похвалил, – глядя на Пукы в упор, добавил старик.
Мальчишка возмущенно уставился на незнакомца – и тут же торопливо отвел взгляд. Смотреть тому в глаза оказалось просто невозможно – будто заглядываешь в черные бездны, где шипит, ворочается, брызжет алыми Огненными искрами непроглядная мгла. Только мгла или не мгла, а не в характере Пукы оставлять такие неправильные слова без внимания. Он и так уже в ответ дяде Тому смолчал – хватит с него!
– Чего это – я виноват? Я бежал, я кричал, предупреждал… Стрелял вот еще… – глядя в землю, хрипло спросил мальчишка.
– Делал все, что мог сделать обычный человек, – кривя тонкие губы, презрительно протянул старик. – Хотя если бы ты просто утопил мэнква в Огненной яме, или порчу навел, или духов из-под земли вызвал, чтоб те его на куски порвали…
От деловитых перечислений лысого свежерасчесанные волосы Пукы встали дыбом.
– Людоед никогда не дошел бы до дороги! И эти двое остались бы живы, – выпалил лысый.
– Эй-эй! Ты хорей-то не перегибай! – возмущенно прозвенел голос Кэлэни. – П-полегче с мальчишкой! Он еще ребенок.
– Ребенок – а двух человек убил, – скривился лысый в черном. – Конечно, если бы он старого мэнква еще на подходах к дороге уделал, сгинул бы мэнкв, обоз спокойно до крепости доехал. Ни стрельбы, ни драки. Никто б и не хвалил, девчонка б оленьими глазами не глядела. Зато ее дядя-лучник сейчас бы мясо из котла ел, воин копье точил, вечером домой пошел – к женке с сынишкой. Только что нашему Пукы до того за дело – он у нас правильный, шаманскими штучками не балуется!
Пукы уставился на лысого совершенно беспомощно. Да за что ж он так? Да еще при девчонке! Э, а чего это она его трясет?
– Ты чего? – Пукы вырвался из рук Нямь, вцепившейся в его парку. Отскочил. Все с ума посходили!
– Я чего? – возмутилась Нямь. – Это ты – чего? Встал вдруг как вкопанный, на сани пялишься, бормочешь… Я кричу, я зову – ты меня как не слышишь!
– Я… Я и правда не слышал, – растерянно ответил Пукы. – Я… С мужиком вот разговаривал… – Он протянул руку, едва не ткнув пальцем в грудь старику в черном.
Нямь проследила взглядом за его рукой… и покосилась на него очень странно:
– Там же нет никого!
– Как это – нет? – Пукы растерялся. – Вот же он – лысый, в черном…
– Бедняжечка! – Нямь неожиданно погладила Пукы по плечу. – Лысые ему видятся, в черном… Страх-то какой!
Лицо лысого стало обиженным. Откуда-то из рукава своего одеяния он вытянул облезлую старую шапку, встряхнул ее так, что от нее во все стороны полетела пыль, а Пукы звонко чихнул, – и напялил на лысину.
– А теперь лысый – в шапке, – завороженно наблюдая за его действиями, пробормотал мальчик.
– Ничего, это пройдет, пройдет… – ласково приговаривала Нямь.
Пукы зажмурился и потряс головой – неужто и впрямь мерещится? Открыл глаза. Лысый в шапке стоял напротив, недовольно хмурясь.
– Сильнее меня приложило, чем я сам думал. – Пукы ухватил Нямь за руку. – Пойдем-ка отсюда!
Волоча за собой Нямь, он торопливо зашагал к костру. Лысый невозмутимо пристроился рядом – шаг в шаг.
– Тебя послушать, так он за всех людоедов Средней земли отвечает! – из живота у Пукы послышалось недовольное ворчание Кэлэни: – Мальчишка сделал что мог!
– Ерунда! – припечатал лысый, шагая рядом и глядя на Пукы неодобрительно. – Он мог гораздо больше – но не сделал!
Пукы испуганно поглядел на Нямь: неужели не слышит? Но девчонка уже сворачивала к костру, радостно крича:
– Я родича из Мось привела! Дайте ему миску, он голодный! – она улыбнулась Пукы и успокаивающим тоном добавила: – Сейчас поешь, и тебе полегчает!
– Ну да, наестся – и выкинет погибших из головы, – немедленно высказался лысый. – Как уже позабыл и мать, и брата!
– Я не позабыл! – этого уже Пукы стерпеть не мог.
– Кого не позабыл, сынок? – спросила стряпающая у костра бойкая кругленькая тетка.
– Никого! – быстро буркнул Пукы, нервно оглядываясь на толпящихся у костра людей. – В смысле… Ложку… Хлебать…
– Это ты молодец, – похвалила стряпуха. – Ложка для мужика – главное богатство! – Она плеснула в глиняную миску сытно пахнущей мясной похлебки. Сверху шлепнулся сочный ломоть мяса. – На! – тетка протянула Пукы миску. Прямо сквозь старика в черном.
Брезгливо оттопырив губу, лысый наклонил голову, изучая торчащую у него из груди руку с миской.
– И долго мне так стоять? – презрительно поинтересовался он.
Пукы торопливо схватил миску и отпрыгнул в сторону. Стряпуха поглядела ему вслед удивленно, постучала согнутым пальцем по лбу и вернулась к костру.
Миска в руках у Пукы мелко дрожала – мальчишку трясло. Видится ему этот проклятый лысый, кажется! Совсем с головой плохо!
Многострадальная голова Пукы мотнулась в сторону. На нее обрушился хлесткий подзатыльник.
– С головой – плохо, – подтвердил лысый, немедленно отвешивая Пукы еще один, только с другой стороны. – Только я тут ни при чем! Может, тебе еще и под зад дать – чтоб ты в меня поверил?
– Э-э, прекрати! – изнутри Пукы возмущенно завопил Кэлэни. – Я мальчишку нашел, я его жизни учу, а ты пришел на готовенькое – и сразу драться? Все вы, нижние, одинаковые! – Пукы почувствовал, как ноги снова не повинуются ему – в них, как в торбоза, просунулись чужие ноги… И перехвативший власть над его телом Кэлэни со всей силы пнул лысого. Пукы ожидал, что удар пройдет сквозь того – как миска с едой. И взвыл от боли в напрочь отбитых пальцах. Бедро у лысого оказалось твердым, как камень! Сухонький крепкий кулачок немедленно врезался мальчишке в зубы. – Хватит, я сказал! – голосом Пукы закричал Кэлэни, отвешивая противнику новый пинок. – Хватит, Самсай!
– Самсай-ойка! – губы Пукы дернулись, сдавленный шепот пробился через перехваченное чужой властью горло. Самсай-ойка – Невидимый старик! Проклятый нижний дух, повелитель болезней, первый слуга Куль-отыра!
Новый удар обрушился на Пукы сзади – с такой силой, что драгоценное мясо подскочило в миске и вывалилось в снег. Мгновенно вывернувший откуда-то тощий пес ухватил его и канул во тьму. Разъяренный Пукы развернулся и со всего маха шарахнул напавшего миской по голове. Вот тебе, проклятый Самсай!
За спиной у Пукы стоял дородный, почтенный человек в богато расшитой парке, по которой тихо стекали остатки похлебки. И смотрел на Пукы вовсе не по-доброму. Да и человек ли то вообще? Может, новая маячка маячится?
Для проверки Пукы ткнул толстяка пальцем в живот.
Кэлэни у него в голове зашелся хохотом.
Бледная – аж синяя, как тени на снегу, – Нямь юркой рыбкой проскользнула между толстяком и Пукы и затарахтела, как шаманская трещотка:
– Господин шаман, господин шаман, не гневайтесь на него, господин шаман! Он не со зла, вот ей-Торум, не со зла! Он не виноват! Его на стене по голове стукнули – правда, правда. Кого угодно спросите!