обезьянья тень, застывшая у края ямы, шарахнулась в сторону. Вспыхнула молния, затем другая, а за ней третья разгорелась и погасла, оставив за собой ослепительный, пылающий хвост.
И опять, всего на несколько мгновений, опустилась тьма, разом поглотив яркие разноцветные лучи.
Мизар пошевелился.
– Да, – проговорил он, и его острые металлические зубы сверкнули в мерцающем сиянии. – Кажется, что-то похожее.
– Найди их, – приказал Танатос. – Призови меня, если тебе будет сопутствовать успех.
Мизар закинул голову и завыл. Затем помчался вперед, через портал Смерти, в темно-светлый абстрактный мир, окруженный крыльями муара.
Танатос опустил полу плаща, врата схлопнулись и исчезли.
– Возможно, вы больше никогда его не увидите, – сказала обезьяна. – Он отправился в очень высокие царства. А если окажется, что тот мир для вас недоступен?..
Танатос повернул голову; его губы дрогнули.
– Да, погоня может занять много времени, Дьюби. Однако терпение всегда было главным моим достоинством, а мое имя известно даже тем, кто обитает в самых высоких царствах.
Дьюби устроилась на плече Танатоса, когда тот выбрался из траншеи.
– Похоже, кто-то решил немного поиграть, – заметил Танатос, шагая по черной луговой траве, усыпанной агатовыми маками, которые качали своими хрупкими головками, когда их касались развевающиеся полы его плаща, – а если не считать музыки, это мое самое любимое занятие. Знаешь, Дьюби, прошло немало времени с тех пор, как мне довелось принять участие в хорошем представлении. Мой ответный ход окажется для них полной неожиданностью; посмотрим, у кого терпения больше. Придет день, когда они убедятся в том, что я всегда нахожусь в нужном месте и в нужное время.
– Когда-то я тоже так думала, – заметила обезьяна, – пока ветки, к которой я потянулась, не оказалось на месте.
Какофония звуков, возникшая после ее слов, могла быть смехом или всего лишь случайными стонами энтропии. Какая разница?
Джон Д'Арси Доннерджек любил всего однажды, но, увидев муар, сразу понял: все кончено. Он осознал и многое такое, о чем до сих пор даже не догадывался; поэтому его сердце разрывалось, а разум устремился туда, где еще никогда не бывал.
Он взглянул на Эйрадис – темноволосую темноглазую девушку, стоявшую под деревом на вершине холма, где они всегда встречались. Муар окутывал ее, делая милые черты более утонченными. Доннерджек всегда чувствовал, что стоило им захотеть, и они могли бы встретиться в его мире, однако их свидания окутывала сказочная дымка романтической любви, для которой волшебная страна была, единственно подходящим местом. Они никогда об этом не говорили, но теперь ему открылась правда, и боль сковала льдом его грудь, а в голове запылал огонь.
Доннерджек знал Вирту гораздо лучше, чем многие другие, и не сомневался, что его любимая заметила первое движение муара, означавшее скорый конец. Лишь сейчас он догадался, что Эйрадис не была гостьей в Вирту, гостьей, спрятавшейся за экзотическим именем и приятными формами. Она принадлежала этому миру – красивая и потерянная.
Доннерджек обнял ее за плечи и прижал к себе.
– Джон, что случилось? – спросила она.
– Слишком поздно, – ответил он. – Слишком поздно, любовь моя. Если бы только я понял раньше…
– Что понял? – спросила Эйрадис. – Почему ты так крепко меня держишь?
– Мы никогда не говорили о том, где родились. Вирту – твой настоящий дом?
– О чем ты, Джон? Какая разница?
И снова у нее над головой затрепетал муар. На сей раз Доннерджек почувствовал, как напряглись плечи Эйрадис – она увидела.
– Да, обними меня покрепче, – сказала она. – Почему ты жалеешь, что не знал раньше?
– Я мог бы попытаться что-нибудь сделать, – проговорил он. – А теперь слишком поздно. Да и идея чересчур неопределенная. Вполне возможно, что у меня ничего не вышло бы. – Эйрадис задрожала, и он поцеловал ее. – Я любил тебя. И не хотел, чтобы наша любовь кончалась.
– А я тебя, – ответила она. – Мы столько всего могли бы делать вместе.
Доннерджек надеялся, что муар еще долго не вернется – иногда так бывало, но неожиданно он возник снова, и лицо Эйрадис окутала дымка. Резкий, неприятный звук... и Джон понял, что уже с трудом удерживает призрачное тело Эйрадис в своих объятиях. Оно вдруг начало меняться, постепенно становясь все меньше и меньше.
– Это нечестно, – сказал он.
– Так было всегда, – ответила Эйрадис, и ему показалось, будто он ощутил на губах ее последний поцелуй.
Тело девушки поникло.
Снова этот глухой невнятный звук, и в воздухе заплясали крошечные частички сверкающей пыли.
Доннерджек стоял, вытянув вперед пустые руки и глядя перед собой ничего не видящими глазами. Потом он опустился на землю и спрятал лицо в ладонях. В какой-то момент его скорбь вобрала в себя все, что ему было известно о Вирту – величайшем артефакте, созданном его соплеменниками, – и он в который раз принялся перебирать свои теории последних лет и вспомнил все гипотезы, выдвинутые им за долгую и блистательную карьеру.
А потом он поднялся на ноги, чтобы найти последнюю пылинку Эйрадис и начать новое путешествие по гипотетическим дорогам, ведущим к концу всего сущего.
Транто почувствовал приближение приступа, когда руководил работой прогов в лесу неподалеку от деревушки. Знакомая боль, которой он никогда не понимал, вновь атаковала его – она появилась после столкновения с браконьером. Транто так и оставил его лежать отсоединенным: браконьеру так и не удалось воспользоваться трофейным ружьем или вернуться обратно в Веритэ.
Неприятное чувство заставило Транто взреветь, и остальные фанты отошли в сторону, закатывая глаза и неловко переминаясь с ноги на ногу.
Нужно уйти отсюда прежде, чем он полностью потеряет контроль над собой. Транто даже в лучшие периоды своей жизни не задумывался о природе наслаждения и страданий – тем более теперь, когда ему становилось все труднее мыслить рационально. Для его соплеменников понятие удовольствия было напрямую связано с обработкой данных, а боль возникала при появлении факторов хаоса. Много лет назад выстрел охотника оставил след, который периодически оказывал на Транто воздействие, разрушая его контакты с другими фантами и вызывая многочисленные сплетни.
Транто фыркнул и топнул ногой. Однажды он работал – как пленник – в засекреченном любовном гнездышке высокого правительственного чиновника с Веритэ, чья виртуальная спутница заявила, что желает повсюду видеть беседки, увитые никогда не вянущими цветами. Ее экстравагантное требование привело к тому, что сложная экология данного района была нарушена окончательно и бесповоротно, а виртуальное пространство не выдержало перегрузок и перестало выполнять половину своих функций. Транто, против воли попавший в рабочую команду, вспомнил болезненные уколы стрекала Фактора Хаоса в руках надсмотрщиков леди Мей (а иногда и самой леди); ими фантов заставляли восстанавливать выведенных из строя прогов. Никто не отрицает, что стрекала ФХ – страшное оружие, однако их воздействие не имело таких тяжелых последствий, как эти странные приступы. В конечном счете во время одного из них Транто и уничтожил большую часть тайного убежища чиновника. Когда выяснилось, что Моррис Ринтал расходует правительственные фонды не по назначению, его с позором уволили, а вскоре после того, как жена узнала о существовании виртуальной любовницы, состоялся громкий бракоразводный процесс.
Транто почувствовал новую вспышку боли. Он заревел, вытянул передний отросток и вырвал одно из посаженных им растений. Затем с силой ударил его о землю и отшвырнул в дальние кусты.
«Очень неприятный знак, – отметило ускользающее сознание. – Похоже, дело совсем плохо».
С диким ревом Транто налетел на своих товарищей, которые неожиданно резво бросились наутек, несказанно удивив остальных работников, привыкших к тому, что фанты отличаются исключительной медлительностью. Впрочем, они и сами быстро разбежались кто куда.
Транто вырвал с корнем несколько деревьев и отвернулся. Его горяшие глаза сфокусировались на деревне, и он помчался туда, ничего не замечая на пути и чуть не растоптав какого-то прога, оказавшегося поблизости.
Угрожающе размахивая вырванным стволом, Транто сломал одну хижину, а затем всей своей массой налег на соседнюю; послышался ласкающий слух скрежет падающей стены. Еще один удар – и стена рухнула. Транто взревел и стал яростно топтать ее ногами.
Когда Транто оказался возле следующей хижины, в его сознании вспыхнула искорка воспоминаний – скоро жители набросятся на него со стрекалами ФХ, а потом с оружием, несущим смерть. Транто топтал рухнувшее строение, прислушиваясь к крикам рабочих и десятников и понимая, что пора уносить отсюда ноги. Нужно спрятаться где-нибудь в глуши и переждать, пока не прекратится приступ и не начнется исцеление.
Он сломал еще одну стену, пронзил стволом другую, а потом обрушил дерево на крышу очередной хижины. Да, действительно пора убегать. Только почему-то всякие мерзкие штуки все время оказываются у него на пути.
С трубным ревом Транто выскочил на улицу, переворачивая тележки и растаптывая их содержимое. Он не сомневался, что его уже ждут на транзитной станции. И если не остановят, то попытаются отправить в безопасное место, где психиатр станет причинять ему боль, как в прошлый раз. Лучше выбрать другое направление и разбить собственные ворота, когда он окажется на свободе. Ему и раньше удавалось преодолеть поле камеры.
Его бешенство нарастало, и этот выход казался все более реальным и простым.
Выскочив за территорию, где производились работы, Транто обследовал окрестности, ощущая растущее сопротивление, когда он пытается перемещаться в пространстве, – его чувства в подобных ситуациях всегда резко обострялись. Вскоре он уже отчаянно сражался с преградой, расположенной посреди самого обычного поля. Задача оказалась непростой, но ему почти сразу удалось пробить небольшое отверстие и взглянуть на новый ландшафт – полно зданий, транспортных средств и каких-то массивных устройств. Тогда Транто поменял направление и попробовал отыскать какое-