Ресторан в Булонском лесу, под вечер.
Ламандэн и его компаньон-банкир обедают на открытом воздухе, за изящно накрытым столиком.
Вид у них веселый, они болтают.
Но вы догадываетесь, что банкиру надо сказать что-то важное и что, беседуя, он не перестает об этом думать.
Неподалеку от них, в полумраке, высятся кусты.
Говоря о пустяках, банкир по временам задумчиво смотрит в сторону этих глубин, и тогда в них словно смутно вырисовывается что-то: что-то столь же неопределенное, как лик луны, нечто вроде фантастического полушария.
Ламандэн, вначале беспечный, начинает ощущать сноп этой безмолвной мысли. Он также в промежутках между фразами посматривает на кусты. Он начинает понимать и с каждым взглядом все отчетливее разбирает намек, отбрасываемый на темноту мыслью банкира.
Ошибиться нельзя: эти черноватые очертания — Южная Америка, выгибающая спину, полная тайн и козней. А направо — милая Европа, где так хорошо. Между ними — океан, такой непомерно большой; через океан — как бы черта или нить, словно канат акробата, а на ней кораблик, которому никогда не доплыть.
Вот собеседники смотрят друг Другу в лицо. Банкир хохочет, захлебывается. Ламандэн строит жалкую улыбку.
Они принимаются говорить, и чувствуется, что их мысль вернулась в их слова.
Мы не можем уследить за подробностями их разговора, но понимаем, что банкир говорит приблизительно следующее:
«Обедать в Булонском лесу — очаровательно и не из-за чего портить себе кровь. Но все-таки этого мало, чтобы оправдать выпуск 50 000 акций на предъявителя по 500 франков каждая. Душа моя, надо что-то сделать. Я буду чувствовать себя спокойнее, когда получу от вас подлинный снимок первых шалашей Доногоо-Тонка. Я не требую от вас, чтобы вы построили Сан-Франциско или чтобы вы ежемесячно высылали мне партию самородков. Но вам надо ехать».
Ламандэну остается только ответить:
«Очевидно! Рано или поздно — придется! Рано или поздно придется основать этот проклятый город апашей, без которого мир отлично обходится! Добро бы еще этот старый идиот Ле Труадек ткнул его куда-нибудь в приличное место! А то извольте! Как нарочно! В самую глубь Бразилии! В самый конец этого чертова Тапажоша! Ему-то все равно! Он бы их дюжину туда напихал!»
Мы без особого труда следим за их речами, потому что по временам мысль настолько ярка, что становится видимой. Вокруг головы у них возникают мимолетные призраки, которые мы только-только успеваем опознать. То корабль в безбрежном море, то пустынный лес на берегу порожистой реки, то Ле Труадек, разглагольствующий перед картой.
Банкир расточает перед Ламандэном ободряющие, дружелюбные речи; он наливает ему бокал шампанского.
В том, как они чокаются, есть что-то героическое.
Банкир непременно хочет сам заплатить по счету.
3
Сцены в Марселе, Неаполе, Лондоне, Порто, Амстердаме, Сан-Франциско, Сингапуре снова появляются одновременно. Действующие лица те же. Но разговор решительно шагнул вперед. Мелькают жесты, означающие: «Решено!» «Рассчитывайте на меня!», «Я с вами», или: «До завтра», или: «Дайте мне ваш адрес».
Записывают имена в записных книжках и на клочках бумаги.
4
Ламандэн в своем директорском кабинете. Пол, столы и стены покрыты картами, планами, путеводителями. Ламандэн ходит, останавливается, приседает, встает на цыпочки, взлезает на приступку. Накладывает линейки, орудует курвиметрами. Ориентируется на картах при помощи компаса. Втыкает флажки.
5
Сначала сцены следуют одна за другой; затем появляются одновременно.
1. В Марселе, в конце Жолиетского бассейна. Эмигрантский пароход, отплывающий в Южную Америку. Истощенные люди всходят на судно. За ними убирают сходни.
2. В Лиссабоне, на Южной набережной. Пароход медленно отваливает от пристани. С берега и с судна обмениваются прощаниями.
3. Поезд на ходу, милях в двенадцати за Гвадалахарой. Молчаливые люди курят на площадке вагона. Озеро Чапала сверкает до края неба.
4. Дно высохшей реки, трудно сказать где, но возможно, что в Гондурасе. Дороги нет. Четыре дрянных мула, навьюченных разнообразной кладью, идут гуськом по самому руслу. Их сопровождает полдюжины авантюристов.
5. Три вооруженных всадника, вида мрачного, в степи, под вечер. В тороках большие тюки. Торчат рукояти орудий.
Всадники глядят на небольшой поселок, высящийся у горизонта на меловой возвышенности и еще освещенный закатом.
Всякий раз, несмотря на перемену костюма, поведения, обстановки, нам удается узнать некоторые физиономии, которые мы заметили в Неаполе, Лондоне и других местах. И если случайно головы поворачиваются в нашу сторону, нам кажется, что и они нас узнают.
6
Ламандэн, сопутствуемый Лесюером, предпринимает турне по Монмартру и Монпарнасу. Для экспедиции ему нужно несколько верных и симпатичных людей, которых не смутила бы мысль поработать для украшения города, существование коего в лучшем случае возможно.
Приятели отправляются прежде всего на площадь дю Тертр. Они входят к Бускара. Находят там трех-четырех товарищей, как раз ничем не занятых. Ламандэн благожелательно осведомляется об их здоровье, работах и планах.
Он спрашивает их, не скучно ли им, не тесноват ли Монмартр, не плосковата ли площадь дю Тертр.
Что бы они сказали о поездке… в Бразилию? Великолепное морское путешествие! Рейды! Города! Реки! Леса! Доногоо-Тонка!
«Деньги? Об этом не заботьтесь! Ведь вас приглашают!.. И соглашайтесь поскорее, а то места быстро разберут».
Что же, готовых возражений у них нет. Да едва ли они таковые и найдут в виду жары и усталости. К чему ломаться? Они согласны.
Вот они выходят от Бускара вслед за Ламандэном и Лесюером.
Все общество переступает порог Шпильмана.
Ламандэн усматривает несколько праздных и незащищенных душ и ему не стоит труда их покорить.
Маленький отряд увеличивается. Первые рекруты также содействуют своими речами и самим своим присутствием улавливанию новых.
Общее собрание пионеров происходит в саду у Катрины. Приносят кувшины и стаканы. Ламандэн произносит несколько слов. Пионеры осушают несколько стаканов.
7
Большая скульптурная мастерская на Монмартре. Ламандэн руководит экипировкой пионеров. По всем углам зала идет примерка сапог, гетр, штиблетов, кожаных курток, ковбойских шляп, перевязей, проба винтовок, охотничьих ножей и револьверов. В стороне три пионера учатся ставить палатку.
На лицах — ни следа улыбки, наоборот: они серьезны, сосредоточены, выражают чувство ответственности и прежде всего ту мысль, что заниматься подобным делом канальски трудно.
8
Уже знакомый нам кусок Шатильонского плато. Убранство прошлого раза еще сохранилось, но пришло в довольно жалкое состояние. По-видимому, оно пострадало от дождя. Постройки Доногоо-Тонка наполовину обрушились: паланкины и ручные колясочки превратились в груду обломков.
Но это не важно. Сейчас речь идет не о том, чтобы представить акционерам Доногоо-Тонка достоверные и яркие доказательства. Надо произвести смотр пионерам в походной форме.
Церемония происходит в тесном кругу. Но все же Ламандэн пожелал придать ей некоторую торжественность.
На первом плане, справа, на небольшой эстраде сидят:
профессор Ив Ле Труадек, на почетном месте;
по правую руку от него — профессор Командор Мигель Руфиске;
по левую — банкир;
по сторонам — Лесюер, Бенэн и несколько друзей.
Пионеры, числом двадцать четыре, выстроились в два ряда в глубине.
Напротив эстрады — оркестр из восьми человек.
Ламандэн, поговорив с сидящими на эстраде особами, направляется к пионерам.
Он по-прежнему в сюртуке, прекрасно сшитом. Но впечатление от этого сюртука совсем иное, чем обычно; ибо он стянул его у талии чудесным кожаным поясом и надел фуражку, вроде адмиральской. В руке у него камышевая трость.
Он бегло осматривает своих людей. Потом становится перед ними, командует.
Пионеры в две шеренги по двенадцать человек маршируют, а оркестр играет кто в лес, кто по дрова.
Тогда профессор Ив Ле Труадек, с цилиндром в руке, встает. Профессор Командор Мигель Руфиске следует его примеру, а за ним все присутствующие особы.
Пионеры, двигаясь безупречным строем, выступают за своим начальником. Поравнявшись с трибуной, они разом поворачивают головы к особам, а те разражаются криками: «Браво!»
Неописуемо волнующий миг; у самых заядлых скептиков комок подступает к горлу.
9
Последовательные, затем одновременные изображения:
1. Главная площадь в Куйабе. Здесь расположился на привал один из отрядов наших авантюристов. Восемь человек с вьючными животными.
Авантюристы, видимо, в недоумении. В руках у них карты. Они спорят; еще немного, и они затеют ссору.
Они обращаются к местным жителям, настойчиво их расспрашивают. Никто ничего не может им сказать. Даже старец, весьма почтенного вида, и тот никогда не слышал про Доногоо-Тонка.