«У нас золото! В речном песке есть золото!»
Меньше всех удивлены, конечно, не основатели. Но они стараются не показывать виду. Они словно говорят:
«А что? Вы сомневались?»
На самом же деле они не могут прийти в себя; они обмениваются взглядами, означающими: «Неужели это возможно?! Или существует бог?» Они находят, что немного сглупили.
Но их смущение длится недолго. Вот уже они наставляют погонщиков каравана.
«Слышите? Золото, целыми лопатами. Постарайтесь рассказать об этом как следует».
Во время разговора содержатель буфета незаметно исчезает. Через минуту он появляется снова и прилаживает под вывеской скромный аншлаг:
Что же касается владельцев «London & Donogoo-Tonka’s Splendid Hotel», то не успели мы заметить их отсутствия, как они уже занялись акробатическими упражнениями на крыше и развертывают дополнительную надпись:
4
Ламандэн на юте парохода. Он печален. Ясно, что он размышляет о предстоящих неразрешимых осложнениях.
Основать город! В центре пустынного материка! С двадцатью четырьмя пионерами с площади дю Тертр и из кафе Ротонды! Шутка, нечего сказать!
По-видимому, легкий приступ морской болезни окончательно омрачает его размышления.
5
Ив Ле Труадек в своем кабинете. Вид у него довольно представительный, он курит сигару.
Но вот служанка подает ему конверт.
Он вынимает оттуда газетную вырезку:
Мсье Ив Ле Труадек принял в настоящее время победоносный вид, весьма забавляющий тех, кто его знавал раньше, и заявляет всем и каждому, что не сомневается в своем торжестве на выборах в Институт, до которых осталось всего несколько недель.
Тем не менее мы можем повторить, не боясь быть опровергнутыми, утверждение, однажды уже высказанное нами печатно.
Доногоо-Тонка, краеугольный камень славы географа Ива Ле Труадека, — веселый вымысел, если только это не темная плутня. Доногоо-Тонка не существует и никогда не существовал.
Мы с удовольствием примем в нашей редакции всякого, кто сочтет возможным доказать нам обратное.
К чему скрывать? У мсье Ле Труадека начинает ныть под ложечкой. Его осеняет мысль, что ему не следовало есть свекольного салата и что он едва ли его переварит.
6
В директорском кабинете на больших бульварах место Ламандэна занял банкир.
Он подписывает бумаги и задает подчиненным работу. Он озабочен, но отлично владеет собой.
Курьер подает карточку, на которой карандашом написано несколько слов. Банкир чуть заметно кривит губы, отпускает подчиненных и велит пригласить просителей.
Являются, довольно церемонно, три господина. Банкир встречает их непринужденно и с достоинством. Пока произносятся первые слова, он быстро взвешивает и оценивает вошедших.
У двоих прифранченный вид и довольно глупые физиономии. Они тщательно отделывают свои фразы. Эти не очень страшны. Опаснее третий. Его, видимо, не смущают ни обстановка, ни забота о том, как себя держать. Банкир, в сущности, только им и занят.
Эти господа явились поделиться известного рода беспокойством, овладевшим частью акционеров. По поводу Доногоо-Тонка распространяется нелепая клевета. Это повлияло на курс акций. Этим господам хотелось бы, чтобы в противовес этой кампании были выдвинуты решительные аргументы. В состоянии ли правление представить таковые?
Банкир заявляет, что он всецело разделяет законную тревогу акционеров. Но каких-либо серьезных опасений питать не приходится. Дело переживает мертвую полосу. Не кризис, нет; просто мертвую полосу. Затрачивается немало усилий, но их результаты скажутся только немного погодя. Надо иметь доверие. А что касается всяких клевет, слишком уж глупых, то на это можно только пожать плечами.
Впрочем, если кто-либо из этих господ располагает временем, то правление будет очень радо побеседовать с ним обстоятельнее, посвятить его в поневоле негласные подробности дела и даже помочь ему предпринять осведомительное путешествие.
Третий акционер, к которому это явно относится, остается таким же сдержанным; но в его взгляде нет ничего откровенно враждебного, ничего непримиримого.
Беседа заканчивается не слишком тягостно.
Все же, оставаясь один, банкир принимает очень озабоченный вид.
7
Последовательные, затем одновременные картины.
1. Ламандэн на пароходе. Серый денек. Размышления Ламандэна расплываются в тумане. Все же одно его видение настолько осязательно, что мы можем кое-что разобрать.
Человек, похожий на Ламандэна, по-видимому, сам Ламандэн, стоит, привязанный к колу. У его ног что-то дымится и пылает. Увенчанные перьями верзилы машут руками и пляшут вокруг него.
2. Ле Труадек в своем кабинете. Он думает о Ламандэне, об этом слишком медленном корабле, везущем их счастье.
Мы начинаем видеть эту думу.
Пароход в открытом океане. На пароходе Ламандэн, чересчур большой, непомерный, вне всякого разумного соответствия с размерами труб и мачт.
Корабль безнадежно недвижим или же подвигается так медленно, что разницы нет никакой.
Тогда Ле Труадек, тоже огромный, ступает в море, прямо в море, как раз за кораблем. Он упирается в корабль; наваливается, пихает изо всех сил. Но море упруго, как смола.
3. Банкир перестает писать и откидывается в кресле. Он печально хмурит лоб, проводит двумя пальцами по глазам. Мы видим его мысль. Ламандэн! Ламандэн, выпуклый, твердый, плотный, как рукоять инструмента. Банкир хватает Ламандэна, двигает им, взмахивает, как лопаткой или мотыгой. Идет как будто усиленная работа. Но вот он замирает с поднятой рукой, разинув рот, словно человек, который работает инструментом и вдруг замечает, что держит всего только ручку.
8
Рынок в Тагаральзиньо.
Караван мулов готов двинуться в обратный путь в Доногоо-Тонка. Товары навьючены на спины животных. Отправляется также несколько коз.
Погонщики еще разговаривают. Вокруг них толпится народ. Погонщики с жаром говорят о Доногоо-Тонка и его богатствах. В двадцатый раз изображают это золото, которое в реке можно собирать пригоршнями. Жители Тагаральзиньо слушают. Они не всему верят на слово, но слушают. Они и не такие чудеса видели.
Да и у этого двинувшегося в путь каравана совсем не плохой вид. Обитатели Доногоо-Тонка, может быть, и не добывают столько золота, как они о том рассказывают. Но кормятся хорошо.
9
Палуба на пароходе. Большая часть пионеров тут. На море свежо. Кое у кого из пионеров, по-видимому, морская болезнь. Остальные ждут своей очереди, щупают у себя под ложечкой или отчаянно скучают. Иные пробовали было играть в карты или рисовать. Но слишком качает. Остается только зевать или блевать.
Поодаль виден силуэт Ламандэна. Он величествен, но уныл. Можно подумать, что он отправляется на скалу изгнания. Пионеры глядят на него, говорят о нем: «Невеселый вид у хозяина!»
Ламандэн поворачивается на каблуках и решительной поступью идет к пионерам. Они, видимо, удивлены и ждут, кроме тех, у кого морская болезнь и кого не способно заинтересовать столь незначительное происшествие.
Нам нетрудно догадаться, о чем он говорит.
«Господа, прошу у вас пять минут внимания… Совершенно конфиденциальное сообщение… касающееся вас ближайшим образом…
Я боюсь, что вы не вполне отдаете себе отчет в том, какие нас ожидают трудности, и мне хочется вас предупредить.
Он кашляет, умолкает, следит за выражением лиц.
Он опять замолкает. Пионеры, не рисуя себе ничего определенного, догадываются о какой-то беде.
«Нас ждет саванна, дикий лес в сотнях миль от берега…
Доногоо-Тонка существует, конечно…
но… в виде проекта.
Вы понимаете?…»
Пионеры начинают понимать. Но на эту речь они откликаются самым различным, а в отдельных случаях и весьма странным образом.
Некоторые пионеры впадают как бы в ярость: «Нас морочили! Это гнусно! Давно бы пора сказать! Мы ни шагу дальше не ступим!»
Один начинает хохотать, все громче, хлопая себя по бедрам и топоча каблуками. Он все пуще заливается. Он протягивает руки к волнам, словно ища свидетеля, достойного оценить столь уморительное положение.
Другой, уже давно подтачиваемый морской болезнью, вдруг блюет до самого основания бизань-мачты.