Е. Любинский[251]Атака красной конницы[252]
Село Лозное расположено в лощине, имеющей форму корыта, по дну которого протекает маленькая речушка Тищанка. К югу и северу от села тянется ряд доминирующих пологих холмов.
По северной окраине села, по заснеженным склонам холмов и вдоль построек, расположились стрелковые цепи спешенных казаков. Сильный крещенский мороз сковал землю. Но он как бы не чувствуется – его поглотили оживление и особенная бодрящая нервность. Все готово к встрече противника: расстояния измерены, винтовки и пулеметы пристреляны, начальники проходят по цепям, отдавая последние указания.
На горизонте видны передвижения красной конницы. Неприятельская артиллерия посылает дающие перелет снаряды. Все в напряженном ожидании атаки. Маневрирующие конные массы противника принимают определенную форму. Колонны развертываются. Разомкнутые строи, волнуясь в своем наступательном движении, усиливают аллюр. В расплывчатых формах и линиях атакующих частей на фоне синевато-белого, ослепляющего снега вырисовываются яснее фигуры всадников. Блеск и сверкание на солнце обнаженных шашек, в связи со стихийной скоростью движения, придают картине особый колорит и жуткую яркость стремлению. Артиллерия посылает навстречу атакующим первую очередь шрапнелей. Удачные разрывы вызывают в цепях одобрение и повышают дух. Противник, в инстинктивном порыве скорее пройти артиллерийскую завесу, переходит в бешеный галоп. Наступает кульминационный пункт атаки: освещенные последними лучами заходящего солнца, красочные эскадроны неприятельской конницы, волнами несущиеся на Лозное, сметаются ураганным огнем донских батарей. Рвущиеся над головами атакующих шрапнели осыпают всадников свинцовым градом и создают на фоне зимнего пейзажа иллюзию сверкающих молний. Огонь артиллерии, смешанный с адским хохотом пулеметов и ружейной трескотней, вносит смерть и ужас в ряды атакующих конников. Расстояния быстро сокращаются. Время ускоряется секундами. Видны искаженные лица всадников, слышен конский топот и бряцание оружия…
Крики: «Ура!» Колебаниям нет места. Офицеры в цепях. Чувства и нервность исчезли – люди автоматы… Стрельба залпами почти в упор… Еще момент, и… успевшие по инерции прорваться сквозь огненную завесу поредевшие волны всадников не выдерживают моря огня, смешавшись, поворачивают назад и, устилая свой путь трупами, исчезают в полупрозрачной завесе наступающих сумерек. Ряд повторных атак отбит. Красная конница, не добившись успеха, отхлынула и растворилась в бедной мгле умирающего морозного дня.
…Зимнее солнце, бросая розовые тени на снег, скрылось за горизонтом. Усилившийся к ночи мороз сковал природу. Восходящая луна облила серебристо-бледным светом село и уснувшую под снежным покровом, сверкающим миллионами синеватых искр, землю.
Напряженная тишина, царящая в воздухе, только изредка нарушается скрипом снега под сапогами проходящих патрулей. Темные струйки дыма, тянущиеся к небу из убогих труб, редкие робкие огоньки, пробивающиеся сквозь завешенные окна хат, да белая сельская церковь напоминают еще о мире, о надежде, о жизни, а зловещая пустота улиц, разобранные заборы, дырявые крыши, мерзость запустения, перекошенные дороги и окопы по окраинам села говорят о жестокой действительности, о неуверенности не только в завтрашнем дне, но и в каждом грядущем часе.
М. БугураевПоход к восставшим[253]
Репная находилась много выше уровня реки Донца. От бугра, на котором она была расположена, местность шла к реке с небольшим уклоном, без рытвин, канав, кустарников, то есть была очень удобной для конной атаки. На нашей стороне красные имели большой, хорошо оборудованный плацдарм с глубоким, полного профиля окопом. Перед ним – проволочные заграждения в восемь рядов кольев. Много специально оборудованных пулеметных укрытых гнезд. Этот участок по фронту был около версты с половиной с глубиной его до 200–300 сажен. Через Донец, шириной здесь в 150–200 сажен был наплавной мост. Река здесь делала очень крутой поворот к северу и так текла около 2 верст, когда опять принимала свое прежнее направление.
С нашей стороны, от Репной к западу, примерно в версте, на крутом высоком берегу реки был хутор, середину которого разрезал широкий крутой овраг, по дну которого проходила дорога-спуск к реке. В нем можно было скрыть целый полк. Выхода к реке этого оврага со стороны красных не было видно, что было важно для нас. Почти против хутора на другом берегу реки была высокая, длинная каменная скала, почему река и начинала свой поворот к северу. Со стороны красных подняться на скалу пешеходу было почти что невозможно. Но от ее верхушки к реке постепенным ровным спуском шло чистое поле. Противник мог видеть только перед собой и назад. В итоге место к переправе было выбрано очень удачно, а спуск к реке от Репной облегчал атаку нашей конницы.
Генерал Секретев решил на плечах красных переправиться через Донец, захватить мост целым и немедленно продолжать наступление всем отрядом. Наступление начнется получасовой артподготовкой гранатами из двадцати орудий, за это время будут уничтожены проволочные заграждения. Прямо в лоб идут 78-й и 96-й полки, за ними моя 7-я батарея, за ней четыре сотни 80-го Джунгарского Калмыцкого полка, затем 8-я батарея, за которой переправляется 9-я дивизия[254], которая идет сейчас же вправо (восточнее) 8-й и сменяет 96-й полк, который, переправившись через Донец, наступал правее 78-го полка. После всех – резерв отряда: бригада генерала Постовского[255], батарея Упорникова. Моральное и, быть может, главное воздействие на красных должны были оказать две калмыцкие сотни, которые с началом артподготовки вплавь должны были переправиться через Донец. Одна сотня должна сразу броситься на север, чтобы успеть захватить в хуторе в 2 верстах штаб большевиков, а другая должна была отрезать красных. Они должны были показаться наверху скалы, чтобы «товарищи» видели бы и знали, что калмыки отрезали им путь к отступлению, что заставит красных скорее бросить окопы или же плыть через реку под метким обстрелом батареи Упорникова. А при атаке на пехоту казаки все время должны были кричать: «Калмыки… Калмыки…»
Весь маневр был объявлен казакам, каждый из них знал, что делать. И все было разыграно как по нотам. Услышав крики «Калмыки…» и увидев их от себя вправо от реки, «товарищи» бросились вплавь через реку, так как мост был уже захвачен казаками. Много их погибло в реке под меткими шрапнелями Упорникова. Из двух с половиной тысяч, по сведению штаба красных, мало кого спаслось. На хуторе калмыки захватили весь штаб красных. Ускакал лишь один комиссар. Никаких резервов у них здесь не было. При опросе пленных мы узнали, что в Каменской было два полка с одной батареей. Но со станции Глубокая ожидался подход красных войск для перегруппировки и перехода в наступление. В итоге мы опередили красных своим наступлением. 8-я дивизия[256] ночевала у хутора в 8 верстах от реки. На следующий день она двинулась к Каменской, 9-я шла самостоятельно восточнее, правее.
Навстречу нам вышел пехотный полк красных, на наш левый фланг. Он был обнаружен нашим боковым дозором и только начал разворачиваться для занятия позиции, как на него обрушился с дистанции в 2 версты убийственный огонь батареи Упорникова. Два конных полка атаковали красных, и они сдались, не оказав большого сопротивления.
У Каменской нас, 8-ю дивизию, встретил второй полк красных с батареей. Начавшийся бой длился недолго. При обходе конной бригадой генерала Постовского пехота красных начала сдаваться, нами в плен было захвачено более 1500 красных, батарея в четыре орудия. В станице были захвачены склады винтовочных и орудийных патронов, наши запасы пополнились, у меня в 7-й батарее на подводах было более тысячи снарядов.
В Каменской мы пробыли три дня. Вели глубокую разведку и ожидали атаку красных со стороны Глубокой, где, по сведениям разведки и перебежчиков, было около 3000 пехоты и две четырехорудийные батареи. Пехота рыла для себя глубокие окопы. Ждут еще подхода своих войск от станции Миллерово.
Генерал Секретев решил продолжать наше движение. У Глубокой был большой бой, красные оказали сильное сопротивление, но обходным движением бригады генерала Постовского и одновременным ударом всей конницы (четыре полка) – сдались. В плен к нам попало около двух с половиной тысяч, две батареи с большим запасом снарядов. Но и у казаков были большие потери, особенно в конском составе.
С нашим продвижением на север мы постепенно сменяли подводчиков, чаще всего женщин или подростков с их подводами для снарядов, и заменяли другими, так что когда подошли к восставшим, то и подводы были у нас из ближайших к ним мест. Все подводчики питались своими средствами, сами же кормили своих лошадей. Были среди них и подводы на быках.
Хотя Миллерово и оказалось в стороне от нас, но генерал Кучеров послал туда полк с артиллерией. Тогда красных там не оказалось. Но после нашего прохода подошли эшелоны красных, и нам пришлось возвращаться обратно в Миллерово, чтобы их ликвидировать. Здесь мы увидели, что все железнодорожные пути были забиты награбленным красными имуществом и пшеницей в мешках. Все это генерал Секретев приказал немедленно отправить в Новочеркасск, а мы продолжали выполнять свою задачу. Недалеко от Миллерова наш конный разъезд захватил еще обоз из 40 подвод на быках, груженных мешками пшеницы, которую везли на ст. Миллерово. Никакой охраны не было, сопровождал обоз с подводчицами-казачками только один матрос, который, по жалобам казачек, «измывался над всеми». Вот над обозом пролетел аэроплан, казачки со злобой говорили матросу: «Хоть бы Господь Бог послал бы на тебя с неба управу…» Матрос «матерился» и злобно смеялся, но вдруг появился казачий разъезд, и матрос попал в его руки. Когда обоз привели к генералу Кучерову и он узнал от казачек о поведении матроса, был созван здесь же военно-полевой суд, и его приговорили к расстрелу.