употребить много усилий, чтобы замять это трагикомическое дело. Вот тогда-то Дехтерев (как «Мария Магдалина») и решил «искупить» свои грехи, обратившись с просьбой к пишущему эти строки подготовить его к скаутмастерскому званию! Было это довольно неожиданно. Потел он и уставал страшно, но… нужно сказать правду: был он учеником очень способным, да еще прибавив к этому, что пощады ему не было и жучили его страшно!
В Ростове дело начало опять налаживаться, и теперь можно было, наконец, подтянуть тамошние отряды. Кроме того, в Ростове находился О.И. Пантюхов и старший скаутмастер Мультанен-Сахаров. Прибывший на съезд Репнинский, как всегда, внес струю надежды в наши собственные силы. Яркий деятель, опытный воспитатель и пламенный патриот – он своей русскостью и дельными замечаниями представлял резкий контраст со многими. Но, как увидим скоро, было уже поздно и все усилие донских деятелей по скаутизму должно было рухнуть…
Со Съезда инструкторов и деятелей по скаутизму Юга России и до начала общего отступления на Новороссийск – отрезок времени чересчур короткий, чтобы можно было говорить о достижениях или реформах в области как технической, так и воспитательной. Тревожное положение заставляло не раз задумываться: что же будут делать скауты в случае неудачи?
Пишущему эти строки удалось при помощи одного старого офицера и вдовы расстрелянного генерала (дочери которой были в его соединении), после долгих хлопот, достигнуть разрешения на формирование Особой сотни. Конная сотня должна была формироваться из скаутов старшего возраста. Даже намечен был командир – старый и заслуженный офицер. Задерживало все до настоящего формирования положение с приводом лошадей: железная дорога была забита военными передвижениями и не было людей для привода конным порядком. Все шло слишком медленно, а молодость инструкторского состава еще раз показала свою неопытность в таких делах. Кроме того, все было облечено строжайшим секретом, чтобы не напугать родителей.
В декабре 1919 года на площади у Александровского городского сада какие-то инструктора, по большей части ученики старших классов среднеучебных заведений, занимались со вновь призванными мобилизованными. Картина напоминала ополченцев начала Первой мировой войны или, по Пушкину, «Капитанскую дочку»… Кони запаздывали, но говорили, что они уже в дороге. Семьи скаутов отнеслись к затее весьма холодно, да это и было понятно. Но вести, доходившие с фронта, главным образом добровольческого, были не из утешительных. Гроза повисла в воздухе!
23 декабря, проходя по Платовскому проспекту, пишущий эти строки заметил гусарские фуражки офицеров 6-го гусарского Клястицкого генерала Кульнева полка[262] и… поспешил узнать, в чем дело. Полк был сформирован в селе Великостском и составлял вместе с мариупольскими гусарами[263] и Чугуевскими уланами[264] 1-ю Сводную кавалерийскую Донскую бригаду[265]. Проходил через Новочеркасск на Кубань, на формировку. Эта часть приняла на себя первый удар конницы Буденного, на стыке Донской и Добровольческой армий и… была разбита. Подробности были чреваты (как всегда) переходом солдат к противнику; убийствами офицеров и пр., и пр., так знакомое по Гражданской войне! Но остатки были еще хорошо сбиты, и части были нравственно крепки.
Ясно было одно со слов офицеров: начнется всеобщее отступление и терять времени никак нельзя. Быстро сговорившись с командующим полком ротмистром Франком, нужно было быстро собрать инструкторов.
К сожалению, родители даже инструкторов рассуждали по-обывательски: многие думали, что все еще устроится, и не собирались покидать Новочеркасска. Еще была сильна вера в победу, а спокойная жизнь в столице Дона затуманивала рассудок. К вечеру выяснилось, что согласилась идти в полк только маленькая группа инструкторов, во главе с двумя петроградцами. Было и другое. Так, братья Филатовы шли в атаманское училище, Сергей Дронов в Мариупольский гусарский полк и другие – по знакомым партизанским отрядам. К счастью, за полком вели косяк заводных лошадей, и в этом не было трудности – все сразу садились на коня!..
Не имея возможности рассказать про проводы и уход, так как наше описание и так растянулось, скажем только, что была и поучительная картина. Известно, что на Юге России босяки и всякие отбросы вообще представляли собой во всех местах как бы «альбатросов или чаек» прихода большевиков. Полковая колонна по три с песенниками впереди спускается к Железнодорожной улице. На одном из углов, на пригорке пустыря, откуда-то появляется обыкновенный мальчишка, оборванный и грязный. Он без шапки, и на лице у него написано безграничное удивление. Песенники прекратили пение. В колонне тишина. И вдруг…
– Тю-ю-ю! – протяжно и громко кричит маленький босяк. – К. и П. драпают! – Но каким тоном это было выкрикнуто – этого и через столетие забыть невозможно! Нужно было иметь силу воли, чтоб не проучить нахала…
Тяжело было на душе у донских инструкторов! Но еще тяжелее было тем скаутам, которые уже в последний момент, с голыми коленями и совсем налегке, уходили пешком из Новочеркасска – жертвы легкомыслия своих же родителей! Исход был действительно трагическим!
Никого не приходится винить. Все случилось чересчур быстро и неожиданно. Были и другие трагические случаи. Вот один из них.
Уже ушли все пароходы с рейда Новороссийска. От цементного завода наверху пулеметы поливают толпы сбившихся военных на Восточном молу. Французский миноносец быстро отходит от мола, забрав последних гусар Клястицкого полка. Уже пустил себе пулю в лоб (из винтовки) чернецовец Конной сотни Люся Горбачев. Один молодой, почти мальчик, узнает на борту отходящего миноносца… своего скаутмастера. Моментальная радость не может затмить тоскливого выражения глаз… Он кричит:
– Скажи правду – будут еще пароходы?
– Нет! – И скаутмастер отрицательно качает головой…
Юноша быстро садится и снимает сапог с носком. Как решительны его движения! Кажется, что он спешит… Встав и с тоской посмотрев вослед уходящему миноносцу – он приставляет дуло винтовки к груди и большим пальцем правой ступни нажимает на спуск. Среди стрельбы и криков ничего не разберешь. Наверно, и этот выстрел проходит незаметно. Его тело лежит, а голова свесилась с мола…
Чьи-то руки обхватывают пишущего эти строки, и он поворачивается. Какой-то старичок полковник в полушубке обнимает его и плачет. Он – тифозный и все видел, а нервы не выдержали. Мягко работают турбины судна.
Но не только были ужасные случаи. Много было радостных встреч и воспоминаний. До Галлиполи дошли только два донских инструктора. Часть донских инструкторов заплатила своей жизнью за любовь к Родине. Часть осталась жить под игом ненавистным – один из резонов, почему не даются ни фамилии, ни имена большинства. За границей уже были попытки создания казачьих отрядов, но по понятным причинам из этого ничего не вышло. Еще раз нам остается склонить головы перед памятью ушедших!
Да позволено мне будет сказать последнее слово если не по старшинству, то по моей деятельности в донском скаутизме! Чем же особенно выделился донской скаутизм – разведчество в России? Этот вопрос занимал многих деятелей, и особенно то, что именно петроградские инструктора имели наибольший успех и результаты своей работы на Дону. Звучит парадоксально, что именно самая «инглезированная» организация (а она и была такой в Петрограде!) нашла отклик в казачьих сердцах, и чаяния ее инструкторов были созвучны казачьей молодежи! Не случайно донские и дети, и юношество стремились к Добру! И этому масса примеров за границей!
Самое же главное вот в чем: казаки, и только казаки, с их домашним Православным и чисто Русским обиходом, научили и повлияли на своих же русских инструкторов, доказав на практике, что нам брать пример не с кого! Памятны еще случаи и примеры всевозможных навыков, упражнений, маневров и пр., которыми была полна жизнь донских скаутов.
П. МатвеевРейд генерала Мамонтова[266]
Кавалерийский набег, или, как говорят, рейд генерала Мамонтова, по праву займет первое место среди других рейдов русской конницы, уже занесенных на страницы военной истории. Из этих рейдов наиболее крупными являются набег партизанского отряда Чернышева на Кассель, столицу Вестфалии, в 1813 году и набег Мищенко на Инкоу в Русско-японскую войну. Но оба этих рейда как-то бледнеют перед набегом донцов Мамонтова на центральные губернии советской России.
Широкий размах и талантливое выполнение задуманного на огромной площади в глубоком тылу противника и сильное влияние на общий ход военных событий – вот отличительные особенности рейда донцов Мамонтова, особенности, по которым этот набег при более тщательном исследовании является образцом величайшей доблести казачьей среди всей мировой конницы.
Рейд генерала Мамонтова начался в 11 часов утра 22 июля 1919 года наступлением на участке Бутурлиновка – Ново-Архангельское – Васильевка. Красный фронт в этом месте был прорван, и вся масса конницы – до 15 донских полков – ринулась в прорыв. 24 июля донские полки были уже в с. Чаглы, где генерал Мамонтов отдал приказ идти на север.
После утомительного перехода под проливным дождем корпус Мамонтова 27 июля прибыл в Еланское Колено. Здесь решено было отправить обозы в тыл и двинуться дальше налегке.
28 июля отряд отправился дальше и на другой день уже вступил в окрестности Тамбова. Рядом удачных нападений на окружающие Тамбов села и железнодорожные станции казаки нанесли большевикам серьезный урон. Так, на ст. Терновая ими было взято в плен 4000 красноармейцев; на ст. Есипово – захватили несколько поездных составов с обмундированием, патронами, автомобилями, сахаром, солью и др. Все это было предано огню.