Из-под кочек, из-под пней
Лезет враг оравой.
Гей, казаки, на коней!
И айда за славой!
Мать, не хмурь седую бровь,
Провожая сына.
Ты не плачь, моя любовь,
Зоренька-дивчина!
Незатейливую, но веселую мелодию подхватили почти все. Хлопая в ладоши, появились танцоры тут же на эстраде и у эстрады. Забыты ужасы Гражданской войны, веселились все искренно и безудержно. Но комендантский час, объявленный штабом корпуса, не позволял гулянию перейти во всенародное и всеночное ликование. К 9 часам вечера сад, улицы опустели, и лишь цокот подков казачьих патрулей нарушал наступившую сразу тишину.
Наступила ночь. Теплое бархатное одеяло, унизанное сверкающими звездами, накрыло утихший город. А кое-где… приподняв занавеску, смотрели пары голубеньких, сереньких, карих глазок на силуэты в седлах уходящих в темь ночную казаков. Они видали, знали и ждали шуток и невинных проказ… Но не было проказ, было и не до шуток. Может быть, от страха недавно пережитого и не глядели голубенькие, серенькие, карие глазки… другие были времена, другие условия, другие человеческие взаимоотношения… уродливость входила, втискивалась во все поры того, что недавно было так красиво и человечески нормально.
В штабе было получено донесение от лазутчиков: в Козлове находятся большевистский главковерх Егоров и Лев Бронштейн, по кличке Троцкий. В городе большие запасы продовольствия и склады соли. Наблюдается прибытие воинских эшелонов.
Поздно вечером 9 августа последние части корпуса выступили из Тамбова. В городе наступила жуткая тишина. Казаков как и не бывало. Как вихрь пронеслись с короткой, веселой остановкой и вдаль унеслись черноглазые, загорелые, чубатые потомки русских землепроходцев.
Впереди маячил Козлов. И опять несколько полков распылились влево. Главная колонна, оставив за перелесками часть конницы для демонстрации, вдруг круто свернула вправо, а через несколько часов поворот влево, и перед передовыми дозорами авангарда корпуса открылись окрестности Козлова и… бегом передвигающиеся скопища красных, обманутых маневрами генерала Мамонтова. Но пришлось все же выдержать тяжелый бой.
У красных было преимущество в артиллерии, укрытые позиции, сзади богатый город, тыловые учреждения, на железнодорожных путях бронепоезда, несколько пехотных дивизий. Но подошедшие с противоположной стороны казачьи полки взяли весь район обороны в клещи. Полетели в воздух взорванные железнодорожные пути, запылали склады заготовленного леса, сена. В дыму появились казачьи пулеметчики, открывшие огонь, сея панику в тылах обороны. «Обошли!», «Окружили!» – и красные части, бросая окопы, бросились бежать, бросая винтовки, пулеметы, повозки с патронами и многое другое военное имущество и в городе награбленное. К вечеру второго дня казаки захватили город и сразу же были встречены ликующим населением. Главковерх Егоров и Троцкий-Бронштейн бежали, едва не попав в казачьи руки. Их счастье.
Впервые в Козлове первые входящие в город сотни были встречены на разных улицах горожанами по чисто русскому обычаю с хлебом и солью.
На одной из улиц штабную полусотню разведчиков, при которой было несколько офицеров связи, встретил священник с крестом, благословляя победителей. Его сынаофицера, вернувшегося с фронта из Галиции, где он пробыл почти два года и был четыре раза ранен, местные большевики убили в подвалах Чека, где он просидел раздетым две недели. Сразу от горя умерла его мать, жена священника. Чекисты арестовали священника, избили, но по настойчивой просьбе большого количества горожан выпустили с условием – в церкви не появляться. Местные железнодорожники спрятали, почти насильно, священника, и вовремя. Через некоторое время чекисты опять явились за ним ночью, но уже дома его не нашли. Их дальнейшие обыски и поиски остались безрезультатными. А батюшка был близко. Он даже видел, как его искали. Батюшка ушел вместе с корпусом и до конца похода был, по его просьбе, ездовым при команде связи.
В то же время приключился немалый курьез. Разъезды и дозоры арьергарда донесли, что по пятам корпуса движется какая-то часть на подводах. Две сотни казаков преградили дорогу, расположившись скрытно по ее бокам. Одна сотня пошла стороной так же скрытно навстречу предполагаемой пехоте противника на подводах (кстати, красная пехота любила кататься на подводах). Выйдя из оврага в перелесок, от дороги примерно в 400 шагах, сотник П-н (Володя) и находившийся при его сотне, как офицер связи от Добровольческой армии, корнет Кобыщанов (Петя)[280] залезли на дерево, стали рассматривать в бинокли появившийся обоз и были несколько удивлены, о чем сразу друг с другом поделились, что на каждом возу было только по одной или две фигуры, на них, или около, не видно винтовок, незаметно нигде блеска штыков, нет обычного для пехоты бокового охранения, как не было такового и далеко впереди обоза… Подвод было около сотни. Что за оказия? А вдруг пехота есть, да еще с готовыми для отражения любой атаки пулеметами? Такие случаи-ловушки были.
Подозревая все же укрытую в возах пехоту, сотник решил атаковать, но не открывая огня прямо по возам. Выбрав наиболее удобное направление для атаки лавой, пропустив вперед почти всю линию возов, сотня после нескольких очередей из четырех ручных пулеметов Льюиса поверх обоза, обнажив шашки, с гиком понеслась лавой на обоз.
Сразу же казаки были немало ошеломлены. Все ездовые попадали на дно своих повозок, лошаденки потрусили рысью, а некоторые и галопом, куда-нибудь и как-нибудь, в сторону зарослей, свернув с дороги, попадая даже в придорожные канавы, одновременно послышались женские крики и причитания. Конфуз был порядочный. Шашки в ножны – и вместо обычной работы завершения всякой удалой атаки казаки стали ловить бегающих лошадей, вытаскивать застрявшие повозки, восстанавливать порядок и, как умели, успокаивать плачущих, причитающих женщин. Во всем обозе не было ни одного мужчины.
Выяснилось, что все они из дальних деревень окрестности, которые казачий корпус прошел мимо. При раздаче казаками захваченной у большевиков добычи они, естественно, не присутствовали, а посему ничего и не получили. О щедрости казачьей они прослышали и вот снарядили обоз от нескольких деревень, двигаясь все время сзади в ожидании очередной победы над босяками-большевиками и, конечно, надеясь кое-что получить из захваченного добра, причем все в один голос просили побольше соли и… сапог. Об этом эпизоде рассказывали многие участники этой «лихой» атаки после окончания похода.
После занятия Козлова возы были наполнены дополна, скупости места не было. С веселым и довольным видом отважные искательницы соли и… сапог, отблагодарив казаков, как полагается, погнали своих сивок в обратном направлении. Кстати, на вопросы, почему не подались в столь дальний и опасный по времени поход мужики, а пустили женщин, бабы, смеясь, говорили, что мужики им самим нужны дома, а пустить их, так комиссары живо их в эту самую Красную армию заберут, а дома их не найдут ни белые, ни красные, так как они все время в бегах и от тех и от других. Казаки шутили: «Вот мы вас вместо мужиков замобилизуем к себе в корпус…» Женщины-обозницы не отставали и тоже лихо отвечали: «Ну что ж, опосля походу вернемся до своих изб с казачатами, и на том спасибо, красавцы, все прибыль деревне…»
При выходе из Козлова был получен приказ из штаба армии – повернуть на юг и двигаться на соединение с армией для решения других возникших задач. Двигаться ускоренным маршем. Приказ был встречен офицерами без всякого восторга, не были довольны и казаки. Впереди были заманчивые перспективы, погром красных тылов, что не может не отразиться на их фронте и боеспособности и моральной устойчивости армии. Несмотря на какое-то количество потерь в боях убитыми и ранеными, корпус в личном составе увеличивался за счет большого притока добровольцев.
Снабжение боевыми припасами, продовольствием, одеждой, обувью, всеми видами снаряжения и амуниции, а также конским составом было обеспечено все время полностью и даже с избытком за счет противника. Также было выяснено, что красные тылы оставляют желать много лучшего и далеко уступают фронтовой полосе в смысле организаций и моральной устойчивости местных гарнизонов. Свирепствовали безнаказанно Чека и части особого назначения, насыщенные на 90 процентов инородцами, уголовниками, маньяками и разного сорта проходимцами без роду и племени. Как сила сопротивления боевым частям, они равнялись нулю.
Но приказ есть приказ. С налету повернувшим корпусом был взят Елец. Красные были смяты и разгромлены наголову. Все захваченное, по примеру прошлых мест, было роздано населению, пленные разоружены и распущены по домам.
В конце августа, сметая на своем пути красные отряды заграждения, захватывая все новые тысячи пленных и разгоняя их в разные стороны, уничтожая оружие, боеприпасы, сея повсюду панику среди большевистских вождей, сжигая базы снабжения Красной армии, разрушая железнодорожные пути, корпус стремительно несся в направлении Воронежа. 29 августа, после короткого боя, Воронеж был взят. Несколько задержавшись в районе Воронежа, ведя бои уже с фронтовыми частями Красной армии и все одерживая победу за победой, 8 сентября передовые части лихого корпуса вошли в соприкосновение с частями Донской армии.
48 дней длился глубокий рейд конного казачьего корпуса под командованием генерала Мамонтова. Свыше 100 тысяч мобилизованных крестьян было распущено по домам. Роздано населению и так или иначе уничтожено громадное количество оружия, всех видов боеприпасы и всех видов продовольствие и фураж. Разрушены железнодорожные станции, пути, мосты, складские помещения. Разгромлены и деморализованы целые дивизии, нарушена связь, подорвана моральная устойчивость служивших большевикам за страх, а не верой и правдой. Красные почувствовали силу удара Белой армии в лице Казачьего корпуса генерала Мамонтова. Население увидело не мстителей, а освободителей. Пройдено было свыше 2000 верст. Этот беспримерный рейд конницы не имеет себе равного во всей военной истории, и это был последний, кульминационный пункт проявления казачьей доблести. Сл