Затем он сообщает, что полковник Певнев предложил ему создать «военный комитет», но он отнесся к этому несочувственно, так как «ждал пароходов в Крым, как обещал на военном совете полковник Дрейлинг». Но в это время пароходы уже стояли на рейде близ Адлера, целый день шла погрузка Донского корпуса, и нельзя допустить, чтобы об этом не было бы известно в Кубанской армии, тем более что так же грузились и кубанцы, не желавшие сдаваться красным.
Весь день 20 апреля, пока шла погрузка Донского корпуса, полковник Елисеев в это время вел переговоры по телефону с генералом Морозовым, которому атаман Букретов при своем отъезде поручил вести переговоры с красным командованием и который был фактически «в полном послушании красных». Полковник Елисеев пишет: «От ген. Морозова из-под Сочи получен приказ: «Командировать в Сочи, в Красную армию по одному офицеру и одному уряднику от полка при холодном оружии и без погон», затем получен от него новый приказ: «Все оружие сложить в порядке у шоссе. 22 апреля пройдет батальон красных для занятия постов на грузинской границе».
Из этого следует, что красное командование 20 и 21 апреля не решалось на наступление; оно безусловно знало о прибытии английской эскадры и начатой ею погрузке казаков и, ведя переговоры и отдавая приказы через генерала Морозова, который выполнял все по их указаниям, по-прежнему занимало Сочи в 40 верстах от Адлера.
3. Пессимистически полковник Елисеев заканчивает: «Факт остается тот, что Кубанской Армии в самые трагические дни ее гибели руки помощи из Крыма не последовало…» Но в действительности прибыла английская эскадра с приказанием «прикрыть погрузку войск огнем крейсера», пришел пароход «Россия», куда грузились Донской корпус, беженцы, калмыки, кубанцы, не пожелавшие сдаваться красным, вся 3-я дивизия генерала Бабиева и др. Пришел и другой транспортный пароход, который грузил казаков в ночь с 20 на 21 апреля, оставаясь на рейде близ Адлера и уйдя 21 апреля полупустым.
4. Когда Кубанская армия уже «сложила оружие» и двигалась по дороге на Сочи, как «пленные», полковник Елисеев писал: «Слева было открытое Черное море… Вдали на горизонте очень тихого моря показались дымки… их пять или шесть… Дымки постепенно увеличивались, и уже ясно были видны корабли, идущие к нам, к берегу, широким фронтом! По ним с берега, где-то, раздались орудийные выстрелы красных… Большой недолет! И на глазах казаков прокрейсировали, может быть, с полчаса времени, и тихо стали отходить за горизонт, скрылись от нас!.. За ними вслед послано проклятие в Крым, ибо он не выслал своевременно перевозочные средства…»
Из этого видно, что пароходы из Крыма и английские суда для их прикрытия были посланы, следовательно, причина трагедии Кубанской армии была в другом, а именно командный состав ее не был на высоте своего положения, начиная с атамана Букретова, заявившего: «Мы сдаемся, уговорить казаков оставаться!», генерал Шифнер-Маркевич[324] едет уговаривать Аинейную бригаду «сдаваться», генерал Морозов приказывает: «Всем офицерам оставаться со всеми своими казаками, Кубанская армия должна капитулировать!» В силу этого приказа полковник Елисеев в своем Лабинском полку заявляет: «Приказано оставаться… отступать дальше некуда… пароходов из Крыма нет…»
Ультиматум красного командования от 18 апреля был просто прочитан «для выполнения» уже решенного вопроса! Простые казаки-кубанцы не хотели оставаться, они боялись сдаваться красным. Они не верили условиям сдачи, и странно, что именно командный состав уговаривал их сдаваться… Парадокс, но это было так! Ведь этот же ультиматум красных о сдаче касался также и 4-го Донского корпуса, но там он не вызвал ни замешательства, ни обсуждений, сдача красным была для донцов неприемлема.
Уже после сдачи кубанцев красным, когда красноармейцы забирали военное имущество и лошадей с седлами и отводили в большой двор у моря, полковник Елисеев очень наивно пишет: «О перемирии, объявленном нам полк. Дрейлингом на военном совете, ничего не было сказано о лошадях и седлах казаков. Мы понимали, что из Туапсе все офицеры и казаки будут распущены по своим станицам и займутся мирным трудом. Произошел обман, недоговоренность, скрытность с обеих сторон и наша наивность…»
Как мог командный состав кубанцев, как могли офицеры поверить какому-то ультиматуму красных «о перемирии»? Даже рядовые казаки Донского корпуса все говорили, что «все это – ложь и обман!». Ведь вся идея борьбы против большевиков была борьба против лжи, беззакония и насилия. И уже в первый день сдачи кубанские офицеры поняли свою ошибку. Полковник Елисеев пишет: «Горе побежденному!.. Стыдно и позорно, но нас ждало что-то еще худшее… Подхожу к офицерам, вид у них растерянный… Сидя в их кругу, я рассматривал лица друзей и сослуживцев… Все они в панике и клянут тот час, когда согласились сдаться…»
Быстро пришло отрезвление и раскаяние! И не только раскаяние, но и упрек высшему командованию. Полковник Елисеев вспоминает, что еще за два месяца до этой трагедии генерал Науменко[325], командир 2-го Кубанского корпуса[326], приказал объявить в сотнях, что «офицеры никогда не бросят своих казаков и, если потребуется – разделят с ними их судьбу полностью». А командующий Кубанской армией генерал Улагай в то же время сказал: «Вашу кровь и стойкость никогда не забудет Кубань!» И… «вот теперь забыли и бросили в самые трагические дни их бытия», – с вполне понятной горечью заканчивает свое грустное повествование полковник Елисеев.
В его очерках мы видели внутреннее, глубокое переживание офицера высшего ранга, героя трагедии, которую он стойко и мужественно пережил, оставаясь верным своему долгу и оставаясь на своем посту.
Но еще больше были переживания и моральные страдания рядовых казаков, которые на протяжении трех лет кровавой борьбы слепо и беззаветно верили своим офицерам, геройски жертвуя своей жизнью, покрывая своими костями необъятные просторы Юга России, Дона, Кубани… А здесь, на клочке Черноморского побережья, прижатые к морю, увидали воочию, что те, кто возглавлял, воодушевлял, руководил эту беспримерную в истории неравную борьбу, под покровом ночи позорно их покинули и бросили на произвол судьбы! В отчаянии эти простые люди, казаки, искали какое-то спасение, ответ или совет у своих же офицеров и слышали: «Оставайтесь!»… на волю их злейшего врага. Что думали, что чувствовали, что переживали эти простые люди? И… кто был виновником этой трагедии, сможет сказать беспристрастно и объективно только будущий историк.