– Молодец, капитан, ты сказал правду, – заключил он. – А теперь расскажи, когда ты впервые попал в наш тыл. Где ты находился, под каким именем.
К этому вопросу Шубин также был готов. Описание жизни ефрейтора Эриха Кнехта уже не являлось военной тайной, и о его пребывании в немецком госпитале можно было рассказать без вреда для нашей разведки. Можно было даже поведать о предыдущем советском резиденте в Ростове, капитане Петерсе. И пусть этот улыбчивый майор проверяет все эти сведения сколько угодно – он убедится, что сидящий перед ним русский говорит правду.
И Шубин начал рассказывать о своей жизни под именем ефрейтора Кнехта. Он рассказывал все, не упуская деталей. Рассказал о своих прогулках по городу, о рации, хранившейся в курятнике, о том, как угощал пивом своего лечащего врача доктора Вольфа… Шубин вспомнил все случаи, когда выставлял врачу пиво, и все суммы, которые за это заплатил. Немец кое-что записывал, видимо, чтобы позже проверить. «Проверяй сколько угодно, – думал Глеб. – Может быть, доктор Вольф в результате проверки получит нахлобучку, может быть, его даже лишат медицинского звания – не жалко. Пока что этот рассказ работает на меня, на мою легенду…»
Разумеется, Шубин рассказывал не обо всем подряд. Конечно, он скрыл тот факт, что у него были информаторы в городе, не сказал ни слова ни об Анне Мухиной, ни о железнодорожном мастере Петре Чижове. Не рассказал также о том, как он умудрялся снова и снова ухудшать свое здоровье, повышать температуру, не говорил об уроках, полученных от индийского специалиста. Вот эти сведения могли немцам пригодиться, они сами могли постараться получить сведения о древней индийской медицине, поэтому Шубин на сей счет помалкивал.
Так он дошел до того момента, когда консилиум врачей запретил ему прогулки, и тогда он принял решение бежать из госпиталя. Ему требовался новый облик, новое имя – и он остановился на группенфюрере Шнейдере.
Шубин уже был готов начать рассказ об уничтожении палача Ростова Алоиза Шнейдера, когда допрос прервали. Раздался стук в дверь, и в кабинет просунулась голова часового.
– Господин майор, вы просили срочно доложить… – начал он говорить.
Но Зиммель тут же его прервал.
– Я понял, понял, – торопливо произнес он и встал. – Побудь здесь, возьми под охрану русского. А лучше позови второго караульного, и постерегите его вдвоем – он очень опасный тип. Чуть что – стреляйте ему в руку или ногу, потом вылечим. А я схожу, сам все узнаю.
Майор дождался, когда в кабинет войдет второй караульный – здоровенный немец со злобным взглядом – и торопливо вышел в коридор.
Зиммель отсутствовал недолго, минут десять. А когда вернулся, то держал в руках какой-то пакет, который положил на стол.
– Клаус, Ганс, вы можете идти, – сказал он караульным и, когда те вышли, обратился к Шубину:
– Что ж, капитан Давыдов, в нашем разговоре настал момент истины. Ведь теперь я получил все, что мне было нужно. Как ни удивительно, но капитан Таудлиц выполнил мое задание. Он обнаружил ваших людей, которые спрятались в овраге недалеко от того леса. И не просто обнаружил, но сумел уничтожить всю группу. Часть ваших людей убита, часть попала в плен. Не верите? Вижу, что не верите. Так я вам представлю доказательства. Ваши люди вас назвали, и теперь я знаю, как вас зовут. Никакой вы не Давыдов! Вас зовут Шубин, капитан Глеб Шубин. Вот, видите? А главное – у меня теперь есть ваша рация!
И Зиммель развернул принесенный им пакет. Да, на столе лежала рация – та самая, с помощью которой Шубин вел передачи весь январь.
– Ну, что скажете, Шубин? – издевательски спросил Зиммель. – Теперь вы мне не очень-то и нужны. У меня в руках ваша рация, ваши люди, в частности ваш радист. Так что я могу продолжить игру с вашим командованием уже без вас. А вас со спокойной душой передать в руки гестапо – пусть там выпытают у вас последние подробности: имена ваших агентов, которых вы мне не назвали, место перехода вами линии фронта, и тому подобное. Мы все, что нужно, узнаем! Ну, что скажете? – поинтересовался майор и замолчал, выжидательно глядя на разведчика. А Шубин между тем быстро анализировал сказанное немцем и соображал. Правду ли говорит майор или врет? С первого взгляда кажется, что все им сказанное – правда. Вот она, рация, от этого факта никуда не денешься. И его имя они как-то узнали, это тоже факт. Но если немцы действительно захватили часть ребят, в частности радиста Женю Погорелова, и Шубин им больше не нужен – почему, в таком случае, майор продолжает допрос? Почему медлит с окончанием разговора? Значит, ему что-то от Шубина еще нужно. Значит, он хочет склонить его к сотрудничеству. А это может означать только одно: никакого радиста у немцев в руках нет. А может, вообще никаких пленных нет. Скорее всего, все ребята погибли, и враги сумели захватить рацию. А имя Шубина узнали каким-то случайным образом. Может, его в сердцах выкрикнул перед смертью кто-то из бойцов? Если так, то ему, Шубину, надо держаться по-прежнему и продолжать смертельно опасную игру с врагом. Игру, для которой Шубин припас неожиданный ход. И этим ходом он сразу рассчитывал поставить этому самодовольному майору шах и мат.
Глава 21
Как ни странно, но Глеб, ничего, по сути, не зная, верно угадал ход событий. Группа солдат под командованием Таудлица действительно обшарила лесок, в котором первоначально укрывались разведчики, а не найдя их, стала осматривать окрестные овраги. И в одном из них наткнулась на сержанта Султанова и его товарищей. Завязался бой. Немцев было почти в два раза больше, к тому же они вызвали подмогу. Разведчики попытались прорваться из окружения, но это им не удалось. Во время этого прорыва погиб пленный лейтенант Шуберт – погиб от немецкой пули… Разведчики гибли один за другим. Радист Женя Погорелов, умирая, плохо понимая, где он находится, в бреду позвал своего командира: «Товарищ капитан! Капитан Шубин!» Так враги узнали имя своего пленного.
Разведчики, вероятно, погибли бы все до одного, но в этот момент советские войска начали наступление на поселок Целина. И немцам сразу стало не до этой маленькой группы, засевшей в овраге. Они отступили, и часть бойцов – Петров, Корнилов, Забелин, Силкин и сам сержант Султанов – остались в живых. Однако в ходе боя немцам удалось захватить рацию, которая была у убитого радиста Жени Погорелова.
Таким образом, майор Зиммель обманывал схваченного им капитана. Положение Шубина, в общем, не изменилось – Зиммель по-прежнему был заинтересован в том, чтобы капитан согласился на сотрудничество с врагом. Изменилось одно: теперь в руках у майора была рация разведчиков.
– Что же мне вам сказать, господин майор? – произнес Шубин после некоторых размышлений. – Да, меня действительно зовут не Давыдов, а Шубин, тут вы правы. Вы правы и в другом: конечно, вы можете сделать так, как вы сказали, то есть передать меня в руки гестапо. Эта возможность у вас остается всегда. Но ведь вы понимаете, что обратного хода не будет. После общения с гестаповцами я буду уже не капитан Шубин, а изуродованный труп. И, разумеется, не смогу передавать радиограммы своему командованию.
После таких слов торжествующая улыбка на лице майора Зиммеля несколько угасла, и само лицо скривилось. Придав ему суровое выражение, майор сказал:
– Как я понял ваши слова, вы готовы сотрудничать со следствием и готовы оказать помощь Германии в борьбе с большевизмом. Готовы или нет?
Делать нечего: надо было изобразить готовность. И Шубин покорно ответил:
– Да, господин майор, готов.
– В таком случае расскажите, как вы убили группенфюрера Шнейдера и что делали, завладев его машиной и назвавшись его именем.
Шубин не стал возражать против такого вопроса. Как раз эту часть своей работы он считал наиболее удавшейся. Сколько военных секретов он узнал, проникая в немецкие штабы под личиной коменданта Ростова! Сколько планов немецкого командования смог сорвать!
И он начал рассказывать о своих действиях в этот период. Но не успел он как следует развернуться, как майор Зиммель снова скривился и прервал его:
– Довольно! Об этом неинтересно слушать. Лучше расскажите, как и почему вы снова превратились в ефрейтора-связиста. Где вы действовали?
Что ж, Шубин мог рассказать и об этом. Он, правда, не стал говорить об изобретенном им способе «малой телефонной станции» на месте разрыва проводов, о подслушивании разговоров немецких генералов. Просто сказал, что ему удавалось получать секретные сведения благодаря близости к штабам. Впрочем, Зиммеля технология получения секретной информации не интересовала, его интересовало другое.
– Вы все время говорите, что действовали в одиночку, говорите в единственном числе, – заметил он. – Между тем нам известно, что у вас был помощник. Кто этот человек?
И снова это был вопрос, к которому Шубин успел заранее подготовиться. Он ничем не мог навредить Виктору Степанчуку. А вот погибший водитель, даже будучи мертвым, мог ему сейчас помочь и Шубин уже придумал, как именно. Оставалось подвести допрос к этому решающему моменту.
– Нет, господин майор, я не могу назвать имя моего помощника! – гордо заявил он. – Ведь этот человек смог скрыться, он и сейчас живет в Ростове…
– Ах, не можешь! – вскричал Зиммель. – А ты знаешь, что я сейчас сделаю? Я отправлю тебя в наш подвал! Это еще не застенки гестапо, но здесь тоже работают мастера своего дела. Они тебя так обработают, что у тебя ни зубов, ни почек, ни других органов не останется. А ну, давай быстро выкладывай имя человека, который возил тебя, когда ты изображал группенфюрера, а потом был твоим напарником в службе связи. Имя!!
Майор был очень грозен, просто страшен в своем гневе. Тут никто бы не устоял. И Шубин, глубоко вздохнув, тихо произнес:
– Его зовут Виктор Степанчук. Вернее, его так звали. Потому что, когда мы с ним расставались, то договорились, что он вернется в Ростов и возьмет себе новое имя. Я дал ему чистые бланки документов, и он мог вписать туда любое имя. Я нарочно так сделал, чтобы, в случае попадания к вам в руки, я не мог его выдать. Так что, к сожалению, господин майор, я не могу вам назвать его нового имени…