Донские казаки в борьбе с большевиками — страница 99 из 109

Ген. Денисов. – Этого приказа желают кадеты для того, чтобы пользоваться им в борьбе за свержение Атамана.

Ген. Драгомиров – По моим сведениям, уход Атамана был бы для них нежелателен. Они его поддерживают.

Ген. Романовский. – Может быть, выражение о невыводе войск с Дона можно будет смягчить.

Ген. Краснов. – Посмотрим. Я могу предложить такую редакцию: конституция Войска не будет нарушена.

Ген. Драгомиров. – Это значительно мягче. Это может быть приемлемо.

Ген. Щербачев. – Против этого нельзя возражать.

Ген. Романовский. – Согласен.

(Готовится приказ.)

Ген. Краснов. – Надо принять меры против злостной агитации из Екатеринодара. Оттуда расходуют частные средства на политическую борьбу Я лишен возможности делать это. За два дня праздников я получил один миллион двести пятьдесят тысяч рублей и передал их в казначейство.

Ген. Щербачев. – Это яркий показатель того доверия, которым Вы пользуетесь на Дону.

Ген. Краснов. – Но тем не менее, я должен сплошь и рядом уговаривать. В этом отношении я совершенно уверен только в одном корпусе, который у меня воспитывается на идеях Петрограда и Москвы.

(Читается приказ.)

Приказ

Главнокомандующего вооруженными силами Юга России По соглашению с Атаманами Всевеликого Войска Донского и Кубанского[264] сего числа я вступаю в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на юге России.

Генерал-лейтенант Деникин.

Атаман читает свое добавление:

Объявляя этот приказ Российским армиям, на земле Всевеликого Войска Донского находящимся, подтверждаю, что по соглашению моему с Главнокомандующим вооруженными силами юга России Генерал-Лейтенантом Деникиным, конституция Всевеликого Войска Донского, Большим Войсковым Кругом 15-го сентября сего года утвержденная, нарушена не будет. Достояние Донских казаков: их земли, недра земельные, условия быта и службы Донских армий затронуты не будут. Единое командование – современная и неизбежная ныне мера для достижения полной и быстрой победы в борьбе с большевиками.

Донской Атаман Генерал от кавалерии Краснов.

Соглашение было достигнуто в 15 часов 5 минут. Обмен приказами состоялся в 15 часов 20 минут. В 17 часов 10 минут, после обеда в поезде Главнокомандующего, поезд Донского Атамана с генералом Красновым и свитой отбыл на Новочеркасск».

Выработанный приказ в тот же день был опубликован армиям на земле Всевеликого войска Донского находящимся[265].

Итак, объединение осуществилось. Но скажу откровенно, невеселыми мы ехали домой. Нас беспокоила мысль, как и в какой форме начнет генерал Деникин проводить в жизнь «единое командование». Особенно мрачен был командующий армиями ген. Денисов. Он всю дорогу ворчал, говоря, что, подписав соглашение, Атаман этим подписал смертный приговор и себе, и Войску. Я держался иного мнения. Мне казалось, что, наконец, лопнул тот нарыв, вокруг которого разгорались страсти, сплетались интриги, рождались небылицы и распускалась злостная клевета о Донской власти. Хотелось верить, что с этого момента все пойдет гладко и начнется дружная работа обеих армий. К сожалению, этим моим надеждам не суждено было сбыться. Достигнутая форма объединения, видимо, не вполне удовлетворяла ген. Деникина. Хотя на совещании он и призывал «забыть личные обиды и оскорбления», но сам, однако, не смог стать выше этих чувств, не смог основательно и навсегда побороть свою неприязнь к ген. Краснову и Донскому командованию. Последующие его действия, о чем я укажу ниже, воочию убедят читателя в правоте высказанного.

Ни в положении Донской армии, ни в работе Донского штаба «единое командование» вначале ничем не отразилось. Прибыв в Новочеркасск, я пригласил к себе начальников отделов моего штаба, а затем и всех офицеров, которым и разъяснил смысл состоявшегося объединения. «Отныне, – закончил я, – наш штаб является подчиненным штабу Добровольческой армии, а потому каждое требование, поступающее оттуда в соответствующие отделы, должно быть выполнено незамедлительно и безоговорочно. Я требую забыть прежние недоразумения и обиды, начать дружескую работу и во всем идти навстречу штабу Добровольческой армии». Не скажу, чтобы это мое заявление вызвало у офицеров штаба какой-либо подъем или радость. Скорее, казалось, многие приняли эту новость как-то печально, мрачно и во всяком случае без всякого одушевления.

Логическим следствием состоявшегося соглашения с ген. Деникиным явился приезд в Новочеркасск 28 декабря 1918 года ген. Пуля. С ним прибыл его начальник штаба полк. Кис и три английских офицера, а также представитель генерала Франше д’Эсперэ – кап. Фукэ, представитель генерала Бертелло – кап. Бертелло и два лейтенанта: Эглон и Эрлиш.

По установившемуся уже обычаю, в тот же день вечером в Атаманском дворце в честь гостей состоялся парадный обед. В приветственной речи ген. Краснов дал полную картину трагедии России и Дона и рельефно подчеркнул настоятельную необходимость незамедлительной помощи Войску.

«Ровно месяц тому назад в этом самом зале, – сказал он, – я имел счастье приветствовать первых из союзных офицеров, прибывших к нам – капитана Бонда и капитана Ошэн. Я говорил тогда о том громадном значении, которое имеет теперь время. Я говорил, что не неделями и месяцами измеряется оно, но только часами. Я говорил о тех потоках крови невинных жертв, стариков, священников, женщин и детей, которые льются каждый день там, где была когда-то наша общая родина – Россия. Я умолял от имени этой России придти и помочь. Страшный кровавый туман замутил мозги темного народа и только вы, от которых брызжет счастьем величайшей победы, можете рассеять этот туман. Вы не послушались тогда меня, старика, искушенного в борьбе с большевиками и знающего, что такое яд их ужасной пропаганды. Медленно и осторожно, с большими разговорами и совещаниями приближаетесь Вы к этому гаду, на которого надо смело броситься и раздавить его. И наши враги в вашей осторожности видят ваше бессилие. А изнемогшие в борьбе братья наши теряют последние силы. За этот месяц пала под ударами вся Украина, богатая и пышная с обильной жатвой недавнего урожая. Усталые полки Южной армии и истомленные непосильной борьбой на многоверстовом фронте казаки, сдали большую часть Воронежской губернии. Богатый хлебом плодородный край превращается в пустыню. Идут кровавые расстрелы и тысячи невинных гибнут в вихре безумия. Вас ждут, господа, осужденные на смерть. В ваших руках жизнь и смерть. Ужели же Вы оттолкнете протянутые руки и холодно будете смотреть, как избивают женщин, как бьют детей на глазах у матерей и ждать чего-то. Ждать тогда, когда надо действовать. Ваш приезд тогда вдохнул силы. Явился порыв. Полки пошли вперед. Уже недалеко было до Воронежа… Но порыв не терпит перерыва и, не видя помощи сейчас, – изнемогли бойцы, истратили силы и молча отступают. Вы, господа, военные люди. И Вы знаете, что такое бой, и Вы знаете, что значит подача резерва вовремя, и как мало значит приход резерва тогда, когда разъяренный враг уже победил и уничтожил первую линию… Россия взывает о помощи… Франция, – говорит она, – вспомни о наших могилах в Восточной Пруссии в дни Вашей славной битвы на Марне, Франция, не забудь наших галицийских покойников в тяжелые дни Вердена. Пока Россия была здорова, – она была верной союзницей. Но чем виновата Россия, что она заболела этой страшной болезнью побежденных. Помогите ей. Исцелите ее. О, какой ужас творится в Москве, в Рязани, в Воронеже, в Харькове, повсюду в России. Темнота, голод, холод. Плач женщин и детей и пьяные оргии дикарей, сопровождаемые расстрелами… Во всем мире праздник Христов. Во всем мире тишина и радость покоя, и только в России, не прекращаясь – вот уже пятый год – гремят выстрелы, льется кровь и сироты, без дома и крова, умирают от голода… Несите нам свободу, пока не поздно. Несите теперь, пока еще есть живые люди в Русской земле… Идите туда, где Вас ждет триумфальное шествие среди ликующего народа. Пройдут недели и, если не пойдете Вы, там будут пепелища сожженных деревень и плач и трупы, и вместо богатого края – пустыня. Время не ждет. Силы бойцов тают. Их становится все меньше и меньше…»[266]

В гробовой тишине говорил Атаман Краснов. Каждое его слово глубоко западало в души присутствующих. Все взоры устремились на Пуля, с нетерпением ожидая, что он скажет в ответ, когда ген. Краснов закончил свою речь провозглашением тоста за здоровье Короля Англии и за всю страну.

«Ваше Высокопревосходительство и господа, – начал свою речь представитель Англии. – От своего имени и от имени моих товарищей благодарю Вас за честь, которую Вы нам оказали, провозглашением тоста за здоровье Его Величества короля Англии и за нашу страну. Всякий, кто слышал трогательные слова Донского Атамана, не мог не обратить на них внимания, не мог не принять близко к сердцу того, о чем он говорил. Наше присутствие здесь доказывает, что мы не забыли своего долга и, что мы хотим оказать Вам помощь. Мы будем Вас поддерживать и окажем содействие. Но надо помнить, что при теперешних перевозочных средствах трудно оказать немедленно большую помощь. Однако за те три недели, как я и французы находимся на русской территории, нами уже доставлено 50 тысяч винтовок, несколько миллионов патронов, большое количество медицинского и всякого другого снаряжения. Перед моим отъездом сюда я получил телеграмму из Лондона, в которой говорится, что приняты меры к доставке тяжелой и легкой артиллерии, винтовок, 500 тонн медикаментов, аэропланов и танков. И я надеюсь, Вы сознаете, что за короткое время той передышки, какую мы сами имеем, после войны с Германией, мы оказали всю возможную помощь. Я надеюсь также, что когда, по возвращении с Дона, я поеду к себе в Англию и расскажу там про героическую борьбу Дона и Добровольческой армии, то мой рассказ вызовет общее сочувствие. Мы восхищаемся и преклоняемся перед тем, что сделали казаки, Атаман ген. Краснов и генералы Денисов и Поляков. Мы чтим вместе с Вами память тех жертв, что страна принесла, чтобы избавиться от большевиков. И ничто не заставит нас забыть про Россию. Что касается до настоящего положения, то мне представляется, что оно не так плохо, как это может казаться. На востоке дела улучшились, и мы возлагаем большие надежды на адмирала Колчака, от которого в ближайшем будущем мож