279.
Тем не менее совет Донецкого сельскохозяйственного общества (1902) по поводу казачьего малоземелья сделал следующее заключение: «Для казаков наиболее существенным является не столько увеличение размера паевого довольствия, сколько упорядочение их землепользования содействием отводу паев в одном месте, возможно ближе к месту жительства»280. Почти об этом же сообщил на заседании областной комиссии о нуждах сельскохозяйственной промышленности в том же 1902 г. энтомолог281 донской администрации В.А. Фибер. Его доклад основывался на результатах обследования станичных юртов восьми станиц Усть-Медведицкого округа. Неудобства казачьего землепользования, по мнению В.А. Фибера, заключаются в существующем «дроблении пахотного пая, в удаленности отдельных его частей и вообще в неблагоприятном расположении разных угодий относительно поселений, что зависит в одних случаях от фигуры юрта и расположения населения на его территории, а в других от разнообразия почв; пахотные земли в юртах разбиваются на два, три, четыре и более надела, и в каждом наделе казак получает частицу своего пая, получаются так называемые ближние и дальние, первые и вторые наделы, при чем казак может обрабатывать сам только часть земли, остальная же сдается за бесценок в аренду или же обменивается на удобные участки со значительными, конечно, приплатами». По данным В.А. Фибера, в восьми станицах Усть-Медведицкого округа отдельный казак обрабатывает сам в среднем только 57 % своего паевого надела. «При таком положении вещей, – заключает донской энтомолог, – немыслимо ведение хозяйства не только улучшенными приемами, но и существующими теперь примитивными способами»282. К этому следует добавить, что на начало XX в. на Дону со стороны администрации не работало ни одного профессионального агронома, числились только специалист по огородничеству от Министерства земледелия, три энтомолога при Областном земском комитете, четыре сельскохозяйственных общества и два общества садоводства. Результаты их деятельности были невелики в основном из-за отсутствия достаточного финансирования283.
Казачье малоземелье традиционно связывают с обеднением казачьих семей и, как следствие, с неспособностью выставить на службу казака согласно требованию военного устава. Однако были и другие причины экономических трудностей донского казачества, которые следует отнести к обывательским стереотипам, что, впрочем, не умаляет их определенного значения. Еще в 1880 г. на заседаниях комиссии, посвященных земскому кризису, высказывалось мнение, что «у казаков существует какое-то странное, своеобразное понятие о достоинстве труда. Каждый знает, что казак, если ему нечего делать дома, ни за какие блага в мире не пойдет в работники и не станет работать по найму, – он скорее будет голодать, чем опозорит свое казацкое достоинство; это нелепое, извращенное понятие о личном труде крайне вредит экономическому благосостоянию казаков…»284.
В совокупности все перечисленные обстоятельства формировали ту социально-экономическую среду обитания донского казачества на рубеже XIX–XX вв., о которой, пожалуй, наиболее выразительно высказался В.Я. Бирюков, представитель от станичных обществ Хоперского округа в комиссии «для исследования причин, подрывающих хозяйственный быт войска Донского…» (1899): «Когда вокруг и среди нас – всюду мирные граждане всех сословий, свободно работающие на благо своего экономического преуспеяния, упадок казачества и его духа неминуем… Ведь ничто так нравственно не угнетает и не подавляет, как бедность, в особенности когда она, как казачья неисправность, возводится в самый низкий порок. И может ли быть человек удалым, когда знает, что дома осталась жена, маленькие дети, старуха мать чуть без куска хлеба?! Все эти «нравственные» воздействия вместе с практикуемыми арестами, понудительными продажами рабочего скота или части недвижимого имущества достигают только одной цели… заботиться о «воинской справе» и обращают эту «справу» в кошмар, который преследует теперь казака всю его жизнь и не дает ему возможности свободно заниматься хозяйством»285.
До 1860-х гг. тема «тягости» снаряжения на службу и ее отбывания со стороны донского казака практически не стояла или, по крайней мере, живо не обсуждалась ни властями, ни в редкой в то время литературе, посвященной казачеству, ни самими казаками. Думается, она не была острой по следующим причинам: необходимое снаряжение могло передаваться от отца к сыну, развитое скотоводство решало проблему подготовки строевой лошади, значительные земельные владения обеспечивали более или менее материальный достаток казачьей семьи, наконец, не исключалась и возможность добычи на службе. После Венгерской кампании 1849 г. для всех казаков устанавливалась единообразная форма обмундирования и вооружения. К строевым лошадям стали предъявлять определенные качества, из-за которых казачьи доморощенные лошади начали уступать место покупным. Постепенное преобладание земледелия, межевание земельных владений и рост казачьего населения суживали условия материального благополучия казачьей семьи. В итоге к концу 1860-х гг. количество казаков, воспользовавшихся станичными капиталами для снаряжения на службу, значительно возросло. Кроме того, у станичников существовали и другие формы поддержки семей, требующих помощи: «Когда казак находился на службе, а дома оставалась одна мать с несколькими малолетними детьми и когда эти лица, по недостаточному состоянию или вследствие разорения, терпели нужду, то над таким семейством назначалась опека. Опека состояла в том, что станичное общество назначало к бедствующему семейству на год кого-либо из казаков, обязанных внутреннему по войску службою. Назначенный казак находился при семействе за службу и должен был управлять опекаемым имуществом, как хозяин. На другой год назначался другой попечитель. Так продолжалось до тех пор, пока отец семейства не возвращался со службы. Большею частью эти годовые попечители, имея собственное хозяйство, не находились сами при порученных им семействах, но нанимали за себя кого-либо или уплачивали призреваемому семейству, по взаимному договору, взамен личных услуг, деньгами»286.
Возможно, первым, кто публично обратил внимание на проблему «тягости» казака от несения службы и ее экономической составляющей, был донской есаул И.А. Дукмасов. В своей статье «Необходимость реформы в казачьих войсках» (1871) он обосновывал идею «восстановления равновесия между экономическими силами казаков и размерами военной повинности». По мнению И.А. Дукмасова, современные ему данные об экономическом положении казаков «свидетельствуют как о постепенном истощении материальных их средств, так и о возрастающих потребностях». Но каких-либо конкретных, количественных сведений в подтверждение своих слов И.А. Дукмасов не привел. Тем не менее есаул был убежден, что если случится «первая большая война… то новое и усиленное экономическое напряжение может захватить не только всю экономию прошедшего времени, но и экономию будущего…»287.
Активный разработчик реформы донской казачьей службы 1874 г. А.М. Греков представил в таблице расходы казака, обязанного воинской повинностью, включая потери рабочего времени на учебные и военные сборы за весь срок службы, поданным на 1871 г. (см. приложение 14). Сумма получилась весьма внушительная – 1079 р. 25 к. (приготовительный разряд – 265 р. 25 к., в полках 1-й очереди – 400 р., в полках 2-й очереди – 335 р., в полках 3-й очереди – 54 р., в запасном разряде – 25 р.), или каждый год казаку с 18 по 37 лет пришлось бы платить около 17 р. При этом, по мнению А.М. Грекова, «в будущем, когда вследствие естественного приращения населения станицы будут стеснены в земельном довольствии, повинности казаков, по всей вероятности, придется облегчить, приняв часть расходов по снаряжению и обмундированию на счет казны»288. Расчеты А.М. Грекова демонстрировали среднестатистические показатели и не были лишены умозрительности. Для каждой конкретной казачьей семьи тяжесть службы ежегодно зависела от урожайности, отсутствия падежа скота, эпидемий, пожаров и других природных катаклизмов.
Повышенная казачья мобилизация в Русско-турецкую войну 1877–1878 гг., неурожайные годы конца 1870-х гг., сопровождающиеся эпизоотическими289 болезнями, стали одним из поводов неуплаты появившихся новых денежных земских налогов. Это позволило донским земским деятелям во всеуслышание заявить о том, что условия отбывания казаками воинской повинности крайне тяжелы в финансовом отношении и идут вразрез гражданскому и культурному развитию донского края290. С этого момента проблема «тягости» казачьей службы становится политическим лозунгом в руках отдельных представителей донской общественности.
Противник земства С.Ф. Номикосов в своем известном труде «Статистическое описание Области войска Донского» (1884) издержки казака определил в 681 р. 50 к. за весь срок службы. Уменьшение суммы по сравнению с грековской произошло из-за преувеличенной, на взгляд С.Ф. Номикосова, «оценки затрачиваемой казаками, отправляющими воинскую повинность, рабочей силы». При этом наибольшие траты, по расчетам С.Ф. Номикосова, заключались в приобретении и содержании строевых лошадей, а в целом тяжесть службы казака им оценивалась гораздо ниже по отношению ко всем повинностям донского крестьянина в денежном выражении (см. приложение 17). С.Ф. Номикосов вообще считал, что «поголовное служение казаков Донского войска… это не более как юридическая фикция, т. к. правительство никогда не осуществляло своего права требовать поголовного выхода казаков на службу, если понимать эту обязанность в буквальном смысле слова». По его мнению, «наибольшее напряжение воинской повинности Донского войска за последние 40 лет имелось в 1855 г., когда вышло в поле 30,8 % всего мужского казачьего населения области; затем казаки выставляли в военное время от 12,7 % мужского населения до 15,1 %, а в минувшую восточную войну выставлено всего 9,2 %. В мирное время на службу выступало от 4 % до 10,3 %»