как-то благополучно забыли. Младшенький попал в армию. И все бы ничего, ну, служит и служит. Армия только на пользу.
Но надо же так было получиться, именно его часть бросили в атаку на штурм Грозного.
В общем, материал в тему. Газета подняла шум. Я оказался на коне. Я вел борьбу со своим военкоматом и думал, что все делаю правильно. Я добился увольнения парня из армии и даже получил на руки соответствующие документы. Но пушки у мэрии города Грозный еще не успели стихнуть, и парень затерялся, где-то среди кавказских гор. Стало ясно, что надо ехать его выручать. И я поехал. Вместе со средним братом героя моих статей.
Я провел в зоне военных действий около двух недель и вернулся с большой удачей. Мы нашли парня. Контуженного, но живого. Нашли. Я возвращался домой героем и уже мысленно писал репортаж. «Самый счастливый репортаж из Чечни». Такой был заголовок. Под мой материал готовили полосу. Меня просили описать все, что я там видел.
И я написал. Написал все, что видел. По-честному. Правду. И о традиционном российском бардаке и о том, как молоденький молодой пехотинец отказался уходить с поста, даже когда ему сказали, что его ждет за воротами мать. О том, как к почте ночью подъезжал БТР, из него выходили солдаты, звонили своим матерям, говорили, что все у них хорошо, что они здесь отдыхают, а потом вскакивали на борт машины и снова уезжали туда, где грохотали взрывы, хотя могли поехать совсем в другую сторону. О том, что сам парень чуть не набил нам морду за то, что мы его забираем из части. Он хотел остаться и продолжать бить «чехов». О том, как женщина, у которой российские самолеты уничтожили дом, говорила им же: «Спасибо, сынки, что избавляете нас от этих бандитов!»
Но в газете была другая позиция. Там поддерживали чеченских боевиков, которые «боролись за демократию».
Я понимал, что все, что я написал, зря, что ничего этого не напечатают, это не соответствует позиции издания, но руки сами выбивали буквы на компьютере. Я не мог этого не написать. Я ничего не мог с собой сделать.
Я хотел, чтобы все было по-честному.
Звонит телефон. Гарик. Спрашивает:
— Ты где?
Отвечаю, что скоро буду. Он настаивает.
— Как скоро?
Пытаюсь отшутиться.
— Не успеешь три раза через голову перевернуться!
Эта присказка у меня еще с детства. Она из книжки «Город лгунов». Он шутки не понимает.
— Я серьезно.
— А что что-то случилось?
— Да нет, ничего. Но я же должен знать, где мои сотрудники?
О, как! Его сотрудники?! Ладно, проехали. Мне еще с ним разборок не хватает. Бурчу в трубку, что буду через пятнадцать минут, и отключаюсь. Нет, ну надо! Я — его сотрудник. Уже забыл, что мы чуть ли не на спичках тянули, кто из нас будет директором. И я ему уступил. Сам.
Прихлебываю кофе. Уже остыл. Снова подзываю официантку. Прошу налить еще чашку. Нет, я не хочу идти в таком состоянии в музей, надо успокоиться. Пью холодный кофе. Жду, когда принесут еще чашку…
Естественно, весь мой материал вымарали и сократили до размеров небольшой заметки. Ну, мол, вернулся из Чечни. Живой и здоровой. И ему повезло больше, чем другим парням, которые сейчас едут домой в цинковых гробах, или ведут нечестную войну против чеченских ополченцев.
Это уже редактор от себя добавил.
И я не возражал. Мое дело писать, а редактора править.
Но после этого случая или этих случаев, я имею в виду историю с сотней долларов, отношения с редактором как-то так сами собой разладились. Меня перестали посылать на интересные задания, и мои статьи и заметки почему-то в самый последний момент стали снимать с полосы под предлогом, что есть другие более важные материалы…
В общем, меня перестали печатать, и… тогда я, цепляясь как за последнюю соломинку, перешел работать в отдел спорта.
В отделе спорта, кроме меня, работал еще один парень. Он и редактор писали об олимпийских видах спорта. Ну там, футбол, хоккей, баскетбол, теннис, легкая атлетика, бокс, греко-римская борьба. Чемпионаты мира, Европы. Вена, Париж, Нью-Йорк.
А мне досталось все остальное… Чемпионаты Москвы, области, иногда России. Санкт-Петербург, Щелково, Нахабино. Керлинг, гольф, пляжный волейбол. И самое главное — восточные единоборства. Каратэ, ушу, самбо, боевое самбо. Бои без правил.
Вот именно. Бои без правил. Здесь я и познакомился с Рензо Грейси. Он был чемпионом мира по Октагону, американской версии боев без правил, и в качестве тренера двух бойцов — Рикардо Мораиса и Адильсона Лиму — приехал в Москву на чемпионат мира по боевому самбо, русской версии боев без правил.
Точно! Мы очень подружились с Рензо, и за день до финала этого турнира сбежали из гостиницы и уехали ко мне в гости.
Было как раз воскресенье, и в нашем сельском клубе организовывались танцы. Как будто наяву помню, мы подошли к клубу. Юнька, мой старый кореш, тогда еще живой, с приятелями стояли за углом и думали, где бы взять денег на бутылку. Увидев нас, им стало, понятно, где.
Подходим. Я знакомлю Юньку с Рензо. На первый взгляд Рензо не выглядел каким-то монстром. Совершенно обычный парень, лопоухий, с открытой улыбкой. Говорю, что это великий боец, чемпион мира по боям без правил. Не знаю почему, но каким-то третьим чувством Юнька, наш записной кулачник, сразу поверил в то, что перед ним стоит реальным боец, реальный поединщик. И не стал на деле проверять его способности.
Хотя обычно, в определенно стадии подпития, всегда предлагал схлестнуться.
Все произошло точь-в-точь как в знаменитой японской притче, где два мастера меча угадали друг друга только по одному взгляду. Правда, в Японии после дуэли глазами самураи сели играть в шахматы, а тут Юнька просто сказал: «Ну, за такую встречу надо выпить?»
— Может шампанского? — добавил он, вопросительно глядя на меня.
Тут Рензо, до этого совершенно не понимающий, что вокруг происходит, и с трудом говорящий по-русски, вдруг вставляет фразу.
— Ноу, вотка!
Стоит ли говорить, что после этого мы сначала напились до состояния: «Ты меня уважаешь!», а потом пошли кататься на санках на горку. Только-только выпал первый снег, и мы не могли не показать заморскому гостю старинной русской забавы. В общем, весело провели время.
Под занавес я, наконец, вспомнил, что за несколько месяцев до приезда Рензо в Москву, я видел на видеокассете его бой с американским монстром. Американец был чуть ли не на две головы выше Рензо. Он бил Рензо практически полчаса, но бразилец все-таки каким-то невообразимым способом выиграл этот бой. Сломал руку монстру. И мало того, после победы он с ненавистью наступил на голову уже поверженному противнику.
Меня интересовал как раз этот момент.
— Почему ты так сделал, Рензо? Ведь не по-нашему это как-то, бить проигравшего.
На что Рензо ответил:
— А! Этот гринго оскорбил мою женщину.
Потом прищурился, мы еще не протрезвели, и добавил.
— Вернее было не так. Моя женщина знала, что мне для победы не хватает …
Он долго подбирал русское слово и, наконец, выговорил.
— Уверенности. И она сделала так, чтобы гринго к ней стал грязно домогаться. Потом она сделала так, чтобы я об этом узнал. Естественно я разозлился, я был просто вне себя от ярости и после этого был вынужден победить.
Он засмеялся и показал фотографию своих детей. У него их было двое. Я спросил, а где фотография его жены? Он снова засмеялся и сказал, что ее фотография у него в сердце.
— Она замечательная. Моя Мария! — сказал мне Рензо и после этого вдруг резко добавил по-испански какую-то фразу. Мы находились как раз в таком состоянии алкогольного опьянения, что переводчиков было уже не нужно. Я понял, что он сказал. На русский язык она переводится как «Все бабы — бляди». Я не стал вдаваться в подробности и просто с ним согласился.
Потом мы выпили за его женщину, за мою женщину, потом за всех женщин в мире и, наконец, заснули.
Вернее заснул Рензо. Я положил его на русской печке, специально затопленой для него на даче, а сам еще долго смотрел в окно, где кружил первый снег, закрывая собой всю грязь нашего села.
Было тепло, и меня тогда впервые потянуло на глобальные размышления.
Я думал о том, что вот Бразилия, которая для большинства русских является ничем иным, как страной, где много диких обезьян и сексуальных карнавалов. А они сначала научились играть в футбол, и обыграли всех, теперь вот обыгрывают всех в единоборствах, еще немного и они научатся летать. Обязательно научатся.
Ведь только там, где есть настоящая любовь, умеют летать в прямом и переносном смысле.
Почему я вспомнил тот случай с Рензо? Не знаю. Наверное, мне всегда было завидно, что у кого-то есть такая женщина, которая была способна пусть и блядским способом, но в буквальном смысле подтолкнуть своего мужчину к Победе.
Мне всегда этого так не хватало. Наверное, во всей Бразилии было много таких женщин, которые подталкивали своих Рензо к победам. К победам во всем. И рано или поздно такая страна должна была научиться летать. А значит, появиться в Жуковском.
Так и случилось.
О пользе спама
Я несу камеру и оборудование в музей. Мое кладбище «забытых вещей». Мой последний бастион.
Спрашиваю:
— Где, Игорь!
Отвечают:
— Ушел куда-то.
Жаль. Не будет долгих разговоров насчет того, кто все же здесь начальник. Хотя, если честно, хотел с ним погавкаться на эту тему. Лишний повод не думать о проблемах. И, наконец, понимаю, что, как я не крутился сегодня, как не отвлекал себя воспоминаниями и размышлениями о былом, все равно пришел к сегодняшнему дню.
С одним и тем же любимым вопросом русской интеллигенции. Что делать? Как понять, кто мне ближе и дороже? Кто больше давал мне уверенности в жизни? С кем я буду чувствовать увереннее себя в будущем?
Допельдон! Ответа нет. Думать о сложившейся ситуации нет сил. Неохота. Все уже передумано тысяча раз — и выхода нет. Вернее, он как бы есть. Но такой фантастический, что просто не реальный.