Бедственные времена сеяли уныние и скорбь в людях. Одни ожесточались духом и сердцем, и кто был из таких посильнее, те давили более слабых, вымогая с них себе кусок хлеба; те, кто послабее, искали спасения в хитрости, коварстве, никто не верил друг другу, и каждый думал только о себе. Другие, немногие, болевшие душой о правде и мире, теряли всякую надежду сохранить в душе все доброе, живя среди такого зла, и бежали из мира, бежали от людей, скрывались в леса, пустыни, жили в строгом одиночестве, отрекаясь от всех внешних благ и удобств «многомятежного и злобного мира сего», предаваясь посту, молитве, подавлению в себе всех житейских страстей.
Убежищем для таких людей были монастыри, которых в то время возникло много. По всей стране основывались новые монастыри, наполнялись старые. В XIII и XIV веках на северо-востоке Руси монастырей считается вдвое больше, чем их было в первые два века христианства в южной и новгородской Руси. Там насчитывалось около 90 монастырей; в XIV и половине XV века их открылось в великорусской стране до 150. В XVI возникает еще около 100 монастырей, а в XVII – 220. По описи монастырей, сделанной в половине ХVIII века, числилось в России 966 монастырей.
Монастыри по своему происхождению были разные. Одни ютились вблизи больших городов, созидались усердием архиереев, князей, бояр, которые обстраивали эти монастыри и содержали их. Среди князей удельных времен считалась необходимым условием благоустроения княжества и стольного города постройка в нем собора и монастыря. Такие подгородные монастыри, проживая на виду у всех, завися от благодетелей, поддерживали постоянную связь и общение с миром, и потому их называли мирскими. Другие монастыри возникали из хижин и келий людей, удалявшихся от мира в тихую пустыню в поисках духовного подвига и молитвы.
Привыкнув издавна хранить в церквах и монастырях, в их крепких подвалах и хорах, за осененными крестом вратами, свое нажитое добрым трудом имущество, тогдашние люди и сокровища своей души, которым не было места в жизни среди людей, искали уберечь и сохранить за монастырской стеной.
Спасаясь от тягостей и раздоров жизни в миру, стремясь устроить мирное, братское житие, лучшие тогдашние люди любили повторять слова псалмопевца: «Се что добро и что красно, еже жити братии вкупе». Мирную жизнь «вкупе» можно было найти только в монастыре. В этом убеждали тогдашнего человека примеры настоящего и прошлого. Так поучала вся тогдашняя литература.
Весь книжный запас того времени составляли богослужебные книги, описания жизни святых, сказания о страданиях мучеников, и книжный человек тех времен, прочитывая о подвигах святых, не мог не подчиняться желанию подражать им.
Люди невольно свыкались и сроднялись с мыслью, что лучшая жизнь – это иноческая, подвижническая жизнь, и незаметно для самих себя делались монахами задолго до пострижения.
В житии св. Иосифа Волоцкого рассказывается такой случай: князь Андрей Голенин вел праведную жизнь, помогал бедным, прощал обиды и был очень милостив к своей прислуге; он часто посещал преподобного и много беседовал с ним. Раз князь Андрей выехал на охоту со множеством слуг в дорогих одеждах на лучших конях. Дорога шла мимо монастыря преподобного. Князь остановился у св. врат, слез с коня и вошел в соборный храм, где находился в это время преподобный с братией; здесь князь упал перед ним на колени и молил святого сменить его блистательную княжескую одежду на смиренную иноческую, которой облечены сам преподобный и вся братия; князь сказал, что отдает в монастырь все свое имение и молит, чтобы игумен постриг его немедля, не выходя из церкви. Преподобный постриг его и «вместо брачных черными его облече, и мних за князя именовася». Одетый в монашеские одежды, князь вышел из церкви, отпустил на волю всех своих слуг, которые никак не ожидали этого и, стоя у церкви, где происходил неведомо для них обряд пострижения их господина, весело разговаривали и шумели, ожидая удачной охоты.
Такие случаи, когда решение сделаться иноком приходило, как нечто совсем созревшее, внезапно для самого человека, были часты в то время. По житиям святых, по сказаниям о них можно достаточно ясно представить себе, как рос и воспитывался будущий инок.
Семья, в которой родился и воспитывался будущий подвижник, отличается благочестием. В кругу его родных есть кто-нибудь, принявший монашество. Обыкновенно это средняя служилая семья, иногда посадская или зажиточная крестьянская, всегда грамотная, так что будущий подвижник в детстве научается «книги чести» и очень увлекается чтением. Обучают его грамоте родители или какой-нибудь дьяк, «зело искусный» в «грамотной хитрости».
В детстве будущий основатель монастыря чуждается детских игр и развлечений. Любит уединение, любит слушать рассказы о подвигах святых, церковная служба для него высшее наслаждение: первым приходит он в храме к божественной службе и уходит последним.
Чтение книг и беседа с духовными лицами понемногу создают в будущем подвижнике непреодолимое желание оставить мир, восприять ангельский образ и спасти свою душу. В возрасте 11–15 лет будущий подвижник делает первую попытку уйти в монастырь. Не всегда родители сразу позволяют это: сын кажется им еще слишком молодым для великого подвига, неопытным. Юноша подчиняется уговорам, остается дома, но не оставляет своего намерения. Родители спешат женить его, приискивают ему невесту. Тут он делает первый решительный шаг. Повинуясь блеснувшему ему вдруг таинственному свету во время утренней предрассветной молитвы, чудному видению, загадочному сну, таинственно повелевающему голосу, юноша оставляет тайком родительский дом и спешит в отдаленный монастырь, куда влекут его слава обители и подвиги подвизающегося там святого. Юноша падает к ногам старца и молит принять его в число братии. Игумен, испытав пришельца и убедившись в его горячем и искреннем желании иноческого подвига, совершает обряд пострижения.
В монастыре юный инок безропотно несет тяжесть молитвенных подвигов, ревностно исполняет самые трудные работы на монастырском дворе, кротостью и незлобием заслуживает любовь всей братии. О нем скоро начинают говорить. Но этого-то именно и не хочет подвижник: не для славы земной оставил он «тленная мира сего»; и вот, как когда-то ушел он тайком из родительского дома, так и теперь тайно оставляет он монастырь и идет в пустыню, в глухую лесную дебрь, и начинает подвиг пустынножительства. Немного житейских удобств позволял он себе в монастыре, а в пустыне, лесной дебри, где и не найти никаких удобств, пустынник живет совсем без них; спит на земле, подложив под голову камень, пытается спать стоя или сидя и для большей бодрости держит в руке камень, чтобы он, если случится задремать подвижнику, падал и шумом своим будил его. Непрестанная молитва и сокрушение о грехах наполняют время подвижника. Питается он не более трех раз в неделю, а постом принимает пищу раз в неделю, да и то очень скудную и невзыскательную: коренья, лесные ягоды, просфора, принесенная из ближнего храма или монастыря, краюха черствого хлеба, оставленная случайным прохожим в кузовке, который подвижник вешает на дерево у окраины леса, где проходит дорога, – вот и вся трапеза подвижника.
Подвижник всегда чем-нибудь занят: копает огород, делает изгородь, поправляет свою хижину-землянку; непрестанный труд, пост и молитва изнуряют и искушают тело святого. Но и этого ему мало: чтобы совсем подавить всякие телесные желания, подвижник опоясывается тяжелою цепью, так что звенья ее врезываются в тело; надевает власяницу, беспощадно дерущую своими острыми, как иглы, волосками его тело; на голову, под монашеский куколь, надевает железную шапку, не носит никакой обуви и в самые жестокое морозы ходит босиком; тучи комаров в жаркий летний день вьются над подвижником, покрывают его лицо и руки таким слоем, что не видать тела, а подвижник стоит и молча творит молитву за себя и за мир.
Жилище подвижника в лесу – жалкий шалаш, кое-как огороженный, землянка, а то и просто дупло большого дерева. Подвижник избегает людей, налагает на себя обет молчания, и нет сил вынудить от него слово. К преп. Савве Вишерскому пришел родной брат; преподобный сошел со своего пригорка, на котором жил, благословил брата молча и возвратился на свой пригорок.
Место, избранное будущим основателем обители, всегда отличается красотою. С высокой горы увидал преп. Кирилл Белозерский необъятное пространство, покрытое озерами и лугами, орошенное Шексною; по красоте развернувшегося вида признал он это место за указанное ему Богом и поселился тут. Преп. Филипп Ираньский выбрал дивно-красивое место на высоком берегу пустынной реки Лыдоги. Селясь около реки, подвижники выбирали место обыкновенно в устьях ее, там, где она впадает в другую реку. Любили подвижники селиться на островах озер, а преподобные Зосима и Савватий поселились на островах Белого моря, где основали знаменитый Соловецкий монастырь.
Подвизаясь в строгом одиночестве, будущий основатель монастыря с любовью относится к окружающей его природе, приручает зверей и птиц. Когда преп. Сергий Нуромский пришел навестить преп. Павла Обнорского, то увидал, как стаи лесных птиц вились около преподобного; он кормил их из рук, некоторые сидели у него на голове и на плечах. Возле стоял медведь и ждал себе пищи, вокруг прыгали лисицы и зайцы. К преп. Никодиму Кожеозерскому так привыкли олени, что стадами ходили около него и кормились. Преп. Пафнутий Боровский любил «гавронов черноперых и многоязычных», по выражению жития этого преподобного, и дал заповедь не убивать грачей, до сих пор в изобилии гнездящихся в монастырском лесу. По рассказам житий, змеи и гады, повинуясь преподобным, оставляли места, где жили святые, и уходили прочь.
Подавляя в себе все житейские привычки и слабости, от которых так много зла среди людей, подвижник стремится стать лучше духом и сердцем. Подвигами труда, молитвы и поста он укрепляет в себе незлобие, кротость, чувство любви и всепрощения. Становясь лучше сам, подвижник верит, что его пример не останется бесплодным.