В домах знатных и зажиточных людей всегда находилась особая комната, которая называлась «крестовою», или «моленною». В этой комнате стены были уставлены образами, и все в ней должно было напоминать обстановку храма.
Царь Алексей Михайлович посещал каждый день все богослужения в своей домовой церкви, а когда был болен, служение происходило в его спальной комнате, и царь лежа слушал богослужение. В Великий пост он простаивал на молитве в церкви по пяти и шести часов сряду, клал по 1000 земных поклонов, а в «великие дни» сугубого поста и до 1500.
В доме всегда господствовало строгое благочиние, как в монашеской келии. Никто не входил в дом, не произнеся у дверей громко молитвы Иисусовой, и только после ответного возгласа – аминь! – можно было переступить порог. Кто бы ни находился в комнате, воспитанный человек тех времен, войдя, прежде всего крестился перед образами, делая три поклона, и потом только приветствовал находившихся в комнате людей.
Начальник и руководитель монастыря, его игумен, был всегда прекрасным хозяином, умевшим делать все, и ко всякому делу неустанно прикладывал он свою хозяйскую руку. И в домашней жизни от тогдашнего порядочного русского человека требовалось, чтобы он был хозяином своего дома, во все входил, обо всем заботился.
Основанием монастырских добродетелей было безусловное повиновение игумену и полное отрешение каждого от своей собственной воли. «Послушание – лестница на небо, – говорится в уставе преп. Евфросина, – оно выше поста и пустынного подвига. Ангел ходит за послушным, считает шаги послушания и представляет их Богу, и когда видит капли пота у упражняющегося в послушании, то приносит их Господу, как кровь мученическую». По словам св. Василия Великого и преп. Иоанна Лествичника, лучше согрешить, нежели преступить заповедь послушания перед своим духовным отцом.
Другой вопрос – жили ли так люди, но несомненно, что жить так стремились. Тот же «Домострой» советует постоянно обращаться к духовному отцу своему и монахам, «часто призывать их в свой дом, советоваться с ними во всем по совести, как учить мужу жену свою и детей, а жене как повиноваться мужу». «Слушайтесь отца духовного во всем, – говорит “Домострой”, – чтите его и бейте челом пред ним низко и повинуйтесь ему со страхом, потому что он ваш учитель и наставник», и это напоминается несколько раз. «Наибольшую честь оказывай монахам, – говорится в другом наставлении, – давай им все нужное, ибо это все равно, что ты отдаешь Богу, а если тебя угнетает печаль, то ступай к ним в келии, они утешат тебя».
Так прямо и непосредственно все выработанное монастырским обиходом широко вливалось в жизнь тогдашних лучших русских людей, тех из них, которые задумывались над вопросами жизни, над тем, как жить? зачем жить? что такое жизнь? Монастырь отвечал на эти вопросы и своими ответами создавал людей определенного и ясного типа по их образу мыслей.
И такие люди, как царь Иван Васильевич Грозный и царь Алексей Михайлович, как ни разны они были по своему характеру, поступкам, по всему внутреннему душевному складу, в одном они были одинаковы, как бывают одинаковы люди, одинаково учившиеся и одинаково думавшие, – это в вопросах о том, что хорошо и что дурно и как надо поступать. У них было одинаковое мировоззрение, мировоззрение великорусских людей XVI и XVII веков. Это мировоззрение складывалось в тесных келиях подвижников и их подвигом, силами обширных монастырей, возникших из их келий, проникало глубоко в тогдашнюю русскую среду и широко распространялось в ней.
Главнейшие пособия: В. Иконников «Опыт исследования о культурном значении Византии в русской истории»; И. Хрущов «Исследование о сочинениях Иосифа Санина, преп. игумена Волоцкого»; А. Архангельский «Нил Сорский и Вассиан Патрикеев»; В.О. Ключевский «Благодатный воспитатель русского народного духа. Речь в память преп. Сергия»; его же «Курс русской истории», чч. II и III.
Домашний быт русских людей XVI и XVII веков
В Московском государстве деревни, села, слободы и города состояли из дворов самой различной величины и формы. В то время как царский двор в селе Измайлове занимал четыре десятины, а дворы бояр и знати в Москве достигали пятидесяти сажен в длину и тридцати поперек, двор среднего русского обывателя занимал обыкновенно от семи до десяти сажен в длину и три сажени поперек. Располагали дворы по возможности на высоких местах, для безопасности от полой воды. Кругом дворы огораживались забором, а иногда и острым тыном, т. е. врытыми стоймя в землю заостренными бревнами, достигавшими аршин пяти и более высоты.
Домовитый зажиточный хозяин старался оградить свою усадьбу так, чтобы «через нее никакое животное не пролезло и чтобы слуги соседей не могли прокрадываться к его слугам». В огради всегда было нисколько ворот, большею частью двое: передние и задние. Передние ворота всегда заботливо украшали резьбой, пестро расписывали, и у богатых людей они были крытые, т. е. были устроены вроде подъезда. На верху ворот в верхней доске обязательно находилась икона, по большей части изображение Честного Креста Господня.
Днем и ночью ворота были на запоре, и у богатых хозяев на обязанности караульщика, жившего в «воротне», караулке, возле ворот со стороны двора, возлагалась обязанность отворять их, когда в том случалась надобность. Кроме караульщика, двор охраняли злые цепные собаки, спускавшиеся на ночь с цепей. Жилой доме ставился всегда посреди двора, против главных ворот. С улицы из-за высокого тына и не видно было старорусского дома.
Кроме жилья хозяев, на зажиточном древнерусском дворе помещалось еще несколько построек, жилых и служебных. Жилыми строениями назывались избы, горницы, повалуши, сенники. Избой назывался весь жилой дом вообще; горницей – от горнее – по самому смыслу слова называлось жилье верхнее, надстроенное над нижним, чистое и светлое; повалуши были небольшие комнаты, занимаемые кем-либо из домочадцев и пристроенные к главному зданию, к избе; сенником называлась холодная надстройка над конюшнями и амбарами; здесь хозяева жили летом для прохлады, здесь же справлялись, благодаря обширности помещения, различные семейные торжества – свадьбы, крестины, поминальные обеды. При каждом отдельном строении были сени, которыми соединялись жилые строения друг с другом. Таким образом зажиточное древнерусское жилье состояло из нескольких отдельных срубов, связанных один с другим теплыми сенями и переходами. Жилье обыкновенно располагалось так, что главная часть его – хоромы – примыкали к одной стороне сеней; по другую сторону от них, заворачивая, находились другие хоромы, и от этих хором, составляя с ними угол, отходило еще какое-либо жилье. Если местность не позволяла такого устройства жилья, то оно разбивалось на отдельные избы и хоромы, связанные друг с другом крытыми переходами, иногда довольно длинными. У богатого человека стояла на дворе своя церковь, и тогда все переходы сходились у храма.
Жилье бедного человека, изба, мало в чем отличалось от своего нынешнего вида. И тогда это было незавидное строение «на курьих ножках», с соломенной трепаной кровлей; только стекол в оконницах не было, и их заменяли слюда, пузырь, просто ставня, да без исключения все избы были курные. И жил тогдашний крестьянин так же, как во многих местах живет и теперешний, – в грязи, смраде, вместе со своими курами, гусями, свиньями, телками; так же чуть не половину избы занимала неуклюжая печь с полатями.
Зажиточный городской дом строился всегда в два жилья с надстройкой наверху. В дом вело крыльцо. В одноэтажных домах и избах вместо крыльца со ступенями находился только помост, огороженный перилами, с легким резным навесом наверху. В хоромах, более обширных и двухэтажных зданиях, крыльцо украшали пузатыми кувшинообразными колонками и покрывали остроконечной кровлей.
От крыльца, составляя его продолжение, вела пологая лестница наверх; лестница, т. е. ее перила, подпоры, кровля и т. п. тоже были богато украшены резьбой и пестро окрашены. Вход в нижний этаж был устроен или чрез особое крыльцо, или был только внутренний. Лестница крыльца выводила на рундук – нечто вроде террасы, огороженной точеными перильцами; с рундука был вход прямо в сени верхнего жилья. Собственно жилье и составлял этот второй этаж. Нижнее жилье не всегда было даже с окнами. Здесь помещалась обыкновенно прислуга, находились кладовые, в домах купцов здесь был товарный склад, в приказах тут находился архив или тюрьма. Нижний этаж назывался подклетью, верхний же, т. е. самое жилье, клетью. Клеть состояла из трех комнат; даже у царей было только четыре покоя в клети – передняя, крестовая, комната, т. е. кабинет, и спальня. Поварня находилась обыкновенно на дворе, в особой постройке, и соединялась крытым переходом с домом. Надстройки над жильем назывались чердаками, а над сенями – вышкой. Надстройки эти имели иногда очень затейливый вид разных башенок, шпилей, куполов всевозможных форм, с различными украшениями. Чердак был просторной и светлой четырехугольной комнатой. Он и был собственно тем, что называлось теремом. Это всегда были комнаты, наиболее разукрашенные резьбой и тщательной столярной отделкой…
Комнаты были очень невелики – сажени две длины и столько же, или немного меньше, ширины, Конечно, сени и нарочно строившиеся для пиров палаты были больше, занимая в длину иногда пять или шесть сажен. Средняя высота покоев была до четырех аршин, редко выше.
Крыши домов были деревянные, тесовые или из драни, иногда покрывали их берестой и даже дерном в защиту от пожара. Форма крыши обыкновенно была скатная на две стороны, с треугольными фронтонами на две другие стороны. У домов людей богатых крыши были самой затейливой формы: бочкой, япанчей, т. е. плащом, и т. п. По краю крыши шел резной карниз. Окна и линии фасада украшали резьбой, изображавшей «травы», зубцы, животных, петушков, сердечки, треугольники и т. п. Резные фигуры наводились золотом и красками. Особо тщательно украшали чердаки.