В старой Руси, как и в нынешней, главным затруднением при устройстве дорог являлось их протяжение, громадная длина их сети, раскинувшейся по обширному пространству Русской земли. Это отличительная черта русской истории: и во времена киевских князей, и в удельное время, и при царях, и в теперешние времена империи русскому народу приходится жить на громадном пространстве, когда не только от края и до края, но и от середины страны до краев ее всегда далеко. Эта обширность пространств делает то, что дороги на Руси всегда длинны, а следовательно, строить их и содержать в порядке дорого.
И в московское время небогатому, жившему редкими кучками по лицу обширной страны населению было не под силу содержать эти длинные дороги в порядке. Самое большее, что для этого делали, – это рыли тут и там канавы для стока застаивавшейся воды, набрасывали хворосту и сыпали песок на местах, где весенняя и осенняя погода разводила неимоверную грязь, мостили бревенчатую гать через болота, изредка строили на сваях мосты через небольшие реки, но чаще искали броду, а на многоводных и глубоких реках сооружали плоты и паромы.
Единственным строительным материалом в стране было дерево, реже глина и относительно редко камень; народ жил бедно, довольствуясь очень немногим для устройства своей домашней обстановки. Нечего и говорить, что никакие шоссе, каменные мосты через реки и овраги и т. п. не могли и возникнуть. Камня, годного для дорожного дела, мало на русской равнине, его и теперь местами приходится привозить издалека; в окружности какой-нибудь топи часто на десятки верст трудно найти простого песку.
Больше, чем люди, старинную русскую дорогу приводили в порядок летний зной, сушивший грязь, да зимний мороз, сковывавший крепко болота и топи, мостивший ледяные мосты через реки. Дорога в Древней Руси жила поэтому больше зимой, чем летом, особенно мирной, трудовой жизнью. Зимой тянулись обозы к большим торговым городам, от одного к другому и к выходу за границу; в сухую летнюю пору происходили передвижения военных сил, всюду шли отряды на усиление пограничных застав, навстречу слухам о татарах, на тревогу в стороне Польши или крайних восточных соседей.
Но и зимой и летом одинаково старинная русская дорога к себе не манила. Летом путники жаловались на обилие всякого «гнуса», т. е. лесных и болотных насекомых, комаров и слепней, от которых страдали и лошади и люди. А зимой снежные метели и сугробы снега «человеку по пазуху», как говорит летописец, засыпали и губили целые обозы. Зимой и летом волчьи стаи, шайки «лихих и воровских людей», т. е. разбойников, делали путь по Русской земле трудным и опасным. Но все-таки он хоть был возможен. Зато осенью и весной пропадала почти всякая возможность прохода и проезда из одной части страны в другую. Реки в половодье останавливали всякое сообщение по дорогам, поля на большое пространство покрывались водой и превращались в болота, в оврагах и ложбинах полая вода застаивалась целыми озерами. Нечего и говорить, что весеннее половодье и осенние дожди разводили всюду такие непролазные «черные грязи», что не становилось проходу и проезду никакому богатырю. Владимир Мономах в своем «Поучении» в особую заслугу ставит себе свои отдаленные путешествия. Да это и действительно, при описанных условиях, были подвиги. Летопись часто отмечает невзгоды тогдашнего бездорожья. В 1135 году князь черниговский Всеволод с братьями пошел было войной, но «нельзя бо беше перевезтися» через реку, где ледяные глыбы загородили путь; постояли три дня князья с дружинами перед непроходимым препятствием да и ушли обратно в Чернигов. Сто лет спустя собрался другой князь по весне в поход на ятвягов и дошел до Берестья, «но, – замечает летописец, – рекам наводнившимся, не возмогоста идти на ятвяг». А ранней весной 1237 года грозная татарская сила, смявшая всю Русь, остановилась перед лесами и болотами Новгородской земли, которые от весеннего половодья стали совсем непроходимы. В осеннюю распутицу или весеннее половодье, по замечанию летописца, часто бывало так, что «люди не смеяху ездити», и была тогда «в христианех скорбь и туга».
От бездорожья, бывали случаи, блуждали и сбивались с пути целые полки, как это было с войском великого князя тверского Михаила, когда он в 1316 году возвращался из Новгородской земли; «заблудиша в езерех и болотех и начаша мерети гладом, – повествует об этом случае летопись, – ядяху же и конину и кожи со щитов содирающе ядяху, а доспехи своя и оружье пожгоша и приидоша пеши в домы своя, а инии мнозии изомроша, жеваху бо тогда голенища своя и ремние…».
Благодаря крайней редкости населения, обитавшего в обширной стране, селения и деревни были редки и отстояли далеко одно от другого. Путешественнику негде было укрыться от непогоды; больному страннику негде было найти приют и помощь; в случае нападения диких зверей или грабителей негде и не у кого было искать защиты и подмоги.
Даже в XVI веке на таком большом торговом пути, как путь от Холмогор по Двине до Вологды, путешественникам приходилось останавливаться на берегу реки, под открытым небом, и готовить себе пищу из запасов, взятых с собой. Англичанин Дженкинсон, ездивший в то время по России, говорит, что всякому, собирающемуся ехать по России, необходимо иметь при себе топор, огниво и трут, котел и запасы пищи на всю дорогу, потому что по пути ничего этого не достанешь.
Дорога шла местами по пням давно срубленных деревьев, пролегала на топи и болота, на которых не всегда были гати и мосты, а если где и были, то отличались плохим устройством и небрежной постройкой. Мосты делались из толстых бревен, плохо связанных между собой, так что переезд по ним в тяжелом экипаже был прямо опасен. «Одному Всевышнему Богу известно, – пишет спутник антиохийского патриарха Макария, проезжавшего в Москву с юга в XVII в., – до чего трудны и узки здешние дороги… Все дороги были покрыты водой, на них образовались ручьи, реки и непролазная грязь; поперек узкой дороги попадали деревья, которые были столь велики, что никто не был в силах их разрубить или оттащить прочь; когда к этим павшим деревьям подъезжали повозки, то колеса их поднимались на эти деревья и потом падали с такой силой, что у нас в животе разрывались внутренности»… Другой иностранец, испытав на себе, что такое московская дорога, порешил, что русские нарочно запускают дороги в своей стране, чтобы затруднить иностранцам доступ внутрь своего государства.
Разъезжать в то время по России могли без ущерба для себя люди сильные и здоровые, умевшие владеть оружием и не страшившиеся встреч с разбойниками, промышлявшими по дорогам. По сторонам старинных русских дорог часто, очень часто стояли кресты над могилами ограбленных и убитых путников.
Один иностранец, Корб, ездивший по России в конце XVII века, видел в лесу между Москвой и Можайском крест, под которым было схоронено 30 человек, убитых разбойниками. То же было и по берегам рек. По Волге путешественнику до сих пор указывают множество местностей, прославленных рассказами о разбойниках. По всей центральной России рассеяны урочища, с названием которых народная память соединяет предания о старинных разбойниках Кудеяре, Ваньки Каине, Усе, Таньке Ростокинской и др.
Разбойничество в те далекие времена порою принимало характер целых предприятий, артелей, человек в 300 и более, с выборными атаманами во главе. При Иване Грозном знаменитый Ермак, связавший свое имя с покорением Сибири и тем заставивший забыть свою прежнюю деятельность, держал в страхе всю Волгу; от разбойничьих подвигов атамана Хлопко во времена царя Бориса почти прекратилось всякое движение под Москвой, и понадобилось выслать воинский отряд, чтобы разогнать и перехватать шайку Хлопко, состоявшую из нескольких тысяч человек.
Когда Московское княжество превратилось в Великорусское государство под властью царя и великого князя всея Руси, то правительство стало усиленно заботиться об устройстве и охране путей сообщения. От столицы государства, Москвы, протянулись проезжие пути во все концы обширного царства, пути крепкие и постоянные, «пошлые», как тогда говорили. По этим путям двигалось постоянно все, что поддерживало связь средоточия государства с внутренними областями страны и ее окраинами; по дорогам шли торговые караваны и обозы с запасами и товарами, везли царские подати, развозили распоряжения по управлению государством, двигались военные отряды, куда того требовала военная нужда. Усиливавшиеся сношения с иностранными государствами приводили на московские дороги послов чужеземных государей, иностранных купцов, по этим же дорогам шли свои послы в чужие страны. Все это и заставляло московское правительство много и усердно заботиться о том, чтобы движение по сухим и водным путям было удобным, дешевым, скорым и безопасным.
Нелегкое дело было, однако, устроить все это. В 1638 году понадобилось перевезти артиллерийский парк из Алексина в Тулу. Из Алексина в Тулу вело несколько дорог, но кроме как по одной пройти с пушками и обозами было «нигде не мощно», потому что иными дорогами «леса великие и грязи непроходимые». Но и по возможной дороге надо было «мостов мостить и гати гатить много», да через реку Упу мост крепкий, чтоб мог выдержать пушки, делать. Для всей этой работы отрядили 90 человек стрельцов, но, конечно, это оказалось слишком мало. Ни карт, ни чертежей не было, и пришлось искать знатока дороги: таким оказался тульский стрелец Петрунька Исаев, – «он все дороги знает, куда на Тулу с большим нарядом, т. е. с крупными орудиями, пройти мощно». Ну а когда не находили знающего Петруньки, тогда приходилось действовать наугад, посылать разведчиков, которые зарисовывали на лубках, как умели, конечно, очень приблизительно и неточно, особенности пути, руководителям же передвижения приходилось этими несовершенными набросками руководствоваться. Все это страшно замедляло передвижение, и русские люди московских времен предпочитали неверной колесной дороге водяную по тем бесчисленным рекам и речкам, которые во всех направлениях пересекают и бороздят Великороссию.