При монастыре преподобный построил богадельню и странноприимницу для нищих, слепых, хромых, прокаженных, где их и содержали монастырским трудом. Каждую субботу посылали из монастыря воз хлеба «к сущим в темницах и во узах». Пришел преподобный раз к князю Святославу и попал на пир, музыку и пение; увидел играющих пред князем «оных гуслные гласы испущающих, иных органные писки гласящих, иных же иные мусикийские и тако всех веселящихся яко же обычай есть пред князем». Преподобный сел подле князя и «мало восклонся рече к нему: будет ли сице во оный век грядущий?». И князь велел перестать играющим, и с тех пор, когда ему докладывали о приходе преподобного, всегда распоряжался «тихо стати и молчати» музыкантам. Этот князь Святослав согнал с киевского стола своего брата старейшего Изяслава, и преподобный много и настойчиво укорял Святослава, писал ему эпистолии и словами призывал вернуть брату неправедно отнятый у него Киев. Святослав не слушался преподобного, но никак не мог заградить ему уста, и Феодосий на ектениях поминал всегда князя Изяслава, «яко стольного князя и старейша всех», а Святослава «аки не по закону седша» не велел поминать в своем монастыре.
Таким образом монастырская жизнь не отделялась от жизни светской. Инок уходил в монастырь от греха и соблазнов жизни мирской. Но, покорив себя духовному подвигу, стремился личным примером и поучением внести в среду мирян смирение, любовь к правде, справедливое отношение всех к каждому и каждого ко всем, учил жить благочестиво здесь на земле, чтобы быть достойным царства небесного и жизни вечной.
Печерский монастырь был образцом для всех других монастырей. В XII веке патриарх дал монастырю наименование лавры, и печерский игумен Поликарп, первый из русских иноков, получил достоинство архимандрита. Выходцы из Печерского монастыря хранили трогательную любовь к своей обители и стремились, как бы далеко ни занесла их судьба и как бы высоко ни вознесла в чести людской, вернуться на склоне дней в киевские пещеры. Епископ владимирский Симон, постриженник Печерского монастыря, в своем послании к преп. Поликарпу (около 1225 г.) трогательно выразил эту любовь к родному монастырю. «Кто не весть, – писал он, – мене грешного епископа Симона и сеа соборные церкви красоты, владимирские и другие суздальские церкви, яже сам создав? Колико же имеета градов и сел и десятину сбирают по всей земле той и тем всем владеет наша худость!» И вот епископ готов всю эту славу вменить в прах, если бы Господь привел его хоть бы хворостиною торчать у врат обители или сором валяться на дворе обители Печерской. «Лучше день един провести в Печерском монастыре, нежели 5000 лет вне его».
Вместе с церковью, в ней и около нее образовался новый общественный слой – люди церковные: белое и черное духовенство, иноки и инокини, все, кто служили на клиросе, просвирни, свещегасы, дети священников и дьяконов, люди, поставленные во главе благотворительных церковных учреждений, лекаря, учителя, призреваемые церковью люди убогие и богаделенные, сироты и вдовы, прощенники (получившие чудесное исцеление), задушные люди (рабы, отпущенные на свободу по духовному завещанию господ), все те, кого жизнь и неудача выбросили из тех разрядов общества, к которым они принадлежали по рождению; таких людей называли тогда изгоями: попов сын грамоте не умеет, купец проторгуется, холоп из холопства выкупится – все это изгои, которые суд и правду, убежище и помощь могли найти у церкви, и церковь становится их защитницей. Всех этих людей судят и оберегают церковные власти. Церковная власть судит и вообще всех людей по таким их делам и преступлениям, как развод, бракосочетание в близких степенях родства, кощунство, ведовство, имущественный спор между мужем и женой, раздор между родителями и детьми. Таким образом освящаемые церковным поучением и толкованием новые начала жизни тысячами путей и многоразличными влияниями входят в сознание русского общества.
Церковь учила новому пониманию взаимоотношений между властью и подвластными, провозглашая, что верховная власть, власть князя поставлена от Бога «на казнь злым и на милованье добрым». Князь-военачальник и князь-судья, берущий дань за свою службу земле, становится, по учению церкви, оберегателем веры христианской, источником нового закона, трудолюбцем во имя общего блага. Под влиянием церкви княжеская власть приобретает характер власти государственной по Божьему изволению, и когда князья в своих «которах» и «коромолах», в ярой борьбе за старшинство и выгоды, роняют сами свое высокое значение, церковь строгим и властным поучением побуждает ссорящихся князей чтить старейшего, соблюдать право и справедливость во взаимных отношениях, не преступать чужого предела, помнить, что им придется дать ответ Богу, от Которого они имеют свою власть. Народу внушается, что князя надо чтить, как Божьего ставленника, что нельзя идти с оружием на князя, как древляне пошли на Игоря, – то все зверинский обычай.
Церковь не имела рабов. Раб, подаренный церкви, становился на положение свободного, и церковь своими поучениями стремилась внушить тогдашнему обществу, что и рабы – люди, учила не томить их голодом и многотрудной работой, соблюдать меру и человеколюбие в наказаниях, осуждала за убийство раба, как за убийство человека. Умыканье и покупка жен, многоженство под влиянием церкви отходят постепенно в область преданий, становятся для людей-христиан «поганским» обычаем. Церковь ратовала против кровавой мести, которая и была при сыновьях Ярослава заменена денежным выкупом в пользу родственников убитого и штрафом в пользу князя.
Распространению христианства в стране восточных славян очень мешало то обстоятельство, что первыми учителями-проповедниками были греки, плохо знавшие язык и нравы тех, кому они несли Христово учение. Надо было создать своих проповедников, свое духовенство. Еще Владимир Святой почувствовал необходимость этого и основал в Киеве и других городах училища. О Ярославе летопись повествует, что он «книгам прилежа и почитая е часто в нощи и в дне; и собра писцы многы и прекладаше (переводили) от грек на словеньское письмо и списаша книгы многы, ими же поучашеся вернии людье наслаждаются ученья божественного».
Так новая вера не только создавала новое христианское просвещение, но и самые задачи бытия государственного и общественного осенялись христианским идеалом. Все это новое, вносимое в русскую жизнь христианством и церковью, сплетало основную связь единению Руси с христианскими цивилизованными народами Запада. Когда в 1054 году произошло разделение церквей восточной и западной, Русь, принявшая христианство от греков, осталась вместе с Византией, и русское христианское просвещение продолжало хранить в себе византийские начала. В 1453 году Византия пала под ударами турок, и тогда Русь сделалась единственным на свете независимым хранилищем православия, восточного исповедания христианства.
Главнейшие пособия: С.М. Соловьев «История России», т. I; Е.Е. Голубинский «История русской церкви», т. I; М.Д. Приселков «Очерки по церковно-политической истории киевской Руси X–XII вв.»; «Патерик киевского Печерского монастыря»; П. Знаменский «Руководство к русской церковной истории»; Н.Я. Аристов «Первые времена христианства в России по церковно-историческому содержанию русских летописей»; Преосв. Макарий «История русской церкви», тт. I–III; В.И. Иконников «Культурное значение Византии в русской истории».
Князь и вече
Вечем в Древней Руси называлась сходка взрослых домохозяев, жителей одного города, для решения сообща каких-либо дел, касающихся их городской жизни. Сходки эти существовали издавна, задолго до призвания князей, при первых князьях и до самых тех пор, как поднялась Москва, вобравшая в свои пределы отдельные земли, или волости, на которые распадалась в древнейшее время Русь.
Волостью, или землею, назывался в XI–XII веках целый округ, вмещавший в себе несколько городов. Один из этих городов считался старшим, или «великим», а другие города были только «пригородами» этого старшего города, по имени которого называлась обыкновенно и самая земля. Летописец, живший в конце XII века, отметил такое устройство Русской земли, как исконное. «Новгородци бо изначала, – писал он, – и смоляне (жители Смоленской области), и кыяне (киевляне), и полочане (жители Полоцка), и вся власти (волости), яко же на думу, на веча сходятся; на что же старейшии (города) сдумают, на том же и пригороди станут». Вече, следовательно, было формой, в которой выражалась тогдашняя государственная власть. Надо, впрочем, отметить, что вечем называли тогда и простое совещание старейшин, и такое народное собрание, которое не имело своей задачей вынести постановление, решающее то или иное государственное дело, а решало дела хозяйственного распорядка, не касавшиеся внешней безопасности, внутреннего благоустройства или суда. Но по преимуществу вече в киевское время было органом политической власти народа. Другой формой выражения государственной власти в Древней Руси был князь.
Варяжские князья утвердились в стране восточных славян тогда, когда славянские племена жили довольно сложной, разработанной жизнью как в государственном, так и в хозяйственном смысле. Варяжские князья пришли не на пустое место и не к бедным племенам дикарей. Славянские племена того времени жили объединенными в волости, сосредоточившиеся около больших торговых городов. Новгородские славяне призвали Рюрика с братией его только к себе. Отвага и военное счастье самого конунга и его ближайших преемников отдали им в руки княжение во всей стране восточных славян. Варяжские конунги стали князьями славянских городов, с которых собирали дань как в знак подчинения этих городов своей власти, так и в качестве вознаграждения за ту тяжелую службу, какую пришлось нести князьям по охране страны и ее торговли.
Дань князья собирали тем сырьем, которым торговала Древняя Русь. Это обстоятельство, превращая князя в первого и богатейшего торговца города, связывало его интересы с интересами всех горожан и заставляло его жить с ними в ладу, признавая в известной мере их самостоятельность. Вече