тво.
По смерти Всеволода Киев и старейшинство отошли к старшему внуку Ярослава, сыну Изяслава, Святополку, княжившему до того в Новгороде. В Чернигове остался Владимир Мономах. Вот тут-то Святославичи, считая себя старше Всеволодовича Мономаха, потребовали, чтобы в Чернигове сел старший сын Святослава, а Владимир Мономах занял менее важный город. В 1094 году Олег Святославич привел с собой половцев и осадил Мономаха в Чернигове. Мономах долго отбивался, но дружины у него было мало, и он должен был уступить Чернигов Олегу, а сам пошел княжить в Переяславль. Приведенные Олегом половцы грабили и опустошали землю. У Олега продолжались нелады со Святополком и Мономахом.
Поднялись и князья-изгои, сыновья младших сыновей Ярослава, которые перемерли раньше своих старших братьев, не достигши киевского стола. В свое время Всеволод успокоил их тем, что дал им небольшие города, теперь они потребовали большего.
Было кровопролитье по всей земле и не стало порядка. Старший князь, Святополк, был человек слабый и бесхарактерный; его никто не слушался и не уважал, потому что он постоянно вмешивался в ссоры и «коромолы» младших князей и держал слишком явно сторону одних против других, руководствуясь корыстью и личными расчетами.
После смуты, длившейся четыре года, князья решили, наконец, покончить все распри миром, уладив все с общего согласия. Ради этого все спорившие съехались в городе Любече (1097). «Зачем губим Русскую землю, поднимая сами на себя вражду? – говорили князья. – А половцы землю нашу разоряют и рады, что между нами идут усобицы. Станем же теперь жить в одно сердце и блюсти Русскую землю».
Так как вражда пошла оттого, что Святославичам не дали тех волостей и того места по старшинству, на какое они имели право, как сыновья второго сына Ярославова, то князья, чтобы установить мир и тишину в земле, признали права Святославичей на старшинство перед Мономахом и отдали черниговское княжение старшему Святославичу. За князьями-изгоями утвердили данные им еще Всеволодом города на Волыни и постановили – пусть каждый князь держит отчину свою, т. е. сидит на том столе, какой занимал его отец. Святополк остался в Киеве, где княжил отец его Изяслав, сыновья Святослава получили Чернигов, а Владимир Мономах стал княжить в Переяславле, городе отца своего Всеволода; дальние земли распределили между собою так же, как было при отцах их. Уладившись, князья целовали крест блюсти уговор.
– Если теперь кто-нибудь из нас подымет оружие на другого, – говорили они, – то мы все встанем на зачинщика, и крест честной будет на него же.
Все повторили:
– Крест честной на зачинщика и вся земля Русская!
Затем князья братски перецеловались и разъехались по своим княжениям.
Мир длился недолго. Одному из князей-изгоев, Давиду Игоревичу, показалось, что другой князь-изгой, Василько Ростиславич, не только получил лучшую волость, но еще думает присвоить себе и волость Давида.
Василько был известен своей предприимчивостью и воинскою отвагою, но он был человек честный и неспособный на клятвопреступление. Однако Давид все-таки стал говорить киевскому князю Святополку, что Василько замышляет зло против него, Давида, не спроста и не сам от себя, а умыслил вместе с Владимиром Мономахом, которому хочется выгнать из Киева Святополка и сесть на его место. Святополк поверил, допустил Давида не только схватить врасплох Василька, когда тот приехал на богомолье в Киев, но и ослепить несчастного князя.
Весть об этом преступлении всполошила всех князей. Мономах, когда узнал, что Василько ослеплен, ужаснулся, заплакал и сказал: «Такого зла никогда не бывало в Русской земле, ни при дедах ни при отцах наших». Все князья поднялись на Святополка, попустителя зла. Готова была разгореться жестокая война, но киевляне умолили старших князей не враждовать. «Молим вас, не губите Русскую землю, которую отцы и деды ваши собрали трудом своим великим, – говорили киевляне князьям, – ведь если начнете воевать между собою, половцы снова придут на нашу землю и опустошат ее всю». Изгои между тем начали резню. Старшие князья заставили было Святополка схватить Давида и прекратить тем борьбу князей-изгоев. Но Святополк не сумел этого сделать, был разбит Давидом и бежал в Киев.
Тогда князья опять решили съехаться и устроить порядок. Съезд состоялся в городе Уветичах, или Витичеве (1100). Собрались Святополк, Владимир Мономах и Святославичи. Пришел и зачинщик зла, Давид Игоревич. Он дерзко спросил собравшихся князей:
– Зачем меня призвали? Вот я! Кто на меня жалуется?
Владимир Мономах отвечал ему за всех:
– Ты сам присылал к нам: хочу, говорил, братья, прийти к вам и пожаловаться на свою обиду; теперь ты пришел и сидишь с братьями на одном ковре, что же не жалуешься? На кого тебе из нас жалоба?
Давид не отвечал на это ни слова.
Тогда все князья встали, сели на коней и разъехались по своим шатрам, каждый к своей дружине, а Давид сидел один: никто не хотел быть с ним и никто не пускал его к себе.
Посоветовавшись, князья послали к Давиду доверенных дружинников и велели сказать ему от имени всех князей:
– Не хотим дать тебе стола владимирского (на Волыни), потому что ты бросил нож между нами, сделал то, чего не бывало доселе на Русской земле; мы тебя не посадим в темницу и не сделаем тебе никакого другого зла, а ступай садись в Бужске и Остроге.
У Давида, следовательно, отняли лучшую волость и дали незначительную и бедную. Василько же остался княжить в своем городе и, хотя слепой, не раз еще водил свои полки против ляхов и возвращался победителем.
В начале 1113 года Святополк умер. С его смертью старшинство в княжеском роде и киевский стол должны были перейти к старшему Святославичу. Но потомство Святослава не пользовалось любовью киевлян, и они не захотели принять Олега Святославича, разграбили двор тысяцкого Путяты, державшего сторону Святославичей, и послали сказать Владимиру Всеволодовичу Мономаху, чтобы он шел княжить в Киев.
– Приходи, князь, в Киев, – говорили Мономаху посланные, – если же не придешь, то знай, что много зла сделается: ограбят не один уж Путятин двор, а пойдут и на княгиню Святополкову, на бояр, на монастыри, и тогда ты, князь, дашь Богу ответ, если монастыри разграбят!
Владимир Мономах должен был принять старшинство и отправился княжить в Киев, где и был принят горожанами «с честью великой».
Это новое нарушение старшинства, хотя и случившееся не по вине самих князей, должно было внести еще больше смуты и недовольства в их отношения.
При жизни сильного и всеми любимого Мономаха, Святославичи затаили свою ненависть и смирно сидели в Чернигове, который Мономах оставил за ними. Но они не простили Мономаху того, что считали нарушением своих прав, и впоследствии потомки Святославичей затеяли кровавую борьбу с потомками Мономаха по поводу и этого и других нарушений лествицы старшинства.
Так порядок княжеского старшинства в наследовании столов, нарушенный при самом своем возникновении, собственно никогда не существовал на Руси в своем чистом непререкаемом виде. Но, как идеал, этот очередной порядок господствовал в княжеской среде очень долго. При своих спорах и раздорах князья свои притязания и права стремились всегда обосновывать на данных очередного порядка, вкривь и вкось толкуя запутанные жизнью свои родовые соотношения. Устав от кровопролития, они устанавливали на съездах условное старшинство. Но таким условным порядком старшинства, конечно, не все бывали довольны, и порядок условного старшинства поэтому неизбежно таил в себя поводы и причины для новых «котор» и «коромол». К решению споров оружием князья прибегали, как к суду Божию. «Оже ны Бог рассудит», – говорили спорщики, обнажая оружие друг против друга. Но насильственно, оружием установленное старшинство было, конечно, еще менее прочным, нежели условное старшинство, установленное на съезде по договору или ряду.
По самому существу своему очередной порядок владения землей всем родом на основе старшинства был трудно осуществим в жизни.
Когда княжеский род разросся, стало очень трудно учитывать самое старшинство. Вообще старшинство приобретается летами, и при обычном порядке всегда бывает так, что дядя летами старше своего племянника. Поэтому дядя был всегда «в отца место» племяннику. Но, когда княжеский род размножился, часто стало выходить так, что иной племянник уже и бородат и женат, а кого-нибудь из его дядей еще баюкают в люльке. Конечно, старшему годами племяннику не легко было считать «в отца место» младенца-дядю.
Когда все счеты и расчеты старшинства в княжеском роде окончательно запутались, то каждый из князей стал почитать справедливым то, что ему было выгодно. Княжение стали тогда добывать себе силой, только прикрывая правилами старшинства свои личные выгоды.
Меж тем охранять эти выгоды тоже становилось все труднее. Было в обычае, что, чем старше князь, тем более доходный город давался ему в княжение. В привычках князей установился такой порядок, что известной степени старшинства соответствовал и известный город. Но уже с конца XI века начал меняться порядок доходности городов. Так, Переяславль Южный, когда-то третий по богатству город, совсем обеднел и стал менее доходным, нежели бедный когда-то Суздаль. Нарушился порядок доходности и других городов.
Понятно, что от этого происходило: младший князь сидел часто в более доходном городе, нежели старший. Отсюда взаимное неудовольствие, переходящее при первом поводе в усобицу.
С течением времени все увеличивалось количество князей-изгоев. С разрастанием княжеского рода труднее становилось младшему пережить всех старших и достичь великого княжения. Князья-изгои плохо мирились со своим незавидным положением вычеркнутых из лествицы старшинства и стремились добывать себе княжение силой. Так, упоминавшийся выше Давид Игоревич, тот самый, который ослепил Василька, предвидя после смерти отца, умершего раньше своих старших братьев, свою горькую долю, собрал дружину и ушел на устья Днепра. Здесь он захватил греческих купцов и отнял у них все товары. Другими словами, Давид, засев у ворот русской торговли, остановил все торговое движение по Днепру. А ведь днепровской торговлей жила и кормилась вся тогдашняя городовая Русь, от этой торговли богатела и княжеская казна. Идти на Давида войной было и далеко и не с руки, и великий князь Всеволод только тем и прекратил грабежи Давида, что дал ему особое княжение – город Дорогобуж на Волыни.