Эти обособленные личные владения получают новое название, называются вотчинами и уделами своих князей. Удел – это отдельное владение, постоянное и наследственное. Киевская Русь такого княжеского владения волостями не знала, как не знала и самого слова «удел». Это слово не встречается в южнорусских летописях. Южнорусский летописец рассказывает о волостях, городах, столах, княжениях, о переходе их от одного князя к другому по старшинству или путем захвата, строго осуждая такие случаи; он знает, как бывало и то, что княжение переходило по старшинству или в нарушение его от отца к сыну, но всегда он знает князя, как временного подвижного владетеля в волости, ее судью и военного стража; удела, передаваемого от отца к сыну по завещанию, в наследство, раздробляемого между наследниками по воле завещателя, южный летописец не знает.
Понятие о том, что князь является постоянным и наследственным владетелем земли, не совсем чуждое и князьям южной Руси XII века, на севере выросло и утвердилось, как господствующий порядок, из тех новых взаимоотношений между князем и населением, какие создавались по мере заселения северо-восточной Руси находниками с юга.
Суздальские князья Юрий Долгорукий, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо заботливо устраивали приходящих поселенцев. «Я всю белую Русь городами и селами великими заселил и многолюдной учинил!» – говорил Андрей Боголюбский.
Киевские князья так про себя сказать не могли. Там, на юге, князья были пришельцами в страну, в которой они нашли готовый государственный уклад, там всю землю устроили города с вечами во главе. Здесь же, на суздальском севере, народ приходил в землю, которую устраивал князь. Эта перемена не могла не отозваться на взаимных отношениях князей и народа и не изменить их в пользу верховенства первых. Почувствовав себя старше, князь, как первый заемщик и устроитель земли, стал считать себя и свою семью собственником этой земли. Ведь на его землю, по его зову идет народ, от него получает подмогу, значит, он, князь, и господин всего.
Край оживал на глазах князя: глухие дебри расчищались, пришлые люди селились на новях, возникали промыслы, новые доходы прибывали в княжескую казну. Князю казалось, что это он все делал, что это все плоды его личной деятельности. Отсюда и вырастала привычка смотреть на свое княжение, как на свою полную собственность, которую он сам себе заработал, а потому в праве распоряжаться ею, как хочет.
В XIII веке у князей Суздальской области и устанавливается такой взгляд на свои княжения. Они смотрят на них, как на свои хозяйства, уделы, которыми они владеют и которые устраивают, являются наследственными собственниками земли, судьями и хозяевами населения, которое живет в их владениях, уделах.
Как истые хозяева-вотчинники, удельные князья больше всего заняты увеличением своих хозяйств. Они неподвижно, всю жизнь, до смерти сидят каждый в доставшемся ему по отцовскому завещанию уделе и заботливо заняты лучшим устройством своего владения, чтобы побольше с него доходу получить, побольше земли примыслить, побольше людей-работников собрать, чтобы своим детям оставить доброе, хорошее, богатое наследие. Ради этой цели пускаются в ход все средства; кто посильнее, тот оттягивает куски земли, города и села у слабейших, пуская в ход вооруженную силу. Города и села даются и получаются, как приданое и наследство, продаются, покупаются. Пронырливому, достаточно дерзкому и упорному человеку представляется среди этих обстоятельств широкий простор и возможность постоянно увеличивать свои владения. С конца XIII и в XIV веке некоторые уделы разрастаются очень значительно, и в пределах их возникают новые удельные княжества, князья которых пошли от того первого князя, который этот удел основал; это значит, что его дети, внуки, племянники, получая в наследство земли и города из его приобретений, чувствуют себя в зависимости от этого родоначальника и готовы его именно и его ближайших наследников признавать великим князем. Так возникают с XIV века, наряду с владимирским великим княжением, считающимся, по традиции, старейшим, еще тверское, нижегородское, ярославское, рязанское и московское.
Завещая отдельные части своих уделов сыновьям и внукам, князья дробили свои владения все больше и больше. С каждым поколением все увеличивалось число мелких удельных княжеств.
По смерти Всеволода Суздальская земля распалась на пять частей между его сыновьями. Кроме старшего, Владимирского княжения, возникли удельные княжества Ростовское, Переяславское, Юрьевское и Стародубское. При внуках Всеволода число удельных княжений – двенадцать. Кроме названных, имеются еще выделившиеся из них княжения: Суздальское, Костромское, Московское – выделившиеся из Владимирского; Ярославское и Углицкое – выделившиеся из Ростовского; Тверское и Дмитрово-Галицкое – выделившиеся из Переяславского. Чем дальше шло время и чем более отдаляло князей отдельных уделов от их родоначальников – сыновей Всеволода, тем больше и дробнее становились уделы. Так, например, Ростовское княжество после того, как из него выделились Ярославский и Углицкий уделы, распалось на собственно Ростовское и Белозерское. В XIV и XV веках Белозерский удел распадается на уделы: Шелешпанский, Кемский, Сугорский, Каргопольский, Ухтомский, Судский, Андожский, Вадбольский, Белосельский, Белозерский. Ярославское княжество за это же время дробится на уделы: Моложский, Сицкий, Новленский, Юхотский, Заозерский, Кубенский, Курбский, Шехонский, Бохтюжский, Ухорский. То же дробление происходило и в большинстве других уделов.
Дробление это приводило во многих случаях к крайнему измельчению уделов. Так, в XV веке на речке Андоге, среди рассеянных по ее берегам сел и деревень, не было ни одного городка, а между тем здесь находилось целых три удела: Андожский, Шелешпанский и Бохтюжский. Самая резиденция иного удельного князя в этом краю имела вид простой барской усадьбы, одинокого большого двора. В XIV веке на реке Кубени стоял княжеский двор заозерского князя Димитрия Васильевича. Подле двора находился храм во имя Св. Димитрия Солунского, вероятно, этим же князем и построенный в честь своего ангела; в стороне от княжеского двора, по берегу озера, раскинулось сельцо Чирково, – вот и вся резиденция мелкого удельного князя тех времен.
По своему строю удельные княжества больше походили на большие и мелкие имения-вотчины своих князей, чем на государства. Удельные князья больше думали о хозяйственном устройстве своих владений, об их доходности и величине, чем об устройстве государственной жизни, законодательстве, управлении, о благах и удобствах живших в их княжествах людей. Ни одного законодательного памятника, исходящего от княжеской власти и сколько-нибудь общего характера, не дошло до нас от этих времен.
Татары не только не препятствовали, а скорее способствовали усилению удельного порядка: постоянное княжеское владение было для них удобнее, так как давало возможность легче и удобнее собирать дань; эту дань легче было спросить на том князе, который прочно сидит на своем месте и бережет свое владение, чтобы сохранить его от разорительного наказания за невзнос дани; такой князь позаботится, чтобы дань была собрана и послана в Орду вовремя.
Внутренней замкнутости и крайней раздробленности удельных княжеств немало способствовали общие географические условия Суздальской страны. Попав под татарскую неволю, край оказался как бы вырезанным из мирового общения народов, предоставленным самому себе. С юга запирала его беспокойная степь, с запада – враждебная Польша и Литва; на восток податься некуда: татары и пустыня; на север мерзлые тундры и льды Белого моря. Реки края текут в разных направлениях и течением своим образуют крайне прихотливую и запутанную сетку речных путей. Течения этих рек и речек создают удобные и ясные границы между отдельными большими и малыми частями земли. По течению рек и речек страна удобно и естественно распадается на отдельные части. Недаром большинство мелких уделов так и прозывалось по рекам, которые их орошают и течением своим определяют. Благодаря рекам и речкам, их обилию и характеру течения, создается прекрасная возможность передвигаться по этой глухой лесистой стране, но выбраться из нее на широкий морской простор нельзя. Самая большая река страны, Волга, впадает в закрытое Каспийское море и в громадной части своего течения пролегает по чужой и враждебной стране; Северная Двина далека и идет в льды; Днепр стал почти чужой рекой, Западная Двина – тоже.
Народу, поселившемуся здесь, волею судьбы предстояло жить своим трудом, работая только на себя. И вот широкая внешняя торговля, которая так характерна для киевского юга, замирает здесь совсем, превращается в узкую внутреннюю, еле прозябавшую. Главным занятием жителей становится земледелие. Города возникают здесь туго, да и то их обитатели по занятиям мало чем отличаются от жителей сел и деревень; села и деревни расставлены редко и немноголюдны.
И по внешнему виду городские и сельские поселения Суздальского края были иные, нежели в южной Руси. Там постоянные внешние опасности заставляли людей селиться теснее, большими по населению и сравнительно малыми по пространству городами и слободами. На суздальском севере пришлось селиться иначе. Среди лесов и болот поселенец не скоро находил удобное для поселка и годное для обработки место. Очень обширные такие места были редки и вкраплены в непроходимую чащу лесов, изобильно покрывавших этот северо-восточный угол Русской равнины. Селиться поселенцам приходилось небольшими деревнями, большею частью в один, два, три двора. Подготовка земли к обработке и самая обработка были очень тяжкие и трудные. На выбранном под пашню сухом месте поселенцу надо было выжечь лес, выкорчевать пни, немудреной деревянной сохой, часто не имевшей даже железных сошников, поднять целину. Выжигая лес, поселенец сильно удобрял золой суглинок и несколько лет подряд получал хороший урожай. Когда почва истощалась, земледелец покидал ее, «запускал в перелог», отсюда и такой способ обработки земли называется переложным. Свое жилье и работу земледелец переносил на другое место, иногда довольно отдаленное, ставил новый починок, подымал новь, опять несколько лет снимал урожай, а потом шел искать новой целины. Так, передвигаясь с места на место, земледельческое население нового края постепенно овладевало им и, проникая все дальше и дальше, добралось постепенно до Урала и Белого моря на севере и приблизилось к средней Вол