В 76 году до Р. X. китайцы решили напрячь все силы и истребить варваров. Для этого китайский полководец Пан-Чао организовал несколько огромных армий, которые, двигаясь по определенному плану, должны были охватить варваров железным кольцом и задавить их. План частью удался. Стиснутые китайцами в предгорьях Алтая, варвары прорвали окружавшее их железное кольцо и бежали далеко в степи. Это они показались много позднее между Уралом и Волгой, затем на Кубани и наконец на Дунае. Мы знаем их под именем гуннов, аваров, мадьяров, или угров, а еще позднее, как печенегов, кипчаков и половцев, или куманов.
Все это были отдельные волны моря варваров одного племени, вытолкнутых из азиатских степей великим брожением, произведенным китайцами в начале нашей эры.
Судьба варваров, попавших в дикие степи нижнего Поволжья и Урала, была не одинакова с теми, которые попали на юг Средней Азии между Китаем и Персией. В то время как первые остались дикарями и кочевниками, вторые под влиянием арабов и частью Византии стали быстро цивилизоваться. Уже в IV веке здесь появляется христианство. В 503 году существуют епископства в Герате и Самарканде, в 718 году патриарх Тимофей посылает священников в Каракорум. Отсюда христианство распространяется среди монгольских народностей нынешней юго-западной и южной Сибири; свидетельствуют об этом христианские надписи на китайском и тюркском языках, находимые на могильных плитах в Семиреченской области, в Прибайкалье и в других местах этой части Сибири.
Племена тюрков образовали независимые государства, которые, однако, не прерывали сношения друг с другом и с Китаем. Один из властителей Алтая посылал посольство в Византию и предлагал империи через свое посредство союз и прочное общение с Китаем. В Византии VI века не редким явлением были тюркские и китайские купцы.
Благодаря постоянному общению отдельных тюркских племен друг с другом, в среде их зародилась мысль объединения всех их и завоевания мира. Благодаря грамотности и широкому торговому общению, мысль эта сделалась скоро национальной мечтой. Скоро явился и человек, который попробовал осуществить ее. Это был некто Темучин, принявший имя Чингисхана, т. е. великого государя. Человек этот любил говорить, что душа всякого действия заключается в том, чтобы оно было доведено до конца. Начать и довести до конца он задумал создание монгольской империи, которая объединила бы все народности тюркского происхождения от Тихого океана до Дуная. Человек необычайной силы воли, ума и таланта, Темучин скоро и легко объединил около себя монгольские племена тюрков и бросился на Китай. Старая Китайская империя защищалась геройски, и Темучину потребовалось 24 года упорной войны, прежде чем было сломлено могущество Китая. Для этой борьбы ему пришлось поднять все тюркские племена, потребовать от всех помощи людьми и деньгами. С этой целью во время войны с Китаем Темучин отрядил часть своих войск, около 25 000 человек, под начальством одного из лучших своих генералов – «богатора» Субутая, через Кавказ на юг нынешней России к кочевавшим здесь тюркским племенам кипчаков, чтобы возвестить им монгольскую славу и привлечь их к общему делу.
Войско Темучина состояло из конницы и было разделено на отряды по тысяче человек в каждом. Боевой единицей являлся отряд в сто человек, который строился в десять рядов, так что во фронте находилось десять человек. Воины первых четырех рядов носили доспехи из железных блях, скрепленных ремнями, или чешуйчатые железные панцири. Оружием их были лук, кривая сабля и копье. Кони их тоже были защищены латами. Оборонительное оружие воинов шести последних рядов состояло из кожаных колетов или из кольчуг; сидели они на легких конях, не защищенных броней, а вместо копий имели дротики. Из этих эскадронов по сто человек составлялись полки по пяти тысяч каждый; десять таких полков образовали корпус.
Живший в то время возле современного Тифлиса армянский священник Кирьяк был взят в плен во время похода Субутая. Субутай определил его к себе в секретари и переводчики; Кирьяк во время этой службы составил записки, в которых рассказывает, как монголы переходили через Кавказский хребет, заваливая пропасти деревьями и камнями. Обитавшим здесь кипчакам, раздавая им подарки, они говорили: «Вы наши братья, а аланы (вероятно, осетины) чужой народ и вам и нам; вы не должны им помогать, вы должны идти с нами!»
Но кипчаки были темные люди, давно утратившие всякую, даже отдаленную память об общей монгольской прародине. Подарки они брали очень охотно, но разговоры о монгольской славе трогали их мало. Монголы меж тем разгромили черкесов, по-китайски «сер-ке-су», и лезгин, а среди своих братьев кипчаков стали заводить свои порядки, накладывали для сбора податей тавра на их коней, пересчитали всех взрослых мужчин, стали набирать из них полк. Всюду на своем пути Субутай назначал своих «дарога» – губернаторов, при которых возникал «ямынь» – канцелярия с монгольскими чиновниками для управления страной и для сбора дани; на путях в направлении к столице Чингисхана были поставлены «ямы» – станции, где держали лошадей для гонцов от полководца к Чингисхану и просматривались пропуски, которые давались в ямынях проезжим. За всякое сопротивление монгольскому дароге и его чиновникам виновные беспощадно карались смертью. Кирьяк дает яркую картину этой приказной тирании, которую всюду устанавливали монголы. «Они прислали, – говорит он, – управителей со множеством чиновников, которые их сопровождали. Им было поручено переписать народ, и они записывали всех, начиная с десятилетнего возраста, кроме женщин. Они наложили подати на всех трудящихся, на рыболовные пруды и озера, железные рудники, кузнецов и каменщиков. Но они всегда щадили священнослужителей и не требовали от них никакой подати. Затем они обезоруживали население; кто имел меч, тот прятал его из страха, чтобы его не казнили, если у него откроют оружие».
Все эти меры напугали прикавказских половцев, кипчаков, и они бросились от этой напасти в степи по направлению к Дону, где жили степные половцы – их постоянные приятели и союзники. Своими рассказами кипчаки так напугали половцев, что хан их Котян обратился за помощью к своему тестю, галицкому князю Мстиславу, которого китайские летописи называют Ми-чи-се-лао Малый, в отличие от киевского Мстислава – Ми-чи-се-лао Большого. Мстислав, как известно, поднял на помощь половцам всех южнорусских князей. Субутай меж тем решил примерно наказать кипчаков за измену общему делу и двинулся вслед за ними. Скоро он узнал, что союзники кипчаков, половцы, обратились за помощью к народу Руси. Тогда-то он и послал сказать русским князьям, узнав, что они идут против него: «Мы не на вас идем. Пришли мы на рабов своих и конюхов, на поганых половцев, а с вами у нас нет войны».
Русские князья не поверили послам, пошли навстречу татарам и были разбиты на реке Калке (1223). Но полководец Чингисхана говорил правду: у него не было приказа воевать с русскими, а дисциплина в армии Чингисхана была такова, что никто не смел делать ничего сверх приказанного. На Кавказе Субутай очень сошелся с венецианцами, которые давно уже прознали торговые пути в Персию и, есть основание думать, проникали даже в Китай через нынешнюю Персию и Афганистан. Быть может, монголы уже там знали венецианцев. Торговыми соперниками венецианцев были генуэзцы, имевшие многочисленные фактории в Крыму. По указанию венецианцев, Субутай отправил отряд своих воинов в Крым, чтобы разорить генуэзские конторы. Другой отряд его войска взял было прямое направление на Киев, через который продолжала идти богатая транзитная торговля Востока с Западом и где венецианские купцы имели свои конторы, но, кажется, во главе торговли не стояли. Генуэзские поселения в Крыму были разорены, но до Киева Субутай не дошел и повернул обратно, будучи отозван своим государем.
Таким образом оказывается, что татары, или монголы, вовсе не были таким диким и неведомым народом, неожиданно, как гнев Божий, нагрянувшим на Русь. Конечно, среди народностей, составлявших армию монголов, было много дикарей, но вожди и те, кто составляли силу войска, отнюдь не были дикарями; это были люди, воспринявшие китайскую цивилизацию, испытавшие влияние арабов, выработавшие своеобразную военную тактику и проникнутые идеей национального величия, которое должно было вести их к завоеванию мира. Сам Чингисхан чрезвычайно уважал науку, знание, просвещение. Себе он исходатайствовал китайскую ученую степень задолго до того, как покорил Китай, а своих сыновей заставил много учиться; ученые, ремесленники, художники были у него в большом почете.
К 1225 году Чингис закончил завоевание Азии. «От года Дракона до года Пса, – пишет китайской историк, – государь водворял порядок и законность среди своего великого народа, установлял свою власть и свое правительство на прочных столбах, доставлял мирную работу ногам и рукам и увеличивал счастье и благосостояние всех и каждого».
По смерти Чингисхана его империя, захватившая в свои пределы всю Азию, распалась на четыре части. Китай, Тибет и часть Татарии составили первое по значению государство, властитель которого именовался великим ханом; страна к западу от Алтая образовала второе государство; область Персии являлась третьим, а страны к северу от Каспия и Черного моря образовали четвертое. Скоро раздробились и эти четыре основные государства, и к XIV веку потомки Чингиса потеряли Китай, Персию и властвовали только над кочевниками. Но по этому позднейшему факту нельзя судить о монголах, завоевавших всю Азию и Русь, как о дикарях-кочевниках.
Чингисхан умер в 1227 году. Сын старшего его сына Батый, прозванный добрым господином, еще при жизни Чингиса был отправлен на далекий запад империи. Чтобы отвлечь его от мысли сделаться великим ханом, на что он имел право, как старший внук Чингиса, ему задали работу двинуться на запад до Туны, т. е. до Дуная, и покорить эти страны. Сам Батый был человек добрый, бесхарактерный, бездарный и ленивый, и двоюродные братья звали его бабой с бородой. Такой человек в полководцы не годи